проводить экспертный опрос с местной интеллигенцией, гинекологом Хуснояровым. А раз такое дело – в душ первая иду я.
С моей стороны возражений не было – я лежала и прислушивалась к работе своего желудка. Через секунду я уже обнималась с унитазом, а через пять минут меня поймал в коридоре Тимур и сообщил, что сегодня в десять утра мне нужно ехать в какой-то Мухосранск, чтобы сверстать агитационные буклеты Петрова.
На мой вопрос, почему это нельзя сделать «не отходя от кассы», в Полонске, Тимур ответил помрачневшим взглядом. Оказалось, что компьютеры были ночью разбиты неизвестными, несмотря на кордон охраны у штаба, а телефонные и электрические провода перерезаны и вырваны с корнем. Так что мне достался Мухосранск.
– Не забудьте диск с материалами для буклета, – напомнил Тимур.
Сопровождать меня вызывался тимуровский помощник Федя – личность одиозная во всех смыслах. Забегая вперед, надо отметить, что он полностью оправдал самые худшие мои опасения.
Ваську увезли, а за мной никто не приехал. Пустяки! – сказала я себе и принялась за маникюр. Когда высох последний ноготь, мне пришло в голову, что про меня просто забыли. Я физически чувствовала, как утекает драгоценное время. Тем хуже для них, решила я, сняла джинсы и забралась под одеяло. На кровати валялась сто раз перечитанная «Лолита». Я открыла первую страницу...
Настойчивый стук в дверь заставил проснуться. В окно лихо светило полуденное солнце, стрелки часов показывали четырнадцать двадцать. А в дверной проем просунулась беззаботнейшая рожица Федора. На ней было как гвоздем нацарапано: все идет по плану, жизнь прекрасна, какой чудесный день, какой чудесный пень, какой чудесный я и песенка моя!.. Вообще он принадлежал к той породе мужчинок, которых ласково называют недотепами и не принимают всерьез. С ними приятно попить чаю с плюшками, поболтать о всяческих пустяках. Коэффициент полезности Феди равен нулю. Это понимают все, включая самого Федора. Однако смета уже забита, Федя основательно примелькался в офисе, с ним свыклись и никаких мер по его воспитанию не предпринимали. Сегодня это взбесило меня сверх меры.
– Федор, – произнесла я обреченным голосом, – мне сейчас слишком плохо, чтобы ругаться...
– Вот и не ругайся, – предложил Федя. – Поедем весело, вместе с Аликом.
– Это еще кто?!
– Он из Москвы, но очень хороший – под мою ответственность.
– ФЕДОР!!!
– Да его сам Курочкин прислал в помощь! Он манагер, и знаешь, как здорово... в покер играет.
Я махнула рукой: если Курочкин решил загубить кампанию, Аликом меньше – Аликом больше... это уже не имеет значения.
По словам Феди выходило, что Мухосранск – просто город- мечта, там меня ждут гостеприимные люди, талантливые дизайнеры и вкусный ужин. К тому же вечером комфортабельная машина отвезет меня обратно домой, в Полонск.
– Не волнуйся, – добавил Федя, – не оставим мы тебя ночевать в Мухосранске.
– Не удивлюсь, если этим все кончится, – проворчала я.
– Ха! – отозвался Алик. – Отличная у вас организация труда.
Я мысленно высыпала ему за шиворот ведро снега.
Вскоре мы уже катили по пустынным улочкам Мухосранска и довольно быстро прибыли к офису, где мне с местным дизайнером предстояло сделать глянцевый буклет для Петрова.
– Ну, Федя, давай диск с материалами, – бодро сказала я, протягивая руку.
– Какой диск? А разве он не у тебя?..
– Мне его никто не давал...
– Ха! – только и сказал Алик в наступившей тишине.
И грянул гром.
Минут пятнадцать я, не умолкая, орала на Федора, выплеснув всю накопившуюся усталость и похмельную тоску. Потом мы с Федором достигли компромисса, послав в Полонск за диском Алика. Его хаканье меня прилично раздражало.
Верстку буклета мы начали к вечеру.
– Красавец! Кровь с молоком! – прокомментировал дизайнер Шурик.
Мы смотрели на фотку нашего кандидата.
Глеб Павловский, политтехнолог кремлевской администрации, признался однажды: чтобы утопить некоторых политиков, их достаточно просто показать народу. Живьем. Без титанических усилий дизайнеров.
– Ну и что мы будем делать с этими щечками и губошлепками? – уточнил Шурик, допивая вчерашний кофе из чужой кружки.
– Сделай его побледнее, прыщик на носу замазать надо... хомячьи щеки уменьшить... ну, губки подрежем, брови подгустим – будет конфетка.
Помню своего первого кандидата в депутаты – Алексея Ивановича. Хороший человек, но чересчур активный, всюду совал свой нос. А это для пиар-команды самое страшное зло.
Прибежал он как-то в штаб, руками размахивает, а в руках листовки. Наши, только из типографии.
– Что же вы, черти, делаете! – а сам чуть не плачет. Оказывается, жена его на листовке не узнала.
