Приказ директора об укрупнениях и, соответственно, о понижениях вышел в целом по всему институту. Дальше – нервы, переживания, обиды, в отделе Юкелиса – призывы к бунту.
Колесов пошел на риск – вынес этот вопрос на партийное собрание отделения с жесткой формулировкой: «Одобрить действия зав отделением в связи с укрупнением… и т. д.» (Предвестие перестройки – вопрос о доверии вынесен на голосование.) На собрании за четыре часа пошумели не только о понижениях, опять обо всем.
Колесов: «Я выполнял приказ по укрупнению», и впервые выдал Юкелису на всю катушку плюс понес демагогию о новых задачах и горизонтах.
Заранее голосов не считал: «Всегда готов». Результат – 8 «за», 4 «против», 3 воздержались. (Партия наш рулевой). Бунт захлебнулся.
Впоследствии он рассказывал о своих приключениях на посту зав отделением давнему приятелю по ЛЭМу. После рассказа об очередном эпизоде, в котором он принял неожиданное решение, приятель вдруг улыбнулся:
— Ну да, а ты поступил как всегда – по колесовски.
Он призадумался: как это – по колесовски. Выглядело не обидно, понятно, что приятели над ним беззлобно подшучивали. Вероятно, в их глазах выглядело так: Колесов всех выслушает, изредка поддакивает, а потом решает по своему.
Все-таки терпение вознаграждается. Вскоре грянула новая беда, которая ускорила развязку. Иногородние отделения – в Ростове и Новгороде – провалили работы по большинству заказов. Руководителей уволили, заказы передали в Ленинград. Его отделению достались два завода: один в Ростове-на-Дону, второй в Жданове (Мариуполе).
На совещании в отделении он в трагических тонах обрисовал аварийную ситуацию, призвал всех осознать серьезность положения, напрячь все силы, мобилизоваться. Достаточно поерничав, объявил о своем решении: перераспределить тематику между отделами. Теперь отдел Юкелиса с примкнувшим к нему Карасевым вели темы – старые и новые – не соприкасаясь с другими отделами. Жаловаться было бесполезно – он бы вылил на Юкелиса ушат помоев за капризы на фоне всеобщей катастрофы.
Новую тему – проект для крупного ленинградского объединения «Ленинец», он полностью замкнул на Юкелиса, без привлечения других отделов. Хотя он сам подготовил все для заключения договора – переговоры с главным инженером, выступление на научно – техническом совете «Ленинца», все шаги согласовывал с Юкелисом. Тот вяло соглашался – не было причин для протеста.
Евдокимов выработал удобную (для себя) формулу: «Колесов и Юкелис не сработались, им надо разойтись». Через год Юкелис с отделом перешел в другое отделение.
Юкелис – гордый человек. В советской стране многие выросли гордыми: «Человек – это звучит гордо». «Все для человека, все во имя человека» (партийный лозунг). Юкелису трудно было перестраиваться на работу с заводскими заказчиками. Терпение и готовность к унижению, которые проявляли другие руководители проектов, претили ему. Отсюда его капризы, бунты, демагогия.
— Слушайте, — сказал ему как-то Колесов, — зачем же переть на меня так агрессивно, где-то даже непорядочно получается.
(После конфликта Юкелис перешел на вы, Колесов тоже, вынужденно).
— А я не считаю нужным соблюдать порядочность по отношению к начальству.
— Помилуйте, какое же я начальство? — поразился он, но осекся и замолчал.
Зав отделением Регентов, к которому перешел Юкелис, сразу же поставил условие:
— Юрий Исакович, работай самостоятельно, на меня не надейся.
Юкелис условие принял, учился работать с заводчанами.
В отпуск Юкелис устраивался в пригородный дом отдыха, с директором которого договаривался об отдельном номере и трахал там подряд всех баб. О своей любимой жене – он говорил: «Маша – это для меня святое».
