по сторонам. Впереди замаячила труба завода, за которым видны были громадные кратеры карьеров. К заводским корпусам лепились маленькие окраинные домики. За ними высились колокольня костела и островерхие крыши домов побогаче. Это была Липтовска Лужна.
В поселок вошли поздно, люди на улице останавливались и провожали взглядом необычную группу вооруженных людей. Особенно выделялся своим видом Алексей Егоров: высокий, в суконной пилотке, в зеленой плащ-палатке, хлопающей полами по высоким голенищам сапог.
Связной встретил, как и было приказано, на окраине поселка.
Зеленой чистенькой улицей партизаны быстро дошли до места. В глубине участка стоял двухэтажный домик. Перед калиткой застыла легковая машина.
Сопровождающие Егорова партизаны остались во дворе, а Алексея, Мыльникова и Йозефа Подгору парень в клетчатом пиджаке из группы Величко проводил в дом.
В довольно вместительной комнате уже находилось несколько человек: Величко, Волянский, которого Егоров запомнил еще с киевской встречи, два незнакомых партизанских командира во френчах, перепоясанных ремнями с кобурами пистолетов ТТ. В глубине комнаты стоял мужчина с темными висячими усами. Наверное, хозяин, Франтишек Сокол. Возле стола сидели два словацких офицера. Один из них — высокий, сухой человек, с темным лицом, в форме подполковника — и был Гама, представитель военной организации Словацкого национального совета. Второй — в погонах капитана. Представился коротко, словно выстрелил, — Здена.
Величко подошел к Егорову, тепло поздоровался.
— Забеспокоились господа. Я получил приказ начать действия. Ну, и сжег две автомашины на шоссе под Мартином да лесопилку в горах. Так там сами же охранники огонь открыли по моим людям. Слыхал небось?
— Слыхал, — ответил Егоров. — Ты этими диверсиями весь Словацкий национальный совет переполошил. Надо думать, Петро, как дальше действовать. Придется Строкачу докладывать о ситуации.
Гама нетерпеливо обратился к Величко с просьбой начать беседу, потому что длительная его отлучка из Банска-Бистрицы будет замечена и вызовет нездоровый интерес со стороны командования наземных войск, и прежде всего командующего, генерала Туранца. Это может помешать в дальнейшем заниматься вопросами подготовки восстания.
Величко пригласил всех за стол.
— Господа советские партизаны, — произнес скрипучим голосом Гама. — События последних дней, происходящие в Словакии в связи с некоторыми партизанскими акциями, встревожили Словацкий национальный совет и вынудили его обратиться к вам с некоторыми просьбами.
Йозеф Подгора тихо переводил Егорову и Мыльникову. Внимательно слушали своего переводчика Величко и его комиссар.
— Словацкий национальный совет поручил мне информировать вас, что вот уже длительное время патриотические силы Словакии, оппозиционные правительству Тисо, и прежде всего коммунисты, — Гама изобразил что-то вроде поклона «господам советским партизанам», — готовят общесловацкое национальное восстание. Опираясь на антифашистски настроенных офицеров, словацкое войско готовится под руководством Словацкого национального совета выступить против нацизма и тисовского фашизма. Готовится к совместному выступлению с армией и народ.
Слушая Гаму, Егоров обратил внимание, что тот упорно обходит молчанием партизан, хотя, по сообщению Яна Смиды, в планах восстания партизаны занимают не последнее место.
Размышления Егорова прервал вопрос Величко:
— Когда Словацкий национальный совет рассчитывает начать восстание?
Гама пожевал губами.
— Это зависит от ряда обстоятельств, господа. Месяц тому назад состоялось заседание Словацкого национального совета совместно с военным руководством совета. Относительно плана и сроков восстания было единогласно решено, что если нацистская Германия попытается ввести свои войска на территорию Словакии, то это и будет сигналом для политического и вооруженного выступления всех сил. Борьба против нацизма начнется в таком случае в любой ситуации. А поскольку такую акцию нацистов можно ожидать в любую минуту — коварство Гитлера известно, — мы ведем ускоренную подготовку, следим за нацистами, используя все доступные средства.
