В доме находится старик неприятной внешности и две женщины, парализованные от неожиданности страхом, когда мы входим.
Колден знает несколько слов на украинском и спрашивает старика:
– В деревне или окрестностях имеются незарегистрированные жители?
Старик явно затрудняется с ответом. Он поднимает голову и смотрит на каждого из нас по очереди в замешательстве и сильном страхе. Наконец бормочет:
– Нет, никого нет, кого вы не знаете.
Я поворачиваюсь к лейтенанту:
– Не думаю, что мы чего-нибудь добьемся от него, унтерштурмфюрер. Лучше опросить обычных людей. Женщины особенно склонны к общению.
– К черту! Он заговорит или получит пулю, грязный ублюдок!
Голландец вытаскивает свой маузер и наставляет дуло в грудь старику. Посинев от ярости, он забывает говорить по-украински и кричит старику:
– Ладно, негодяй! Если не скажешь, где эти грязные партизаны, я всажу в тебя свинец, не будь я из Гронингена.
Он хватает старика за плечо и яростно трясет его.
– Террористы! Не понимаешь? Террористы! Что тебе известно о террористах?
Старик медленно сползает на колени и хватается за подол плаща Колдена.
– Сжалься, батюшка. Не убивай!
Он смертельно бледен и дрожит. Ползает по полу, стараясь увернуться от сильных пинков голландца в солнечное сплетение.
– Сжалься!
– Грязная свинья! – орет Колден.
Он стреляет три раза.
Старик обмяк, его глаза закатываются до белков.
Лейтенант глядит на расползающееся пятно крови на полу так, словно не понимает, что случилось.
Внезапно, не знаю почему, у меня возникает желание вцепиться в горло подлому голландцу. Бедный старик! Однако мы на действительной службе. Эсэсовец не должен поддаваться чувствам.
Когда выходим, Колден, белый как мел, поворачивается ко мне:
– Знаю, что совершил глупость! Потерял самообладание. Но старый негодяй что-то знал. Они все что-то знают. И не говорят. Тем хуже для них! Слишком много наших солдат погибает!
На улицах пусто. Селение выглядит мирно, но мы видим, как жители со страхом наблюдают за нами из окон. Все слышали выстрелы и, должно быть, догадались, что мы ищем террористов.
К нам подходит унтершарфюрер (унтер-офицер) Мартин, который командует вторым взводом.
– Что случилось? Русские выглядят запуганными!
Мартин – ветеран «Лейбштандарта». Он прослужил более месяца в Восточной Пруссии в «Вольфшанце» («Волчье логово» – название находившейся здесь штаб-квартиры Гитлера). Затем его снова послали на фронт. Он все еще носит нарукавную нашивку с именем фюрера и гордится тем, что входил в состав личной охраны Ади, когда тот был во Франции. В остальном он всегда весьма добродушен и флегматичен. Родом Мартин из Любека и довольно простоватый парень.
– Не в настроении разговаривать, так? – спрашивает он.
– Перестань, Мартин! – рявкнул Колден. – Мы здесь не для того, чтобы шутить.
Голландец поворачивается к нам:
– Ваши солдаты должны блокировать всю зону. Никто не должен покидать своего дома.
Приказы передали по отделениям, и мы двинулись к центру деревни. По пути лейтенант отдает свои распоряжения. Сначала мы опросим местных жителей и, если ничего не узнаем, прочешем лес. Но у нас мало шансов, потому что партизан, скорее всего, крестьяне уже предупредили о нашем прибытии.
Мы разделились.
Я подзываю двух эсэсовцев, которые находились поблизости, и приказываю им следовать за мной. Выбираю вполне приличный дом, и мы втроем в него вторгаемся.
Нам навстречу поднимается старый крестьянин в рваной одежде, с окладистой бородой. У растопленной печки в глубоком кресле сидит женщина, видимо парализованная. Она остается неподвижной, но в страхе выпучила глаза.
Несмотря на свой грозный вид, я чувствую себя неловко. О чем буду спрашивать этих людей? Прячутся ли террористы у них в шкафу? Глупый вопрос, ибо сам не могу поверить, что они скажут «да».
На шум из двери в дальнем конце комнаты выходит другая, более молодая женщина. Она молча глядит на нас.
Я спрашиваю:
– Здесь есть террористы?
Чувствую, что выгляжу крайне глупо.
– Нет, господин, нет, – заверяет меня старик.
Несмотря на его невинный вид, у меня сразу возникает чувство, что он валяет дурака, в действительности что-то зная. Но что делать? Он выглядит подавленным, его пальцы нервно сжимаются и разжимаются. Он ничего не скажет.
Два эсэсовца смотрят на меня с удивлением и вопросительно. Они явно считают, что я показываю себя не с лучшей стороны.
Обращаясь к молодой женщине, заставляю себя говорить более уверенно и резко. Она тоже ничего не говорит, кроме «нет и еще раз нет».
Все это выводит меня из терпения. Я начинаю кричать и угрожающе помахивать кулаком.
– Проклятые дикари! Нам нужно прикончить каждого из вас, прежде чем вы заговорите?
Но перед лицом молчаливых русских понимаю, что продолжать эту сцену бесполезно. Даю понять двум эсэсовцам, что можно уходить. Хлопаю дверью за собой как можно сильнее и слышу звон разбивающегося стакана. Слабое утешение.
Не сделав и десяти шагов, слышим активную перестрелку. Спешим в направлении, откуда исходит звук стрельбы. Вижу дюжину убегающих людей. Останавливаюсь и затем догадываюсь, что случилось.
Рядом с нашими грузовиками лежат на земле трое часовых, которых мы оставили для охраны. Один из них еще стонет.
Партизаны!
Должно быть, они подобрались к грузовикам, когда увидели, что мы удалились. Но ведь деревня окружена. Как им удалось это сделать?
Нельзя терять ни одной минуты. На звук стрельбы наши солдаты бегут со всех сторон. Как старший, я приказываю им садиться в кузов грузовика. Времени для разъяснения обстановки нет. Важно перехватить бандитов.
Мы срываемся с места. Бронетранспортер несется в лес на предельной скорости. Вдруг мы тормозим. Водитель заметил среди деревьев немецкий мундир.
Я спрыгиваю и в ужасе отступаю.
Это рядовой моего взвода, берлинец лет двадцати, который прибыл к нам месяц назад.
Его лицо представляет собой одну сплошную страшную рану. Ему вставили большую ветку в рот, отвратительно исказив его. Замечаю, что они избивали беднягу палками, затем прикончили его штыком. Живот берлинца в крови. Грязные твари!
Но я пока ничего не понимаю. Они только что убежали.
Очевидно, бедного парня убили недавно, тайком, пока он стоял на часах.
Они заплатят за это.
Совершенно потрясенный, взбираюсь снова в кузов.
– Едем! Дальше! Надо догнать их и схватить!
Схватить их. Но как? Лес велик. Судя по карте, он тянется до Хорола и Миргорода.
Часы поиска пешком через труднопроходимый подлесок не дают результата. Напрасно исследованы все дороги в радиусе двадцати пяти километров. Как обычно, партизаны неуловимы и, кажется, обладают