Их сын – красавец и беспутный гуляка – тоже работал в ЛЭМе. Жена Маша, зубной врач, неожиданно вышла замуж за своего пациента, а Юкелис женился на молоденькой сотруднице из своего отдела. Родился ребенок. [35]
План спасения – выхода из тупика – начал складываться еще при Рейнере, когда тот впал в истерику на Ленинградском металлическом заводе (ЛМЗ). (Шутки истории: этот завод имени Сталина был переименован в завод имени 22-го съезда КПСС, на котором решили вынести Сталина из мавзолея и закопать в землю.)
Начальник ВЦ Хаханов – вполне вменяемый человек, с которым Колесов осторожно, постепенно договорился о полной замене СМО-Проблемы на создание банка данных и нужных заводу задач. За те же деньги.
Работа пошла. По банку данных Колесов подключался лично: корректировал структуру файлов.
За работу взялись «его отделы» Анисимова и Отцовского. Выручало то, что было ранее сделано по его заданию: генератор ввода, генератор печати, транслятор Вишнякова, а также генератор разузлования от Нильвы.
Примерно так же сложились дела с морским заводом. На семинаре в Севастополе он сумел увлечь СМО-Проблемой руководителей ВЦ этого завода. Дело было еще до бунта Юкелиса, Колесов вдохновенно расписывал уникальную систему, мысленно отметил: «Несет меня как Бендера в Васюках».
Заключили договор на первую очередь – создание банка данных и задач подготовки производства. Интуиция спасла. Отделы Анисимова и Отцовского получили хороший объект – с морем и пляжем.
Анисимов – высокий, черноволосый украинец, общительный, по старому учебнику психологии – сангвиник. Быстрое возбуждение и быстрое торможение. По-русски: легко обижается и легко успокаивается. Склонен к наивным предложениям, но не зацикливается на них. Надежный, порядочный человек. В его отделе собрались сильные специалисты: Кондратьев, суперпрограммисты Овруцкий, Рошаль, Сережа Иванов, кандидат наук Женя Дрозд.
И вдруг – невезение на Металлическом заводе. Уже на подходе к сдаче Хаханов перешел на завод турбинных лопаток. Новый человек на этой должности и вообще в этой тематике потребовал от своих сотрудников останавливать приемку программ по малейшим замечаниям, по любому поводу. С Колесовым разговаривал с наглой улыбкой: проект никуда не годен, приемки не будет. Колесов поприжал свой характер: не перешел на брань, в основном молчал. Позиция нового начальника понятна: он за прежнее не ответчик, имеет право облить все грязью.
Колесов пошел к Кезлингу:
— Георгий Борисович, проект готов, можем предъявить любой комиссии.
— А у них в плане есть?
— В министерском нет, договор финансируется из заводских средств.
— Это плохо, значит, их министерство нам не помощник. А письмо на корректировку плана они дадут?
— Нет, я просил, новый начальник ВЦ наотрез отказал.
— Что ж ты контакта не нашел с ним?
— Он просто куражится над нами, ему это в удовольствие. Да и цену себе набивает перед своим начальством.
— Идти в обком партии?…
Кезлинг задумался. Позвал юриста Варова, тот выслушал и предложил:
— Говорите, можем предъявить любой комиссии? Давайте так и сделаем. Составим акт приемки, предъявим к оплате.
Так и сделали. Не опробованный ранее новый прием в работе. Свое министерство промолчало, зачло выполнение плана.
Документ на оплату завод проигнорировал. С подачи юриста Варова обратились в арбитражный суд. Соломоново решение: суд не стал разбираться в проектных тонкостях – слишком много неопределенностей, постановил передать дело на решение вышестоящих органов. Обычная практика того времени. [36]
В наступившей паузе руководитель темы Дрозд вступил в переговоры с сотрудниками ВЦ, с их начальником. У него был довод: мы вопрос закрыли, тему списали, помогать вам – дорабатывать и
