страхе не сопротивлялась, и человек не упускал редкий случай. Но… Внезапно вой перешел в крик, потом послышалось рычанье.
— Мама родная! Кто это вопит? — проснулись родственники.
— Уж с час душу выматывает!
— Чего ему на погосте не лежится?
— У-у-х-х, ха-ха-ха! — услышали отчетливое.
Зубы у всех выбивали дробь.
— Ай-яй-яй! — взвизгнуло над головами. По крыше что-то с шумом грохнуло, пробежало и с гулом упало на землю.
— Да уймись ты, старый черт! — ругнулся Степан, думая, что отец даже мертвый, решил помешать его примирению с Кларой.
На чердаке уже все проснулись. Спать стало невозможно. Взрослые люди, как испуганные дети сбились в кучу.
— Пошли в дом. Тут все равно не уснем! — позвал Толик.
— Он и там достанет, — хлюпала Настя.
Когда вошли в дом, нечаянно разбудили мать. Та, прислушавшись к звукам, перекрестилась, подошла к печке, закрыла задвижку и сказала:
— Ветер на дворе разгулялся. А задвижку я забыла закрыть. Тут еще труба повалилась, все одно к другому. Ежли б трубу заткнуть, станет тихо. Это ветер фулюганит.
Иван не дожидаясь, кто решится, вперед всех, раньше других забрался на крышу и заткнул трубу телогрейкой покойного. И сразу стало тихо. Словно и не было ничего.
— Что теперь отчебучит папашка? — взялся Степка за сигарету, в душе ругал Прохора последними словами. Еще бы! Сорвал примирение на самом взлете.
— Чтоб тебя черти взяли! — обижался мужик то ли на ветер, или на покойника.
— Пошли спать! Теперь никто не помешает, — позвал Клару на чердак, но та категорически отказалась:
— Лучше на полу, но в доме! — заупрямилась баба. Все устроились в комнатах. Каждому нашлось место. Люди заснули и не услышали, как под утро пошел ливень. Он шел стеной, не прекращаясь ни на минуту. Он барабанил по крыше, в окна, под его голос хорошо спалось. Но вскоре обитатели дома снова проснулись. Не удержала крыша и с потолка в дом потекли ручьи. Когда Степка открыл дверь во двор, удивленью не было предела. Даже крыльцо оказалось в воде. Двор не узнать, он потонул, превратился в озеро, а дождь не прекращался, казалось, он только набирал силу.
— Степка, мне в туалет надо, — взяла за руку Клара, беспомощно глянула во двор, ахнула от ужаса.
— Какой туалет? Туда не пройти, только вплавь.
— А что делать? — округлились глаза.
— Выйди в сарай, там на ведро присядь.
— Проводи, — погладила Степкино плечо. Тот рассмеялся:
— А что за это поимею? Ведь никогда не провожал подружек в такое место.
— То подружки!
— А ты кто? — повернулся мигом. Обнял, прижал к себе накрепко.
— Бандюга! Даже за это навар сорвать решил! Во, отморозок!
— Ладно, коль ты так обо мне думаешь, придется с тобой согласиться, — подхватил бабу на руки, принес к двери сарая, открыл, но и там воды по колено.
— Что делать? Придется в кладовую идти. Там должно быть сухо, — открыл двери и ждал бабу.
— Ну и не повезло нам, — вышла Клара.
— Кому как! Жизнь в деревне постоянный экстрим. С этим надо смириться, иначе не выжить! Зато ругаться и разводиться никто не думает. Ни времени, ни желания нет, — обнял Клару, прижал к стене.
— Степка, не зверей! Нельзя ж вот так, прямо в коридоре!
— Мириться можно где угодно!
— А ты меня спросил?
— Зачем? И так понятно. Если б не хотела, рядом не легла. Случайность помешала. Зато теперь не отпущу! — сдавил Клару в жестких руках. Та не стала вырываться, расслабилась. И… в это время в коридор вышла Настя и, смутившись, сказала:
— Мы вас всюду искали. Пошли завтракать. Все на столе. Обоих ждем, — ушла в дом, покраснев.
