надеялся. Выводы надо делать вовремя. А я промедлил, — вздохнул Иван.
— У тебя хоть разрыв безболезненный. Разбежались, как два катяха в луже, и все на том. А у меня дети, две девчонки, с ними не разведешься. От жены тоже никакого толку. Сидит в доме чучелом. Я не хуже тебя, сам всюду. Да с дочками заботы. Одну в детсад, другую в школу отвести. Теперь младшая в третий класс пошла. Старшая влюбиться успела. Секретами со мной делятся, матери ни слова не говорят. Да и о чем? Мы с нею, как два квартиранта, давно по разным постелям спим, — признался Коля.
— А зачем терпишь? Подналадь под задницу и пусть линяет! — отозвался Дмитрий.
— Куда пойдет? Ей уходить некуда.
— Тебе то что? Где-то она жила до замужества!
— Дело не в жилье. Есть у нее квартира. Но… Сколько лет прошло! Куда ее прогоню, не выкину ж как собаку! Пусть не жена, но детям мать, они меня не поймут, если выгоню бабу. Надо ждать, пока вырастут дочки. Если терпение лопнет, сам уйду к матери, чтоб не сорваться ненароком, — оглядел Николай друзей.
— Зачем к матери? Она ж далеко от центра живет, давай ко мне! Места хватит, я теперь один. Вдвоем веселее! Уломал?
— Нет, Ванек! Уйди я от бабы, она девчонок голодом заморит, вовсе запустит, а ведь они и мои дети. Не ради бабы, ради них терплю. Еще года два нужно продержаться.
— А я думал, что у тебя все кайфово, и никакая кошка меж вас не бегает! — встрял Степа.
— Какая там кошка? Самому жрать подчас нечего. Магазин на первом этаже, так даже не опустится за продуктами. На базаре три года не была. Ее туда дубиной не выгнать.
— А почему? — удивился Димка.
— Не знаю. Ленится продукты носить на третий этаж. Ждет, когда я доставлю. Но повесь их хоть на нос ей, путем не приготовит, — отмахнулся Николай, добавив:
— Дай Бог мне терпения…
— Как она к отцу относилась?
— А никак! Они не общались, не признавали друг друга. Он много раз говорил, что жить с нею не смогу и заранее должен подготовиться к разводу. Но зачем? Я просто уйду и все на том. Скандалить не буду, что-то выяснять ни к чему. Мне все известно. Знаю, она тоже вздохнет с облегченьем. Мы порядком надоели друг другу и, оставив ее, лишь себе сберегу здоровье.
— Это верно! Баб не нужно сажать на цепь и привязывать в доме. Зачем? Их надо почаще менять, не держаться за них, не петь про любовь. Попользовал одну, чуть надоела — дай пинка под задницу, меняй на другую. Вон как я! Забыл, какая по счету у меня канает. Сбился! Чего вокруг носиться и ублажать! Их нынче, как говна вокруг, кучи! Только свистни, мигом примчат. Выбирай какую хошь! Было бы желание! В нашем деле оно главное! — хохотнул Степан раскатисто и оглянулся вокруг, заметил:
— А народу привалило! Гляньте, свободных столов уже нет.
— Ребята, давайте отца помянем. Уже год прошел, как его нет, — напомнил Николай.
— Прости, дружбан! Мы не забыли, зачем сюда пришли. Но как заговорили про баб, словно перца на душу насыпали и снова внутри все горит от обиды и боли. Ты уж не серчай, — извинился Иван за всех разом и первым взял бокал в руки, обнял ладонями:
— Земля пухом, царствие небесное, память вечную усопшему Петру Алексеевичу! Мудрый, хороший был человек. Он всем нам был отцом, любимым и родным. Такие потери долго не забываются…
Мужчины согласно закивали головами, молча выпили. И только налили по второй, грянула музыка. Совсем некстати. Друзья поморщились. Они забыли об оркестре. А он входил в раж.
— Черт бы его взял! — хмурился Степа, он не любил громкую музыку и крикливые глотки. Глянул разъяренным быком на танцующих. И увидел пышнотелую деваху, сидевшую за столиком, совсем рядом, она приветливо улыбалась и, подмаргивая, приглашала потанцевать.
— Ну, кореши, женщине отказать не могу! — спешно встал и пошел навстречу, выкручивая ногами вензеля.
