Весело было то, что трое его главных приемщиков – люди с приветом: с тем неуловимым приветом, который не определяется медицински, но однозначно распознается всеми здравомыслящими.
Заместитель Подлипенко – Лукьянов однозначно считал Колесова и его сотрудников жуликами. Его тихое упорство окрашивалось навязчивыми (параноидальными) оттенками, сам Подлипенко его слегка побаивался – опасался обвинений в потворстве жуликам.
Второй еще недавно работал в Колпинском отделе в должности руководителя темы, которую теперь ему же сдавали, и поэтому выглядел забавно в претензиях к тем документам, на которых стояла его подпись. В странностях он был замечен еще в ЛЭМе: он заговаривал (замучивал) собеседников так, что они искали способы сбежать от «странноватого»…
Третий приемщик, программист, усердно старался требовать, но не знал как и чего, поэтому его заносило в рассуждения о последних веяниях в области программирования.
Все-таки систему пришлось принять. Все было сделано: программы, документация, демонстрация на контрольных примерах.
На приемку системы приехали три москвича из министерства заказчика. Их разместили в престижной по тем временам гостинице «Советская» в отдельных номерах. Утром встретили, каждый из них выходил со своей питерской бабой после успешно проведенной ночи.
Сдали, Подлипенко дал банкет у себя на квартире.
По теме АСУ-Сталь Гончаров защитил диссертацию.
Через несколько месяцев по второй теме подошло время сдачи. Колесов пошел на авантюру: подготовил к сдаче СМО-Проблему с дополнениями. Держал в курсе Кезлинга и Евдокимова: напрягаемся, делаем все, что можем. Подлипенко систему не принял. План скорректировали, тема перешла на следующую пятилетку.
По Ижорскому заводу свет в конце туннеля не просматривался. Объект автоматизации – почти половина Ижорского завода. В задании на систему – огромный объем работ. В техническом проекте – путаница. Вопрос об использовании СМО-Проблемы отпал. Сил на индивидуальное проектирование нет. Деньги съедены уже на 70 процентов. После неоднократных корректировок плана министерство больше не даст отсрочек.
К этой кутерьме добавился бунт в Колпино. Начальником отдела там был Матыжев, назначенный с подачи Колесова. Спокойный, деловой. Доходили слухи о трениях в отделе. Ерунда, на всех не угодишь.
В тот день с утра Колесов ненадолго заехал в Колпино, через полтора часа – с юга на север города – к себе в институт. Вдруг ему сообщили, что в колпинском отделе большое волнение, собирают подписи под письмом к директору с жалобой на Матыжева и просьбой отстранить его от руководства отделом. Колесов сразу же поехал обратно – еще полтора часа, провел общее собрание. Сотрудницы (их в отделе 90 процентов) выступали горячо и взахлеб, инициатор (зачинщица) Барановская зачитала письмо.
Колесов выразил согласие с претензиями (это стоило ему внутренних усилий – многие выступления были просто разнузданными), заявил, что отстраняет Матыжева от должности (перебор, у него не было на это прав) и принимает руководство отделом на себя. Забрал письмо и как бы между прочим попросил исправить адрес – на имя зав отделением вместо директора. Что и было сделано. Матыжев по его просьбе написал заявление о переводе на должность заместителя начальника отдела – что ж, виноват уже в самом факте собрания. Через пару дней провел обещанное через приказ директора.
Так в очередной раз восторжествовала советская демократия, надежно охранявшая права человека и коллектива («коллектив всегда прав»). Иной поворот событий был очевиден – комиссии, разборки, склоки и за всем этим – вина зав отделением, неумение работать с коллективом. Теперь же, когда доброжелатели попытались на парткоме говорить о нездоровой атмосфере в колпинском коллективе, его ответ звучал четко: меры приняты, вопрос решен, атмосфера нормальная.
До него дошел слух из отдела: «Да-а, Валентин Иванович уделал нас как котят”. А Матыжев еще долго работал в отделе, отношения наладились, вплоть до дружбы и любви с отдельными сотрудницами.