— Я со своею недавно помирился. А то до разрыва дошло. Разводиться собрались. Все отец устроил. Завалился без предупрежденья и давай моих шпынять, жену с тещей и ребенка. Спросить бы, какое ему дело до них? Так прикопался, зачем они укладки и маникюр делают, деньги на чепуху изводят, одеваются паскудно и красятся как обезьяны. Обоих обозвал и сказал, что приведет мне нормальную бабу, а этих взашей выкинет. Ну, мои смолчали. Он к ребенку пристал, зачем ему так много игрушек накупили? К чему баловать с малу? Вот тут и прорвало моих. Когда вечером вернулся с работы, жена с тещей и сыном во дворе ожидали, рассказали о госте. Ох, и завелся тогда! Вошел в квартиру, а отец лежит на диване в грязных носках, в портках, какие колом стояли, ну и взял его в оборот. Да так, что углов мало показалось. Он мне в ухо заехал, я ему в дых. Впервые насмелился на него поднять руку. Он не ожидал. А я не мог себя сдержать и выкинул из дома. Но мои не дождались, уехали к теще. Я жену с ребенком только через неделю вернул. Теща до сих пор не приходит, обиделась. А за что? — рассказал Толик.
— Выходит, всех достал! Не только нас! — хмыкнул Степан, посмотрел на Клару.
— Толик не позволил ребенка бить, и самого выкинул из дома! Постоял за семью! А ты ничего не смог, молчал, как лопух! — вскипела баба вспомнив:
— Как он меня обозвал тогда, а за что?
— Ну, насчет оскорблений, давай не будем! Ты у него в долгу не осталась, полную пазуху натолкала. А вот насчет Алеши, молчу. Надо было ему вломить. Но не насмелился!
— Степка! Ён же тебя за эдакое на кулак бы замотал. Иль запамятовал, как Прохор бился с деревенскими, один супротив всех мужиков! Его неможно было злить. Сам ведаешь, мог душу выпустить окаянный бес, — всплеснула руками мать.
— А как же Толик одолел и выгнал?
— Соседи милицию вызвали. Шум услышали и выручили меня, — признался брат тихо.
— А нас подвел под развод! — сознался Степка глухо.
— Как? — опешили все за столом. Мать, глянув на сына, заплакала:
— Выходит, разбил семью, проклятый лешак?
— Степка, что же ты молчал?
— А чем бы помогли?
— Эх-х, вы, дурачье, нашли из-за кого скандалить и разбегаться!
— Мне больно было за сына, что не сумел защитить от своего отца, — заплакала Клара.
— Знаешь, мы от него не могли отнять свою мамку! Уж ее каждый день мордовал. А нас заступников, всех вырубал одним ударом. До бессознанья вламывал всем. А потом каждому медведю в лесу хвалился, что башки нам на задницы свернул!
— Иль не могли кучей на него насесть и одолеть? Хотя бы за мать? — не верилось Ивану.
— Сколько раз пытались. Так он калеками чуть не оставил. Всякое бывало, от того и теперь простить не можем. Вон Настю с Анкой чуть не порешил. Они тогда вовсе зелеными были. Еле откачали их. Страх перед ним в крови сидел. И неспроста.
— А от чего он был таким психом? — не выдержал Димка.
— У них в роду все мужики были буйными. Когда-то их раскулачили. Отняли все и сюда пригнали как на высылку, насовсем, голых и голодных. Со всей семьи и половины не осталось. С голодухи и от холода, от болезней поумирали. Живые озверели от горя. Местные с ними не дружили и не помогали, от того лютовали, что вкруг себя людей не увидели. Потому оборзели на всех, никому не верили, никого не признавали. Так вот и жили ворогами, — говорила мать.
— А как вы за такого замуж вышли?
— Полюбила его, красивым был, ладным парнем, все умел. Золотые руки имел. Вот и вышла бездумно.
