Когда он оглянулся, Леон уже исчез в темноте.
Чичеро двигался в глубину болота к темным зарослям деревьев, но ему пришлось пересекать пространство, в котором почти не было растительности. Оно было не только более открытым, но и глубоким и широким, достаточно, чтобы вместить крокодилов.
— Помоги мне, Бог, — взмолился он, остановившись в стоячей воде, издающей мускусные запахи животных и гниющих органических веществ.
Он услышал за спиной крик, нырнул под воду и замер, задерживая дыхание, не позволяя вырваться ни единому пузырьку воздуха. Его глаза были закрыты, сердце бешено колотилось от страха. Он слышал, как кони плещут в воде вокруг, и, хотя чувствовал, что умирает без воздуха, отказывался дышать.
Затем наступило зловещее молчание Чичеро больше не мог сдерживать дыхание. Осторожно он поднял лицо над поверхностью воды и втянул в легкие воздух. Его темные глаза чуть не выскочили из орбит. Он смотрел в кольцо ружейных стволов, направленных на него. Лица всех всадников были скрыты черными платками. Над платками сверкали ненавистью глаза.
— Вставай, ты, проклятый аболиционист! — крикнул вожак.
Чичеро, дрожа, поднялся из вонючей болотной воды.
«Так вот как это заканчивается! Белая кожа, блестевшая сквозь грязную воду, выдала меня», — с горечью подумал он.
Было почти утро, когда Роб Робишо подскакал к своей конюшне и криком позвал грума. Он передал измученную грязную лошадь рабу, сонно выбравшемуся из своей хижины и подбежавшему к нему.
— Проследи, чтобы ее вычистили и накормили, — приказал Роб и пошел в дом.
Он поднялся по задней лестнице в спальню, швырнул пустую фляжку из-под виски на комод и сбросил одежду на пол. В большой кровати с пологом Тони не пошевелилась. Наверное, она не спала, ожидая его, пока сон не сморил ее. И к лучшему. Он забрался в постель рядом с ней, и она повернулась.
— Роб, — сонно сказала она. — Это ты?
— А ты ждала кого-то другого? — спросил он усталым шепотом.
Тони не ответила, но он почувствовал, что она просыпается.
— Мы поймали ублюдка на этот раз, — пробормотал он, уже почти заснув.
— Беглеца?
— Нет, любителя ниггеров, вора. Мы вздернули его.
— Господи, Роб! — в отчаянии сказала Тони, теперь совершенно проснувшись. — Что ты сделал?
Она приподнялась на локте.
— Что ты сделал?
Но Роб уже храпел, распространяя вокруг запах виски.
Она затрясла его, пытаясь разбудить, но он пробормотал:
— Поймали его. Поймали ублюдка.
— Кого? Кого?
Он ответил громким пьяным храпом.
Тони упала на подушку. Она сквозь слезы посмотрела на белых гипсовых херувимов на потолке вокруг люстры и снова прошептала:
— О Господи!
17
Симона и Алекс кружились в вальсе в огромном зале отеля «Сен-Луис» на балу, устроенном одним из самых избранных городских клубов, членами которого была вся семья Арчеров еще с того времени, когда дети были совсем маленькими. Алекс показывал Симоне новые па, и они с наслаждением танцевали друг с другом.
С момента приезда на бал Симона тщетно искала глазами Ариста. Но его внушительной фигуры и прекрасной головы не было видно среди гостей. Она была разочарована, но он говорил, что должен вскоре покинуть город, чтобы проверить урожай в Бельфлере. Память о том дождливом дне в его городском доме была теплой тайной, согревающей ее сердце и путавшей мысли. Куда заведет ее этот невероятный роман?
Симона лениво осмотрела зал. Элен де Ларж не было.
— Мадам де Ларж на удивление осмотрительно соблюдает траур, — заметила она брату.
— Мне кажется, я слышу кошачье мяуканье! — поддразнил Алекс.
— О-о, замолчи! — сказала она и закружилась в руках следующего партнера.
После танца, вернувшись к Алексу, Симона сказала:
— Я надеялась увидеть Тони сегодня. Ты не знаешь, почему ее и Роба нет на балу?
— Я знаю не больше твоего, Симона. — Его взгляд следовал за каштановой головкой Орелии, наклонившейся к Клерио. — Только то, что было в записке Тони.
— Я сержусь на нее за то, что она не сказала, почему она и Роб изменили свои планы. Маман беспокоится, что один из ее бесценных внуков заболел.
Симона увидела месье Отиса в кругу зрителей на краю танцевальной площадки. Многие держали в руках бокалы шампанского или рома. Художник не пил, и по его напряженному взгляду она поняла, что он подойдет к ней, как только закончится танец.
— Проводи меня через зал, когда кончится музыка, Алекс. Я боюсь, что месье Отис собирается пригласить меня на вальс.
— Почему ты избегаешь нашего знаменитого гостя? Он наступает тебе на ноги?
Но было слишком поздно. Музыка закончилась громким аккордом, и художник направился к ним.
— Извини, — без нотки раскаяния прошептал Алекс, и, когда Отис сказал: «Окажите мне честь, мадемуазель Арчер», Алекс отпустил ее и пошел приглашать свою жену.
— Добрый вечер, месье Отис.
Он был очень серьезен и бледен.
«Что-то случилось», — подумала она с дурными предчувствиями. Когда музыканты заиграли вальс, она положила руку на его плечо. Может быть, что-то заставило его осознать всю полноту его риска.
— Пожалуйста, улыбайтесь, пока я буду говорить, мадемуазель, — прошептал он, обнимая ее за талию. — Боюсь, у меня плохие новости.
Она заглянула в его мрачные глаза, так не соответствующие улыбке, и ее дурные предчувствия усилились.
Он закружил ее подальше от других танцоров и сказал:
— Очень печальные новости.
У нее во рту неожиданно пересохло от страха.
— Что случилось, месье? Вы?.. — Симона хотела сказать «в опасности», но вовремя вспомнила, что ей не полагается знать истинную цель его визитов на различные плантации.
— Улыбайтесь, мадемуазель, прошу вас. Это… — Отис огляделся, чтобы убедиться, не слышит ли кто, и прошептал: — Чичеро.
Ее охватил озноб.
— Да?
— Он… прошлой ночью отряд вооруженных всадников… — Отис запнулся. — Они поймали его.
— О Господи! — воскликнула она почти беззвучно и почувствовала, как кровь отливает от ее лица и холод распространяется по щекам. — Где… что… он?..
— На болоте.
Она едва понимала его слова, но услышала боль в его голосе. Ее сердце колотилось так сильно, что, казалось, вот-вот выскочит из груди.
Месье Отис сделал глубокий вдох и с трудом произнес:
