— Если бы два года назад мне сказали, что я способен целый день пролежать в луже и считать это обычным комфортом, не поверил бы. Я же что ни на есть самый настоящий избалованный горожанин.
— Лежи, избалованный горожанин, и помалкивай, — сердито шикает Лысенко. — Смотри, патруль появился.
«Теперь их трое», — отметил Егоров.
Впереди шел охранник с овчаркой на поводке. Собака резво трусила, натянув поводок и низко опустив голову к земле. За ними, осматривая путь, шагали еще два охранника с автоматами.
Возвратился наряд, как и прежде, через полчаса. А вскоре со стороны Маневичей пробежала бронедрезина, короткими пулеметными очередями обстреливая лес. Пули просвистели так близко, что заставили партизан приникнуть к земле.
— Предварительное прочесывание, — прошептал Лысенко. — Сейчас поезд пойдет.
И действительно, дрезина еще не вернулась, а на перегоне послышался шум поезда. Шел он медленно, впереди паровоза на бегунках была укреплена длинная решетка, нагруженная бутовым камнем. На площадках вагонов — пулеметы, из-за которых торчат головы пулеметчиков.
— Приучили фрицев к бдительному несению службы, — фыркнул Резуто.
За день прошло еще четыре состава. И все повторялось: собака, дрезина, пулеметные очереди по опушке. Ночью Резуто с Денисовым и Павлом Строгановым поставили мину, тщательно замаскировали ее и «замели» свои следы.
И опять утро. Немецкий патруль вышел из будки. Сегодня овчарка ведет себя беспокойно, часто поднимает голову и нюхает воздух, а потом рвется вперед, резко натягивая поводок. Возле мины, установленной Дмитрием Резуто, собака остановилась и подала голос. Патрульные подбежали и стали внимательно осматривать место постановки мины. Один из охранников выхватил из сумки ракетницу и выстрелил вверх. Взвилась ракета, оставив черный дымный след. Возле будки началось лихорадочное движение. Тревога!
Стало ясно: собака по запаху тола обнаружила мину. Терять больше нечего. Егоров переглянулся с Лысенко и скомандовал минерам:
— Огонь, ребята!
Клоков, Резуто и Денисов бьют длинными очередями по патрулю. Собака и ее проводник упали на рельсы. Ракетчик и третий патрульный кубарем покатились вниз по насыпи. А из дзота по опушке леса, где залегли партизаны, хлестнула длинная пулеметная очередь. Свистят над головами пули, с треском впиваются в стволы деревьев. Огонь довольно точен, местность, должно быть, пристреляна заранее. С насыпи сбежали несколько гитлеровцев и направились к опушке, ведя непрерывный огонь из автоматов. Прикрытие завязало бой. Минерам пришлось отходить.
Часа через два добрались до села Серхово. Собрались в хате комбата.
— Ну, что будем делать? — спросил скорее себя, чем присутствующих, Егоров.
В ответ — вопросительные взгляды.
— Можно было бы попробовать поглубже ставить мины, — нерешительно произнес Митя Резуто.
— Не колодец же копать — времени не хватит, — возразил Николай Денисов.
— Колодец не колодец, а поглубже ямки копать можно, — поддержал Митю Егоров. — И все же это не выход. Запах не закопаешь.
И снова тяжелое молчание.
Всеволод Клоков ломает в ладонях какую-то гнилушку, которую принес из леса, и раскладывает цепочкой на столе. Потом зачем-то нюхает ладони, кусочки гнилого дерева. Взгляд его веселеет.
— Алексей Семенович! Собака нашла место минирования по запаху тола. А что, если нам подкинуть ей этих запахов? Разбросать на большом расстоянии вдоль рельсов кусочки тола, пусть нюхает, а?
Всеволод взял гнилушку и показал, как собака будет нюхать тол. Все рассмеялись.
— А что, товарищи, Клоков, пожалуй, дело предлагает, — уже без улыбки сказал Егоров. — Почему не попробовать? Чем черт не шутит…
И снова Резуто, Клоков, Денисов и Строганов вышли на минирование. Только теперь километрах в пятнадцати от вчерашнего места. Пока Резуто с Клоковым закладывали мину под рельс, Денисов со Строгановым разбросали кусочки тола вдоль линии, подальше от мины. Закончив минирование, подрывники посыпали на всякий случай место минирования табачной пылью.
