Летом Алла предложила:
— Давай переедем к матери, там с ребенком будет лучше, да и мама поможет.
Он уже был уверен, что уйдет из армии, согласился. Теща – человек из простого народа. Он сам оттуда, отношения были хорошие. Только иногда спрашивал Аллу:
— А на что она живет?
— Да много ли ей надо, пенсия небольшая есть.
Теща целые дни проводит на базаре. Вечером возится в курятнике. Вопрос прояснился: она покупает на базаре живых цыплят, откармливает и продает.
— Да это же спекуляция! — возмутился зять, — это надо прекратить.
Заспорили, не договорились. У тещи твердый характер, ее промысел уже много лет приносит хороший доход. В споре она напомнила зятю о его грехе:
— Ты же приносишь спирт с работы.
Он перестал разговаривать с тещей. Помощи от нее тоже практически не было.
Лишь много лет спустя он осознал свою ошибку. Спекуляции не было, был производственный процесс: откорм цыплят до взрослых кур и обработка продукта. Малый бизнес. Без регистрации и налогов, ну да это нарушение несерьезное. Интересный факт: в послевоенной денежной реформе теща потеряла столько же, сколько и его мать.
Алла рассказывала:
— Мама говорит, что если бы сейчас были такие порядки, как до революции, она бы большое свое дело развернула.
Осенью он поехал в Винницу, в госпиталь на обследование. Там вел себя нормально, ничего не изобретал, жаловался на неудержимую вспыльчивость, на пережитую блокаду, намекал на вредные для нервов специфические условия работы. Об атомных бомбах не говорил, нельзя, но врачи могли догадываться.
В декабре 1960 года был уволен из армии по болезни и в связи с сокращением. Последнее давало надежду на главную льготу – предоставление жилья.
Диагноз по медицинской справке – психопатия с эмоционально-волевой неустойчивостью в фазе декомпенсации.[8]
Мелкий факт, случившийся при отъезде, подтолкнул к осознанию своего нового положения, а именно – положения человека, выпавшего из люльки и отвечающего теперь лично за всё обустройство своей жизни: работу, жилище и всё прочее. Перед отъездом отправлял мебель контейнером. Солдаты вынесли мебель на улицу. Машина запаздывала. Он звонил, обещали прислать. Время шло, отправка могла сорваться. Не такая уж и большая беда была бы, но его вдруг охватило острое чувство отчаяния, до комка в горле и подступивших слез. Отрезанный ломоть, которому можно отказать в помощи… Машина пришла, злого умысла не было, обычный беспорядок.
В последний день 1960 года на двадцать восьмом году жизни с женой и двухмесячным сыном он приехал домой, в Ленинград. Новый год встретил с родственниками. Вышел на прогулку с сыном в коляске, остановился у витрины на родном Суворовском проспекте и вдруг радостно осознал: «Вот оно, свершилось, я дома и навсегда».
Крылатые ракеты
Квартирный вопрос. Еще за полгода до увольнения из армии Колесов сказал матери:
- По закону мне должны дать жилье. Вот не знаю, если пропишусь с женой и ребенком у тебя, не скажут ли, что на вас двадцати восьми метров достаточно? И ничего не дадут?
— Я обменяюсь на меньшую площадь.
Она переехала в девятнадцатиметровую комнату, с окнами во двор, но без уличного шума и с ванной.[9]
Он пошел в жилищный отдел узнать, как получить жилье.
— А сколько у вас метров, — спросила инспекторша, — девятнадцать? На четверых? Так вам больше ничего не положено. Норма для получения жилья – 3,5 квадратных метра на человека, у вас больше.
Жестокая, страшная правда потрясла его. Он понял Хрущева так, как слышал: тот обещал дать жилье всем увольняемым из армии.
— И что же делать? — спросил он инспекторшу, — рожать еще? А сколько ждать?
— Еще? Посчитаем. Нет, все равно еще лишних полтора метра будет. А ждать – сейчас получают те, кто десять лет назад встал на очередь.
— А жилищный кооператив? Это возможно?
— Там норма четыре с половиной метра. Так что и туда пока не примут.
Выйдя, размышлял: «Экую же глупость я сотворил! Имел право ехать в любой город, например, в Москву, там у меня площади нет… Теперь получается, что обмен на меньшую комнату был просто наивной глупостью, уж если меняться, так надо было на четырнадцать и меньше. Что ж, незнание закона не освобождает от глупости».
Потом он понял, что хотя бы не успел сделать самую большую глупость: прописаться к матери. А по правилам обязан прописаться туда, откуда выехал.
Мать пошла посоветовалась с юристом – судьей, хорошей знакомой в бытность ее работы управдомом.
Судья подсказала решение. По ее совету родилось замечательное дело, которым он гордится и всем рассказывает. Действительно, редкий гражданин может похвастаться тем, что он судился со своей собственной мамой. А он хвастает – подал в суд иск на мать с требованием прописать его с женой и ребенком в ее комнату. Он был истцом, а мать ответчиком. Ужасающая картина суда: мать плачущим голосом перечисляет свои болезни, просит отказать в иске сыну. С предыдущего дела на этом заседании задержалась прокурорша, которая стала стыдить сына за нехорошее отношение к родной матери. Он, мать и судья молчали. В иске судья отказала на основании какого-то давнего, довоенного постановления, до которого могла докопаться только она.
Далее он оформил временную прописку, без права на площадь, у своей тети (коки), к тому же еще и больной туберкулезом. Только после этого подал заявление о предоставлении жилья по льготе для уволенного из армии. Нормальные герои всегда идут в обход.
Следующее потрясение состоялось в районной администрации – отказали без всяких объяснений. Подумав, он решил не жаловаться выше, а добиваться на месте – принятыми при советской власти способами. Он и жена взяли на руки пятимесячного ребенка, вошли прямо в кабинет председателя исполкома, мимо протестующей секретарши, положили ребенка на стол. Он говорил о правах, о законе, председатель не мог его слышать, потому что во весь голос кричала жена, а на столе орал ребенок. Семейное трио. Председатель лениво отнекивался, мол, решаю не я, а комиссия. Вошел его заместитель Носиков, мельком посмотрел на документы:
— Мы повторно рассмотрим.
Через неделю он сидел в приемной, ожидал вызова на комиссию. Из кабинета высунулась секретарша, сказала:
— Ваша просьба удовлетворена, следующий.
О жизнь!
«А жизнь, — размышлял обучающийся жизни Колесов, — снова и снова подтверждает закон неопределенности (энтропии). Никакой энергии простого гражданина не хватит для того, чтобы разобраться в обилии законов и постановлений, да и не каждому юристу это дано. С другой стороны, у районной власти тоже не хватило энергии проверить и убедиться, что я с семьей фактически живет в комнате матери и пудрю ей, власти, мозги».
Вскоре их благодетель Носиков стал главным строительным начальником Ленинграда и области – секретарем обкома партии по строительству. Повезло им на хорошего человека. Случайность.
