Саперы, рассредоточенные по берегу, наводят первые понтоны.
Через несколько часов мы тоже переправляемся по понтонному мосту, прикрываясь броней танков.
Далее всего лишь операции по ликвидации отдельных очагов сопротивления противника.
27 августа. После ужасного сражения взят Днепропетровск.
Но одна сторона гигантской Запорожской плотины (Днепрогэс, построенный в 1927–1932 гг. –
Другие преднамеренно выведены из строя саперами НКВД, которые просто запустили их на полную мощность без смазки.
Огромная масса бетона, каменных глыб и железа обречена на бесполезное существование. С гигантским продуктом советского гения покончено. (После войны, уже в 1947 г., была введена в строй первая очередь Днепрогэса, а до 1950 г. гидроэлектростанция была восстановлена полностью. –
Уже прибыли эксперты генерал-лейтенанта Томаса, чтобы определить размеры ущерба. Специалистам из организации Тодта придется потрудиться, если они собираются вернуть плотину к работе в течение нескольких месяцев. (Мощность Днепрогэса в 1932 году составляла 650 тысяч киловатт. В 1943 году организация Тодта снова привела гидроэлектростанцию в рабочее состояние. Но введенные в строй мощности не превышали 38 тысяч киловатт, что составляло 5 процентов от довоенных.)
Такую работу нельзя, разумеется, завершить без труда и хлопот.
Между тем у нас целая неделя для отдыха. Мы, конечно, заслужили ее.
У Франца немного поранена рука, но его состояние не настолько серьезно, чтобы рассчитывать на эвакуацию в госпиталь Хохенлихена (немецкий госпиталь для лечения членов СС).
Шольцбергу не так повезло.
Разрыв снаряда снес ему голову, как только он ступил на восточный берег Днепра.
16 сентября. В Новогеоргиевске нет ничего, кроме развалин… (Новогеоргиевск на северо-востоке Кировоградской области был в 1961 г. затоплен водами Кременчугского водохранилища. –
На километры нет ни одного стоячего сооружения. Улиц больше нет. Только траншеи среди обломков и рухнувшей каменной кладки. Повсюду остовы разрушенных домов, которые еще слегка дымятся. Случается услышать глухой взрыв снаряда или гранаты, до которых добрался жар еще тлеющих пожаров.
По четырем углам пепелища, бывшего ранее городом, установлены указатели со стрелками, указывающими, где найти различные склады снабжения, полковые медпункты, дивизионный штаб и т. п.
В дневное время город выглядит неестественным, безмолвным, почти пустынным.
Редкие жители, осмеливающиеся выйти на улицы, ходят, глядя прямо перед собой и делая вид, что нас не замечают. Они кажутся удрученными и жалкими. В других занятых нами городах русские, казалось, воспринимали оккупацию с неким подобием фатализма и обреченности. Но в районе Новогеоргиевска есть партизаны.
И все же группы жителей собираются вокруг плакатов, вывешенных нашей службой пропаганды. Они перечисляют все виды разрушений, за которые ответственны команды НКВД. Есть другие плакаты, которые разъясняют планы восстановления и распределения земли, разработанные помощниками генерала Томаса. Русские задумчиво покачивают головами и идут дальше.
Ночи в Новогеоргиевске более оживленны.
«Оживленны» – не то слово. В течение трех дней нас донимали группы партизан, постоянно нападавшие на грузовики и отдельные отряды солдат.
Некоторые шайки партизан скрываются днем в развалинах города. Или, возможно, они маскируются под честных рабочих, владея документами, доказывающими, что у них есть работа. Поэтому их трудно разоблачить и схватить.
Другие укрываются, видимо, в близлежащем лесу Градижск и по ночам проникают в места, где имеют своих сторонников.
По приказу местного коменданта с семи часов вечера установлен комендантский час. После этого часа патрули задерживают всех, у кого нет пропуска. Арестованных сажают в муниципальную тюрьму в качестве заложников.
Несмотря на это, по словам солдат 17-й армии Штюльпнагеля, оккупирующих город, нападения партизан становятся все более частыми. Снова и снова убивают офицеров и солдат на улицах, взрываются мосты, пускаются под откос поезда, обстреливаются из автоматов или забрасываются гранатами снабженческие подразделения, пользующиеся побочными путями. И никто из задержанных не признает какую-либо связь с партизанами.
На все вопросы русские отвечают, что они ничего не знают, ничего не видели, ничего не слышали.
А убийства продолжаются. Скоро находиться в городе будет опаснее, чем участвовать в атаке под артиллерийским обстрелом. Сегодня вечером убиты два финских шарфюрера (унтер-фельдфебеля) из полка «Норд».
23 сентября. Мы отправляемся на рассвете. Идем в Красную для проведения карательной операции. В этот раз партизаны зашли далеко, подорвав два бензовоза. Шестеро солдат были убиты и трое ранены. Последние ужасно обожжены и определенно не выживут.
Нельзя позволять этим террористам продолжать их преступления. Несколько крестьян сообщили нам, что некоторые подозрительные группы скрываются близ Красной. Полковник немедленно приказал голландскому унтерштурмфюреру (лейтенанту) Колдену взять под свою команду два взвода и прочесать лес Градижск.
Выделено по одному бронетранспортеру на взвод. Мы отбыли около шести часов утра. При почти дневном свете.
Имею при себе в качестве командиров отделений шарфюрера Дикенера и роттенфюрера Либезиса. Один прямая противоположность другому. Дикенер – большой, спокойный, неразговорчивый уроженец Вюртемберга, лаконичный, сдержанный и не особенно чтимый в своем отделении. Солдаты считают его надсмотрщиком, но он, видимо, относится безразлично к их мнению и поддерживает дисциплину посредством угроз и наказаний. В свое время он состоял в СА и был вовлечен в заварушку 1934 года, когда произошла история с Рёмом. С другой стороны, Либезис – бодрый тирольский крестьянин. Он ревет, как разъяренный бык, если его приказы не исполняются, но в увольнении щиплет за задницы русских баб и выпивает со своими подчиненными, как обычный рядовой солдат. Храбростью в бою он заслужил Железный крест и серебряную руну СС. Несмотря на все его недостатки, солдаты отделения Либезиса считают его первоклассным командиром.
Мы снова переправляемся через Днепр по понтонному мосту. Но в этот раз не опасаясь снарядов и бомб.
Без артобстрела, но под проливным дождем.
Конструктор бронетранспортера, не сомневаюсь, прекрасный изобретатель, но он мог бы, по крайней мере, предусмотреть для нас алюминиевую крышу или хотя бы брезентовый верх. С автоматами и пулеметами между колен и с поникшими под дождем плечами мы, должно быть, выглядим жалкой кучкой охотников за террористами.
Мы проезжаем деревни, жители которых со страхом наблюдают за нами. Затем бежим и запираем их в своих домах. Они уже поняли разницу между эмблемами птицы на рукаве и на груди. Вероятно, они говорят друг другу: «Птица на рукаве очень опасно. Не надо попадаться им на глаза».
Отличительный признак СС состоит в том, что мы носим нацистского орла на левом рукаве. Солдаты вермахта носят его на груди, справа.
И вот нескончаемый лес – Красная.
Колден спрыгивает из кузова первым. Следуя за ним, я направляюсь к дому старосты, который узнается по ржавым остаткам серпа и молота, совершенно оторванных. Эсэсовцы с карабинами наготове тоже выбираются из грузовиков.
Лейтенант открывает дверь ногой.
