продают вместе с путевкой.
— А что случилось? Почему врачи понадобились? — спросил Николай.
— Мы ребенка ждали. А случился выкидыш. Был бы сын. Но пятимесячные не выживают. Умер. И мы снова остались втроем. Теперь уже надеяться не на что. Доктора так и заявили, мол, для родов свое время отпущено. С годами бабный организм изнашивается и на беременность становится неспособным. Ну, добавили, что не стоило так долго предохраняться регуляторами семьи, что после длительного применения этих таблеток потом рождаются ущербные дети, всякие дебилы, дауны, с физическими недостатками. А потому, Колян, нет у меня больше шансов стать отцом вторично. Да и Кларка наотрез отказывается испытывать себя. В этот раз чуть выжила. Большая потеря крови случилась. Чуть дуба ни врезала. Дальше уже рисковать неохота.
— Она что-то тяжелое подняла?
— Нет, на работе психанула. А тут еще этот лифт. Стала выходить на своей площадке, впереди нее две слонихи-соседки, пока они вышли, моя последней оказалась, двери стали захлопываться и сыграли по пузу. Теперь пойми, от чего не стало сына? Причин тьма, а жизни нету, — почернел мужик с лица.
— Я ж как думал, что бабе забеременеть, как насморк зацепить. Оказалось, хрен там! Особые условия нужны! — покрутил головой Степан и продолжил:
— Мою на выходе из лифта враз скрутило. Едва вошла домой, у нее все полило и поплыло как из худой бочки. Позвонила мне и в неотложку. Пока в больницу привезли, пацан уже выскочил. И сама чуть не накрылась. Какой там спасти сына! Он через минуту дышать перестал. А у Кларки сердце сдало. А легко ли ей? Больше половины срока выносила. Готовились, ждали, имечко придумали, хотели Ромушкой назвать. Но где там! — обхватил руками голову.
— Погоди отчаиваться, Степка! Вот отдохнет баба, глядишь, наладится, и следующий ребенок родится нормально. Главное, не комплексуйте.
— Нет, Коль, Кларку уже не уговорить. Ее в этот раз, считай, из могилы подняли. Сами врачи не верили, что выживет с такой потерей крови.
— Степка! Бабы — народ особый. Через месяц-другой, многое забудется. У них в крови стремление к материнству, ради этого и боль, и муки терпят и снова беременеют и рожают. Их ничто не остановит.
— Колька, рожать, это одно дело! Тут я с тобой согласен, все вытерпит. Здесь же выкидыш!
— Степ, просто в этот раз осторожнее будет.
— Знаешь, пока своим глазами не увидел, тоже думал, что все спокойно обойдется. А тут гляжу, баба белая, как холодильник. И слова сказать не может. Все у нее в отрубе. Только слезы из глаз ручьями бегут. Сколько мы с ней живем, мне никогда не было так жалко свою бабу. Скажи тогда что мне надо голову положить и сдохнуть, чтоб она выжила, я и на секунду не задумался б!
— Степка! Не рви себе душу. Ведь обошлось! Кларка сейчас дома?
— В парикмахерскую послал, чтобы в порядок себя привела. Не даю ей в депресняк влететь. Велел к портнихе наведаться. Ну, а сегодня вякнул, чтоб в маникюре вернулась и голову в порядок привела. А то уже за собой следить перестала. А ведь я мужик в семье! Считаться надо, уважать меня, не ходить по квартире растрепой на моих глазах.
Колька, услышав от Степки такие доводы, рассмеялся от души:
— Какие мелочи тебя беспокоят! О чем завелся! Я внимания не обращал в чем ходит Валька. Едва успевал поворачиваться и управляться всюду. И везде бегом. Теперь вот примирения запросила. У меня даже мысль не шевельнулась наладить с нею отношения. Уж лучше одному прожить до конца дней!
— Все они стервы и сволочи! Какую ни возьми. Сколько баб мы познали, ни одной путевой. И моя не без горба! Но к ней привык, стерпелся. У других, как вижу, еще хуже. А живут, куда деваться. Вон мы с Кларкой второго ребенка родить хотели, а другие и одного не желают иметь. Для себя живут, без морок и заботы.
— Давно я твоего Алешку не видел. Как он нынче, учится?
— Коля, ты б его не узнал. Он вымахал с меня ростом. Ты ж у нас года три не был. Рослый малец вымахал, вот только худой как жердь. Уже девчонки ему домой звонят. Уходит из дома, возвращается поздно. Потому решились на второго, что Алешка у нас слишком ранний. Женится и все на том. Или уведут девки, или сам уедет куда-нибудь учиться. А мы с Кларкой одни останемся.
— У тебя Алешка! Он в подоле не принесет! А вот моя младшая! — рассказал об Артуре.
— Слушай! Нам Алешку с Анжел кой подружить надо! Вот будет пара! Отобьем твою девку от зарубежного хахаля!
— А чем твой лучше? Этого она любит. Кажется и он к ней присох. Ни на шаг от нее…
— Коль, мы тоже такими были. А потом поняли, что бабы друг от друга только нижним бельем отличаются, еще украшениями. Зато хвати изнутри любую, все дряни одинаковы!
— Степ! Не заходись! У тебя все в норме. Как-то наладилось. Теперь живете спокойно.
— За спокойствием Кларка в Турцию отвалит. Я от нее отдохну. Для меня и месяц подарок. Ох, и оторвусь! Вспомню былое! А то уже задыхаюсь дома, свежего воздуха перемен не хватает. Все эти жалобы, стоны, слезы. Устал! Хочу нормальных баб! Хохотушек, здоровых телок, чтоб плясали и пели, чтоб задирали ноги до потолка, прыгали и смеялись так, чтоб стены дрожали. А то сам скоро заплесневею рядом с Кларкой. Я ж ей вякнул, что скорее сам рожу, чем она забеременеет!
— Ну и как она? Небось, мигом за каталку ухватилась? — прищурился Коля.
— Нет! На каталку силенки нужны. Их пока не хватает. Зато Алеха услышал и ржал как конь. Так и ответил:
— Покуда брата мне родите, я сам дедом стану.
— Вот отморозок брехнул! Под самый дых саданул без промаха, — пожаловался Степан.
Они еще поговорили о детях, поругали жен. Степан собрался уходить, напомнил о детали для машины и тут зазвонил телефон Николая. Человек, услышав знакомый голос, разулыбался, глаза засверкали радостью.
Степка по лицу друга понял, что тому позвонила баба. И ни какая-нибудь дешевка, а та, какая дорога.
Степан махнул рукой и вышел в дверь, сутулясь. Сколько ни ругай баб, а все же тянет к ним мужиков. Через все синяки и шишки на душе перешагивают, забывают боль и обиды, предательство и откровенную подлость. Друг другу мужики десятой доли того не простили б. А женщинам многое сходило с рук. Но почему? Кто из мужчин не переживал, не спал ночами, не выкуривал за ночь по пачке сигарет, не напивался вдрызг до бессознания, не колотил углы и стены озверелыми кулаками, ни хватал за горло баб, поклявшись урыть благоверных за измену? Сколько мужиков разведясь или попросту покинув семью, не давали себе слова никогда больше не жениться и не возвращаться в семью ни под какие уговоры и обещания. Сколько их, прокляв любовь, уходили в ночь, в никуда. И все же многие из них возвращались, перешагнув через самих себя. Кто не перенес боль от женщины, тот не прожил жизнь!
— Баба? Да кто она? — усмехаются криво вслед женщинам. Но, чуть сгустятся сумерки, забыв все сказанное днем, крадутся и спешат мужчины к женщинам. Иные, озираясь по сторонам, другие спешно шмыгали в дверь. И лишь немногие шли открыто, не роняя ни имени, ни достоинства. Им нечего было стыдиться. Ведь ни в душе, ни в мыслях не держали ничего порочного. И никогда не осуждали женщин.
Они могут нравиться или отталкивать, но право выбора всегда оставалось за мужчинами. Они решали, какой отдать предпочтенье, какую выбрать на время или навсегда…
…Едва Степка вышел на площадку, Николай закрыл двери на ключ, чтоб никто не мог подслушать или помешать разговору:
— Здравствуй, Маришка! Я сразу тебя узнал. Как твои дела?
— Вроде все нормально.
— Когда сможем увидеться? Я один, можем ко мне свернуть, пообщаемся, если ты не против?
— Давай сегодня увидимся. Завтра неизвестно как сложится день. А сегодня запросто могу к тебе часа на три оторваться, — отозвалась охотно.
Они встретились неподалеку от дома Марины. Женщина выпорхнула из подъезда яркой бабочкой. Нарядная, отдохнувшая, она была похожа на цветущую розу, сбежавшую с клумбы.
Русые волосы уложены в аккуратную укладку, яркими звездами сверкали синие глаза. Умеренный