Большое значение Словацкий национальный совет придает координации выступления патриотических сил в Словакии с наступлением русской армии. Мы направили в Москву свою делегацию, чтобы информировать ваши политические и военные органы о намечаемой акции и согласовать сроки нашего выступления с наступлением русского войска в Карпатах.
До сих пор нам удавалось спокойно готовить словацкое войско к восстанию. Нет никаких признаков беспокойства со стороны нацистов. Но неожиданное появление ваших диверсионных групп может обострить обстановку. Открыто, на виду у властей, в горы уходят сотни людей, совершаются нападения на жандармерии. Наконец, партизаны отряда господина Величко сожгли на шоссе немецкие военные автомобили, лесопилку, принадлежавшую немцу, убили немецкую охрану…
Алексей Егоров перебил Гаму:
— Простите, а разве раньше не было нападений на жандармские посты и на словацких немцев, оскорблявших достоинство словаков? Разве раньше не уходили в горы словаки, спасаясь от охранки Маха?
Гама недовольно посмотрел на Егорова.
— Были нападения, господин капитан, уходили в горы. Но это было внутреннее дело словаков. А теперь каждую акцию связывают с вами, советскими партизанами. И вот результат: правительство Тисо ввело на всей территории Словакии чрезвычайное положение. Послушайте, что пишет по этому поводу газета «Словак». — Гама вынул из футляра очки и водрузил их на длинный хрящеватый нос — «Общественность уже знает, что над Восточной Словакией были сброшены русские парашютисты, с тем чтобы они действовали как партизаны и агенты и подстрекали наших граждан на саботаж… Чрезвычайное положение будет отпугивать тех наших граждан, которые бы, вероятно, отважились — возможно, за плату — помогать этим преступникам».
Подполковник сложил газету и снял очки. К столу подошел Франтишек Сокол и решительно взял из его рук газету.
— Пан офицер не прочитал, что пишет «Словак» через три страницы. — Сокол развернул газету, поискал глазами нужное место. — Вот. «Словаки… постоянно нападают на учреждения, на отдельных лиц и порядок в государстве. Будем искренни и скажем это прямо в глаза — они ждут переворота как своего единственного избавления…» Оказывается, все же словаки, пан Гама, и нападают, и ждут переворота…
В комнате воцарилась неловкая тишина. Гама и капитан Здена о чем-то шептались. Затем подполковник снова заговорил:
— Мы понимаем, господа, что полностью удержать от боевых акций восторженных людей, — Гама упорно не произносил слово «партизан», — собравшихся вокруг вас в горах, невозможно. Но я уполномочен национальным центром потребовать от вас, чтобы вы повременили с началом крупных боевых действий, по крайней мере до тех пор, пока мы не получим сообщений из Москвы от нашей делегации.
Алексей понимал озабоченность Словацкого национального совета, хотя во многом был не согласен с Гамой. Из беседы со Смидой он лучше других командиров отрядов знал общую обстановку в Словакии, планы компартии использовать относительные свободы для собирания повстанческих сил. Правда, чрезвычайное положение сильно ограничит эти возможности.
Надо было ответить Гаме, чтобы некоторое непонимание не переросло в противоречия. Горячий Петр Величко уже кипел от возмущения. Остальные партизаны носы повесили.
Егоров поднялся со стула.
— Господин подполковник! Мы со вниманием выслушали вас и доложим своему командованию ваше требование не начинать сейчас крупных боевых действий. Но позвольте высказать и наше мнение. Нам кажется, нынешнее состояние некоего покоя в стране недолговечно, и первое доказательство этому — чрезвычайное положение. Если бы даже десантных групп не было здесь, чрезвычайное положение все
