он не признал ее, но поклялся, что она сирота. «Черный кодекс» — жестокий бесчеловечный закон, и я не чувствую угрызения совести, нарушая его.
Она нежно посмотрела на Орелию и сказала:
— Спасибо. Ты дала мне возможность увидеть собственными глазами, что счастлива в беременности, но ты больше не должна сюда приезжать, дорогая.
Клео обняла дочь с такой любовью, что у Симоны перехватило дыхание.
— Алекс, спасибо, что ты привез ее. Теперь идите, мне пора возвращаться к посетителям. Идите и подождите Симону, я не задержу ее надолго.
Алекс вопросительно взглянул на Симону, и она едва кивнула, удивляясь проницательности мадам Клео.
Когда они остались одни, Клео посмотрела на Симону и сказала:
— Вы пришли за моей помощью, не так ли?
— Да, мадам. Месье Отис послал меня… с этим. — Симона достала банкноты. — Заплатить игорный долг, как он сказал. Он… он вернулся в Бостон.
Мадам Клео молча смотрела на деньги, и Симона видела, что она понимает полное значение отъезда месье Отиса.
Это была возможность, которую Симона искала и нашла, но теперь, когда наступил решающий момент, она обдумывала всю серьезность предстоящего шага и колебалась. Однако пути назад не было.
— Мадам Клео, я прячу молодую рабыню, которую жестоко использовал сын хозяина, и теперь, когда месье уехал, я… я не знаю, что делать.
— Пошлите ее ко мне.
Симона почувствовала огромное облегчение.
— Ночью?
— Нет, мои посетители остаются очень поздно. Пришлите ее ранним утром, перед рассветом. Это самый безопасный час. Как ее зовут?
— Долл.
— У вас есть доверенный слуга?
Симона колебалась. Только Ханна. Она закрыла глаза и сказала с угрызениями совести:
— Да, моя служанка.
— Пошлите ее с Долл. Вы больше не должны приходить сюда. Если в будущем у вас еще появятся беглецы, пришлите служанку ко мне. Я смогу договориться. Вы не должны знать имен. И никогда не упоминайте мое имя.
— Мне придется дать Ханне пропуск.
— Никаких имен, — предупредила Клео. — Никакого пропуска. Никогда ничего не подписывайте.
— Как я могу просить мою горничную рисковать без пропуска? — воскликнула Симона.
— Я думаю не только о вашей безопасности, но и о продолжении существования самой «подпольной дороги». Это опасно для вашей служанки, да. Но когда-нибудь она, возможно, сама захочет пойти на Север, и тогда вы поможете ей. Это будет ее вознаграждением. Обдумывайте тщательно каждый шаг. И никогда не забывайте об опасности.
Она вложила деньги месье Отиса в руку Симоны, и выражение ее лица смягчилось.
— Купите что-нибудь для малыша Орелии. Это объяснит, почему я вас задержала.
Симона кивнула, ее переполняли чувства, к глазам подступили слезы.
— Спасибо, мадам… за все.
— Мы спустимся по черной лестнице. Алекс ждет вас. Я восхищаюсь вашей смелостью, мадемуазель. Да поможет вам Бог.
Мадам Клео прошла вперед и сделала Симоне знак следовать за нею. Через несколько минут Симона сидела в закрытом экипаже с Алексом и Орелией. Когда они выезжали из казино на дорогу, Алекс подозрительно спросил:
— Ну, какие же у тебя секреты с мадам Клео?
Симона разжала кулак, и банкноты рассыпались по ее коленям. Она сама удивилась, как спокойно прозвучал ее голос:
— Меня инструктировали заказать что-нибудь прелестное для внука. Рубашку для крещения, например.
— Ох! — простонала Орелия и разрыдалась. Алекс наклонился успокоить ее ласковым поцелуем, и Симона отвернулась к темному окну.
Ее дорога определилась. Отныне она должна стереть все воспоминания об Аристе Бруно. «Это возможно, — уверяла она себя, — это необходимо». История Орелии укрепила ее решимость. Невыносимо было сознавать, что примесь индейской крови прелестной Орелии могла аннулировать ее брак с Алексом. Она подумала о Ханне и бедной маленькой рабыне, которую они должны перевести из старой детской.
На другую станцию…
21
Арист проснулся от сильного запаха жасмина и почувствовал, что в его спальне кто-то есть. Он перекатился и приподнял голову.
— Кто здесь? — он ничего не видел, но слышал тихие шаги.
— Тише, — прошептал знакомый голос, и Элен тут же скользнула в его кровать.
Ее обнаженная грудь прижалась к его груди и холодная рука спустилась между его ног.
— Господи! — выдохнул он, чувствуя, что каменеет.
Она нежно засмеялась, нашла его рот своими губами.
Минут пять спустя Элен натянуто спросила:
— Что случилось, дорогой?
— Не знаю, — солгал он. Его тошнило от подавляющего запаха жасмина.
Он откатился от нее так, чтобы их тела больше не соприкасались и запах духов не подавлял дыхание.
— Ты простишь меня? Вероятно, усталость. От путешествия. Я только что с корабля.
— Извини, — сказала она после неловкого молчания, пристально глядя в полог. — Я не подумала.
Она села и спустила ноги с кровати.
В темноте он скорее чувствовал, чем видел, как она обмякла от поражения. Испытывая смутную печаль, он протянул руку и коснулся волос, рассыпавшихся темными волнами по ее плечам.
Она сказала с бодростью, скрежещущей по нервам:
— Пусть тебя это не беспокоит, Арист. Просто я так рада была видеть тебя… Спокойной ночи, дорогой.
Он лежал, слабый и подавленный, закрыв глаза, ожидая, когда щелкнет замок двери его спальни. Ах, Симона, Симона! Сможет ли он снова когда-нибудь почувствовать то, что испытал, держа ее в объятиях? Когда думал, что вся ее жизненная сила, непосредственность и независимость духа принадлежат ему? Была ли та Симона плодом его воображения? Созданием его жаждущей души?
Арист встал рано утром, собираясь объехать плантацию и осмотреть урожай. Он не ожидал увидеть Элен так рано, но она уже сидела за столом в маленькой солнечной комнате, где подавались неофициальные завтраки. На ней было желтое утреннее платье с белыми кружевами у шеи и на запястьях. Руки, украшенные драгоценностями, выглядели хрупкими.
Элен была бледна, но на щеках горел лихорадочный румянец, и тонкие морщинки усталости собрались вокруг глаз, как будто она не спала всю ночь. Она любезно поздоровалась с ним и спросила:
— Ваша новая горничная, откуда она?
— Я думаю, из Вирджинии.