А через полчаса партизаны с удовольствием наблюдали, как овчарка гавкала возле каждого кусочка, не двигаясь с места, потому что ее так учили. Проводник и патрульные кидались от кусочка к кусочку, сбитые с толку, рыли землю, но все напрасно.
«Салон-вагон» минеров в Лесограде теперь никогда не пустовал. Здесь непрерывно шла «битва умов» с гитлеровскими специалистами, которые нет-нет да и преподносили партизанам-подрывникам неприятные сюрпризы.
Гитлеровцы обратили внимание, что партизаны минируют полотно на отдаленных от станции и безлюдных участках, и изменили тактику. Теперь со станции поезда выходили на больших скоростях, а на опасных участках сбавляли их настолько, что если даже и наскакивали на мину, то от взрыва выходил из строя только паровоз да один-два вагона. Через три-четыре часа путь восстанавливался, и движение возобновлялось. Разведчики сообщили, что на участках с высокими насыпями немцы после подрыва эшелона быстрее восстанавливают путь. Они сбрасывают под откос искорененные вагоны, ставят новые рельсы и возобновляют движение.
Егоров затребовал от командиров батальонов схемы участков пути. Скоро перед ним была полная картина дорог Ковельского узла. Теперь мины ставились недалеко от семафоров и выходных стрелок и на таких участках, где паровоз и вагоны, заваливаясь от взрыва, надолго забивали и свой, и параллельный путь. Минеры поняли, что «пустить под откос» звучит красиво, а на деле непрактично.
…Прошло два месяца беспримерной войны партизан генерала Федорова с немецкими захватчиками на дорогах Ковельского узла. Сотни километров железнодорожных путей были под пристальным взором подрывников Алексея Егорова. Мины, которые они ставили, взрывались день и ночь. Поднимались в воздух мосты и виадуки, эшелоны, спешившие на восток, к Днепру, куда уже подходила Красная Армия. Оставалась ржаветь под откосами разбитая вражеская техника, а вдоль дороги росло число березовых крестов. За эти два месяца подрывники-партизаны подорвали 274 эшелона. Движение вражеских поездов почти совсем прекратилось. Враг вынужден был пересаживаться из вагонов на автомашины и повозки.
Успехи минеров радовали. Однако беспокойство не оставляло Алексея. В батальонах все еще сомневались в эффективности «МЗД-5», поговаривали, дескать, слепая она, рвется под любым порожняком, лишь бы время подошло. Гитлеровцы научились делать эту мину бесполезной — найдут, взорвут, рельсы поменяют — и дело с концом. И опять минеры выходили на линию со старыми проверенными «нахалками» и «балалайками» Всеволода Клокова.
Шаблон мог сгубить саму идею применения мин замедленного действия. И Алексей кинулся в батальоны искать опыт использования новой техники. Особенно он надеялся на батальон Григория Балицкого, знаменитого подрывника, еще в сорок втором году пустившего под откос «голубой экспресс» с немецкими офицерами.
Батальон Григория Васильевича стоял в лесу под Колками, прикрытый с севера рекою Стырь от возможных нападений гитлеровцев или националистов. Сейчас его минеры почти каждую ночь выходили на линию, но почему-то подорванных эшелонов было мало.
С минерами на диверсии часто уходил и сам комбат. И в то утро, когда Егоров приехал в батальон, Балицкий еще не возвратился с операции. Только во второй половине дня он появился в батальоне в своей неизменной «везучей» кожанке. Рассказывали, что он не меняет ее с сорок первого года, как ушел из Чернигова в лес, — она ему приносит счастье. Но сегодня оно отвернулось — группа натолкнулась на немецкую засаду, погибли минеры, шедшие к насыпи.
Весь остаток дня Егоров старался не напоминать о себе. Он понимал: сейчас не до него. Но вечером Григорий Васильевич сам вспомнил о госте и пригласил его ужинать. Балицкий был при всем параде: в новой гимнастерке с майорскими погонами. Над орденами блестела Золотая Звезда Героя — награда за «голубой экспресс».
За ужином Балицкий рассказал, как его группа на линии между Рожищем и Киверцами в тумане
