остался стоять на месте.
Тем временем поезд подошел к разъезду, вся группа быстро вышла на платформу и, не задерживаясь, стала удаляться от поезда. Встречавший их Ян Смида догадался, что что-то неладно, осторожно пошел за ними следом.
Когда Ян догнал группу, Алексей на ходу рассказал ему о дорожных неприятностях. За разговором не заметили, как оказались у небольшой двухэтажной виллы, спрятавшейся в глубине зеленого сада. Навстречу вышла молодая женщина. Она проводила их на второй этаж, в пустынный зал, попросила подождать. Ян Смида вышел вместе с ней.
Смида вернулся в зал с пожилым седым человеком с изможденным хмурым лицом. Он осмотрелся, кивнул головой Ивану Волошину как старому знакомому, потом подошел к Егорову и назвал себя:
— Ян Мейлинг.
— Вам привет от Рудольфа, — произнес Алексей.
— Да, мне говорили, что вы виделись с Рудольфом Сланским, — здороваясь с Егоровым, произнес Мейлинг.
— Не только виделись, но и говорили с ним довольно долго. Он помнит вас. — Егоров предъявил Мейлингу «легитимацию», удостоверяющую его личность и право связываться с руководителями коммунистического подполья Словакии.
— Как хоть он выглядит? — спросил Мейлинг.
Егоров рассказал о своих встречах и впечатлениях от бесед со Сланским.
— Пойдемте, товарищи, — пригласил Мейлинг, выслушав Егорова.
В небольшой комнате, выходящей окнами в сад, которому, кажется, и конца не было, за большим овальным полированным столом уже сидели шесть человек, среди которых один был в военной форме.
— Знакомьтесь — наши советские друзья. Капитан Егоров. — Затем Мейлинг повернулся к Григорию Мыльникову.
— Мыльников, — назвал тот себя.
— Иван Волошин, — отрекомендовался разведчик.
Присутствующие тепло поздоровались, но никто не назвал себя. Они непринужденно беседовали, курили, видимо ожидая еще кого-то. Наконец отворилась дверь, и в комнату вошел человек лет сорока. Его лицо было изборождено сеткою мелких морщин. Глаза усталые, беспокойные. Он едва заметно поклонился присутствующим и подал знак устраиваться поудобнее, а сам стал что-то вполголоса говорить Яну Мейлингу.
— Кто это? — шепотом спросил Алексей у Смиды.
— Павел Тонгайзер, связной Центрального Комитета партии. Известный человек. К сожалению, не только нам, но и жандармам. За ним все время охотятся. Совсем недавно вышел из тюрьмы.
Тонгайзер встал и заговорил глухим простуженным голосом:
— Вчера я виделся с Доктором. Он просил напомнить, что мы находимся накануне решающих событий в жизни Словакии. Еще месяц назад мы были сравнительно далеки от них. За этот месяц наша надежда, Красная Армия, вышла в предгорья Карпат и встала у границ Словакии. Десантные войска союзников во Франции с помощью сил французского Сопротивления освободили Париж. Успехи антифашистского лагеря вызвали сильное беспокойство правительства Тисо. Объявление чрезвычайного положения в стране и явилось выражением этой тревоги.
Егоров не все понимал, и ему приходилось то и дело переспрашивать Ивана Волошина.
— А кто такой Доктор? — обратился он к Яну Смиде.
— Один из руководителей подпольного ЦК. Фамилии его я не знаю.
Тонгайзер говорил, тяжело дыша и покашливая:
— Нам стало известно, что между президентом Тисо и немецким послом Лудином уже велись переговоры о возможном вводе нацистских войск в Словакию. Сейчас гитлеровцы усиливают охрану железных дорог, мостов и тоннелей. Еще три дня назад, когда я ехал в Братиславу, на мосту через Нитру стоял словацкий солдат. А сегодня там уже нацист в рогатой каске, с железной бляхой полевой жандармерии на груди. Надо спешить с подготовкой повстанческой армии, с вооружением партизанских отрядов.