Он решил проталкивать Гончарова на должность зав отделом. Пришлось именно проталкивать – сходу не прошло. Возраст Гончарова его не смущал, опять-таки достаточно хорошо помнил себя в этом возрасте. У Гончарова – мальчишеская внешность, небольшой рост (впоследствии он отпустить бородку). В отделе он моложе всех, женщины относились к нему почти по матерински, как к хорошему мальчику. Правда, обиженная зав лабораторией Рябышева при своем увольнении обыграла ситуацию:
— А вы спросили меня, будет ли мне интересно работать под руководством Гончарова? Это же плевок…
Отцовский насмешничал:
— Гончаров от важности так надуется, что и лопнуть может.
Зам директора по кадрам вяло сетовал – испортим парня, рано ему. Требовалось утверждение на парткоме – Колесов произнес речь. Добился своего: приказ о назначении был подписан. А Гончаров оправдал оказанное ему доверие.
ЛЭМ работал с Ижорским заводом уже пятнадцать лет подряд. Первые десять лет работу вел первопроходец автоматизированных систем, авторитетный в ЛЭМе зав отделом Яковлев. В конце срока бывший боевой летчик учинил авантюру. Он поставил на Ижорский завод систему, только что сделанную им для какого-то южного завода. Прежний авторитет Яковлева сработал, в суматохе и под обещания Евдокимова сделать доработки оформили сдачу – под фанфары в газетах. Потом Яковлев ушел на пенсию. Теперь Подлипенко постоянно поминает эту историю, обманувшего их Евдокимова и сказанные тогда слова главного инженера:
— Ты их ко мне больше не води.
Гончаров начал разбираться с проектом, сделанным группой Рябышевой, — там был полный завал. Попытался сделать хоть что-то.
Беседы Колесова с Подлипенко становились все более задушевными. Кажется, Подлипенко понял ситуацию: то, что даже добросовестный и квалифицированный разработчик не осилит проект.
И Подлипенко нашел выход из тупика – настолько же остроумный, насколько и хитроумный: предложил перевести проектную разработку в разряд НИР – научно – исследовательской работы. Разработчик передает заводу все наработанные материалы и составляет отчет по НИР. Сомнение могла вызывать только чрезмерная для НИР стоимость работы. Подлипенко поработал с министерством, свозил туда Колесова с Гончаровым. Предложение прошло. От любых дальнейших работ с ЛЭМом Ижорский завод отказался. Колесов не получил ни кнута, ни пряника – вопрос закрыт и ладно.
В сентябре Колесов принял решение о бригадах. Изобрел путь назад – к разделению отделения на части – хозрасчетные бригады. В каждой бригаде – один или два отдела. В этом была главная наглость. С одной стороны, против бригад не попрешь – вся страна охвачена бригадным подрядом. С другой стороны, явная карикатура: обычно бригады формируются из работников, а тут – из отделов. Руководитель бригады – один из начальников отделов – отвечает за формирование и выполнение плана. Договаривается с другими бригадами о совместной работе. И т. д. и т. п. Обратной дороге – быть! Веселые игры в бюрократию!
Проект своего распоряжения о бригадах отдал начальникам отделов, вынес на партийное бюро отделения. На бюро Юкелис пошел вразнос: «полный развал» и т. п.
«Не наш человек, вместе не работать. Правильно прилепили ему: гадливенький», — раздражился Колесов, а вслух сказал:
— Принимаем замечания Юкелиса, доработаем распоряжение.
Константинов уговаривал Юкелиса:
— Рейнер ухватился бы за это дело. Что, нагрузка большая? Так другие бригады еще должны набирать темы и деньги.
Подействовало. Распоряжение завизировано и подписано, однако пока еще не достигалось полной изоляции Юкелиса…
В начале следующего года сверху дали указание всем зав отделениями – укрупнить отделы и лаборатории. Одну выгоду он сразу же извлек: в отдел Юкелиса влил рейнеровский отдел Карасева. В остальном было плохо: несколько понижений из завлабов в старшие научные сотрудники, двух зав отделами – в завлабы. Он долго думал, подготовил решение сам, ознакомил только Константинова. Все понижения без потерь в зарплате, за счет надбавок.