– Как же я буду с народом встречаться? – вопил он.
– Ну, – невозмутимо начал Гарик, – во-первых, с народом вам лучше вообще не встречаться, неизвестно, чем это может кончиться. Во-вторых, определенная интрига тоже не помешает, зачем вам свое лицо всему городу выставлять? А в-третьих, чаю хотите?
После того как Алексея Ивановича успокоили и отправили домой, идеолог Андрей, регулярно подвизавшийся на избирательных кампаниях, изрек:
– Во время выборов кандидатов надо увозить куда-нибудь на остров. Пусть они там едят, пьют и развлекаются. Главное – ни в коем случае не пускать их к избирателям и не давать вмешиваться в предвыборную суматоху.
Невозможностью воплотить эту мечту в жизнь Андрей объяснял все свои провальные избирательные кампании.
Наш Петров своей барской физиономией до неприличия сильно отличался от реалий мухосранской жизни. А реалии были таковы: в городе не было горячей воды, работы, жилья и детских садов. Зимой в домах температура держалась почти на минусовых отметках.
Выставлять посреди этого «благополучия» улыбающуюся довольную харю по меньшей мере неосторожно. С другой стороны, перебарщивать тоже нельзя. Какая радость людям, если с плакатов на них смотрит истощенная личность с кругами под глазами?
Нет, мы пойдем другим путем. Пусть наш кандидатик будет в меру упитанным мужчинкой в самом расцвете лет с умеренной бледностью щек и орлиным взором.
«Отредактированная» фотка кандидата предстала во всем своем великолепии с монитора компьютера.
– Пэрсик! – сказала я. И мы с Шуриком пошли пить чай.
Как-то незаметно спустилась ночь. Мухосранская черная ночь лезла изо всех щелей этого мрачного здания. Запах кофе и остывших пирожков с капустой дополнялся вонью от картриджей и ксерокса. Федор за мной не ехал и трубку телефона не брал. Вот дура, я же сама его отпустила «быстренько сгонять в Полонск и обратно»!
В голове по кругу ходили всего три мысли: во-первых, Федор должен умереть, во-вторых, я с удовольствием прикончу его своими руками, в-третьих, делать это надо долго и медленно.
– Слушай, – Шурик оторвал голову от стола, – он все равно не приедет. Пошли, у меня переночуешь.
– Ты сошел с ума, как же я буду ночевать у тебя? Без раствора для линз, без зубной щетки?! Может, у тебя есть запасная?..
Шурик честно признался, что сомневается, есть ли у него горячая вода и чистые простыни. Но если я предпочитаю просидеть всю ночь на стуле, то, конечно, он, Шурик, умывает руки.
В этот момент двери распахнулись, и нашим воспаленным глазам предстал сияющий и свежий Федор, рядом с ним топтался манагер Алик. Оба распространяли явственный запах коньяка.
– Че сидим-скучаем? – как ни в чем ни бывало спросил Федя.
Далее последовала грязная сцена выяснения отношений. Результатом ее была, во-первых, вдребезги разбитая о стену чашка из-под кофе, во-вторых, то, что Федор до конца выборов ни разу не рискнул попасться мне на глаза. Впрочем, я без него не тосковала...
Вернувшись в Полонск, я проспала почти сутки. Проснувшись, выяснила, что Васька с Андресом ушли в кино, а меня, значит, оставили в одиночестве.
Я села в кресле с ноутбуком на коленях, монитор светил ровно, по-домашнему. В стандартном Paint я старательно рисовала нехорошее слово из трех букв. С каждой минутой оно становилось все весомее и ярче. Я вкладывала в процесс все накопившиеся эмоции, и на моем лице появилась одухотворенная улыбка творца.
В этот момент на пороге комнаты возник взлохмаченный и потный Тимур. Его брюшко, обтянутое свитером неопределенного цвета, ходило ходуном.
– Это... – начал он, чуть отдышавшись. – Дашка, выручай! Надо срочно сляпать агитку, к завтрашнему утру. Позарез. Иначе Гарик нас порвет...
Я тяжко вздохнула и в очередной раз подумала, что неверно выбрала профессию и жизненный путь. Как и сотни раз до этого, я позавидовала черной завистью секретаршам, продавцам, учителям и патологоанатомам... и вообще всем людям с ясными и понятными профессиями, которым не приходится в авральном режиме придумывать способы изощренного воздействия на мозги других.
Впрочем, по поводу патологоанатомов полной уверенности нет – мало ли чем они занимаются, оставшись наедине с мертвяками...
Из невнятного бормотания Тимура выяснилось, что нужна «чернуха» – газетка, поливающая грязью всех кандидатов, и в первую очередь Белинского с Дюгановым. Чтобы читалось легко и увлекательно, как детектив. На мой вопрос о сути «чернухи» Тимур только яростно почесал свой редеющий чубчик.
– Кампания зашла в тупик, нужны идеи, идеи... – забегал он вдруг вокруг меня, махая волосатыми ручищами. – Диверсия? Провокация? Да, пиши о провокации, которую якобы устроили наши конкуренты. Типа, приехали такие