С интересом Алексей слушал участников совещания. Все они были рядовыми функционерами партии, находящейся в подполье, но под разными предлогами много ездили по округе, часто бывали, как и Ян Смида, в горах. Они отмечали небывалый рост партизанских отрядов в Погронье, в Поважье, в Туреце, куда были сброшены организаторские группы. Народ и сам видит, что дело идет к нашествию нацистов на их родину. И люди уходят в горы, чтобы там получить в руки оружие.
Потом взял слово Алексей Егоров.
— Мы прибыли в Словакию по соглашению с ЦК Компартии Чехословакии и по его просьбе. По поручению Клемента Готвальда с каждым из нас, командиров организаторских групп, беседовал Рудольф Сланский, сообщая с трудом сохраненные и добытые явки. Мы здесь, чтобы помочь словацкому партизанскому движению и передать свой опыт. Маленькие группы, приземлившиеся в Татрах с парашютами, — это лишь кристалл, который в насыщенной среде стремительно обрастает людьми. Это ваша заслуга, товарищи, что такую обстановку мы встретили здесь, в горах.
Эти слова признательности вызвали оживление у присутствующих.
— Нас было двадцать два человека. За две недели в отряд пришло без малого две тысячи человек. Это уже не «русские парашютисты», как писал на днях «Словак». Это словацкий народ, решивший бороться с фашизмом. Ему нужно оружие немедленно, иначе будет поздно. Даже с винтовкой не умеющий стрелять будет безоружным. Некоторое количество оружия нам сбрасывают с самолетов. Но надо больше. Два дня тому назад по поручению Словацкого национального совета с некоторыми из нас, партизанских командиров, беседовал представитель военного руководства совета некий подполковник Гама. С ним был еще капитан, у которого только имя — Здена.
Подпольщики переглянулись. Тонгайзер еле заметно кивнул головой Мейлингу.
— Гама, товарищ Егоров, это командующий силами Сопротивления подполковник Ян Голиан, а Здена — агент лондонского правительства Ярослав Краткий.
— Вот как? — удивился Алексей. — Нам показалось, что старшим в беседе был, хотя и молчал, капитан, прятавшийся за спиной подполковника. Но дело не в этом. Я никак не могу отделаться от мысли, что партизанские силы этим господам, говоря по-русски, поперек горла. Сперва мы выслушали категорический отказ Гамы, или Голиана, снабжать партизан оружием и боеприпасами из армейских запасов, о чем — мы знаем — есть прямое решение Словацкого национального совета. Лишь после длительного и настойчивого нажима он согласился выдать оружие со складов Восточнословацкого корпуса.
— Простите, судруг Егоров, — перебил его Тонгайзер и обратился к военному, сидящему за столом: — Павол, Доктор настоятельно просил напомнить Голиану, что вопрос вооружения партизан мы ставим как принципиальный вопрос доверия к военному руководству Словацкого национального совета, к его планам и замыслам. Если он не вооружит партизан законным путем, заберем оружие хитростью, силой — как угодно!
— Спасибо, товарищи. — Алексей был взволнован. — Тогда у меня к вам еще одна просьба. Нам могут увеличить доставку оружия самолетами, особенно тяжелого оружия. Но для этого нужен аэродром, и как можно скорее.
— Недалеко отсюда, под Зволеном, есть аэродром «Три Дуба». — Из-за стола поднялся немолодой офицер, Павол Мейлинг, брат Яна. — Аэродром хорошо охраняется, но, думаю, следует включить в план восстания захват его.
…Далеко за полночь затянулась беседа. Расходились поодиночке.
Егоров с товарищами остался ночевать в особняке.
— Вишневский, — представился гостям хозяин дома, мужчина лет шестидесяти. — Не откажите вместе отужинать, хотя уже не вечер, а ночь.
С подчеркнутой почтительностью он склонил голову с редкими седыми волосами. Говорил Вишневский на хорошем русском языке.
— Спасибо за гостеприимство. — Алексей вопросительно взглянул на своих друзей. — Наверное, не