— Молодец, Степка! Мужик! Смотри не оплошай, — пожелали вслед друзья.
Не усидел и Димка. Тоже поднял из-за стола худенькую, нежную блондинку. А тут и к Коле подошла бабенка:
— Ну, пошли, что ль, козлик мой! Оторвемся, покуда не штормит на полубаке. Чего ты «рубильником» в салат влез? Успеешь пожрать! Давай оттянемся по полной программе! — потянула за собой за локоть.
Баба скакала, вертелась волчком, Николай топтался на одном месте, вяло перебирая ногами.
— Ты чего? Иль полные штаны навалил, а теперь уронить боишься? Скачи, прыгай, крутись на одной ноге. Докажи, что мужик! Иначе ни одна баба в постель не примет, — смеялась, открыв все зубы.
— Я эти танцы не умею, не получается, — оправдывался человек.
— Чего тут мудровать? Дергайся куда поведет, прыгай, чтоб ни уши, ни яйцы не отдавили! Крутись, пока бока самому не промяли и меня завлекай!
— А как? — не понял Коля.
— Вот так! — прогнулась в спине, затрясла животом и всем что ниже пупка, покрутила задницей так, что у Николая в глазах зарябило.
— Классно! — вырвалось невольное. Человек не сразу заметил, как вокруг них расступились танцующие, давая место бабе, ей аплодировали. Она, подогретая вниманием, подскочила к Николаю:
— Ну, теперь доперло, чем бабу приманивать нужно? — хотела ущипнуть за задницу, но ее тут же развернул к себе громадный парень и сказал:
— Выбери меня! Зачем тебе заморыш! Со мною не замерзнешь! Я покажу тебе, какою бывает ночь в Ираке! — теснил бабу к выходу, та не сопротивлялась, лишь для видимости крутила глазами изображая козий страх, но ей никто не верил. Танцующие, узнав бабу, зашептались громко:
— Это ж Анька! Ну да! Та самая! Ее и на рынках и в магазинах колотили за блядство. Всю жизнь с прожекторами на глазах ходила. В последний раз даже от мужиков досталось.
— Не поделили?
— Она всех наградила! Одних лобковыми, другие в венеричку загремели. Вломили классно и все ж жива!
Николай, наслышавшись, с кем танцевал, сгорая со стыда и вернувшись к столику, повернулся спиной ко всему залу, попытался поскорее забыть недавнюю партнершу.
— Чего краснеешь? Эту бабу весь город знает, особо мужская часть. Раньше она на панели промышляла, ночами. Говорят, теперь фирму свою открыла и даже купила дом на Гавайях. Уж и не знаю, правду ли базарят, но птаха шустрая и наглая. С нею ухо востро держи. Этот, какой ее заклеил, в городе недавно. Свои мужики даже здороваться с нею стыдятся, чтоб не потерять имя и репутацию. Советую и тебе держаться подальше от Аньки. Видно, давно в свет не вылезал, коль не зная, пошел танцевать с этой профурой, — говорил Степа посмеиваясь.
— Не-ет, мужики! Ну, я торчу, как она лихо гузном трясла! — хохотал Димка.
— Ладно, проехали, хватит о ней! — взмолился Николай.
— Чего заходишься? Мужик и о последствиях всегда знать должен заранее, — поддержал Степан друзей и предложил:
— Выпьем за мужиков! И за нас!
— А мы разве не мужики?
— Мужчины те, кого любят! А нам не повезло. Облом вышел. Значит не все в ажуре!
— Степка, ты не прав! Я бабью дурь на себя не возьму. И еще найду ту, какая меня полюбит!
— Ваня! Да не обойдет тебя судьба. Пусть подкинет послушную, умелую мартышку, чтоб была хорошей хозяйкой и любящей женой.
— Наверное, все сразу не бывает в одной обойме. Чего-то обязательно не хватит. Да и не умеют любить бабы! Во всяком случае, лично я не верю в такое. Они обожают сладости, тряпки, украшения. А мужика на себя не нацепишь. Да и меняют они нашего брата чаще, чем нижнее белье. Потому путаются, кого ругать, кого хвалить, — заметил Степан, философски подняв палец.
— Женщин разумом не постичь. Им недоступна логика. Возьми любую — в голове сумбур, в поступках полная неразбериха. Возьми хоть мою сестру, прожила с мужем больше десяти лет. Все нормально
