– Ну, она же
– Я же ее у декана...
– Она ни в каком институте... никогда в жизни... Родители – хо-хо! – могли бы уж... Ну, дома там частные уроки... языки всякие, пианино... Тренер по горным лыжам... верховой езде... Да уж: верховой езде! Скачкам...
– Я ее у декана... Я ему же фамилию называла...
– Мало ли таких фамилий. Вышла бы неувязка с фамилией, с инициалами ли, она всегда бы вывернулась. С ее-то воображеньицем. Она и ксиву фальшивую могла бы в случае чего... ты не беспокойся...
– Я не беспокоюсь... Значит, от меня, из Восьмой Роты, она переходила улочку – и к себе?.. Нырк! –
– Ну так уж и «не, не, не»... Фикция – «да, да, да»... Водички?
– Нет.
– Чайку?
– Что она там делала у себя в Девятой Роте?
– Ну, что делала: отдыхала...
– От чего?
– От всего. От тебя, например. Телик смотрела... Ела... спала... пила... Встречалась с половыми партнерами... Да мало ли дел у молодой женщины?
– Зинаидочка Васильна... Зинаидочка Васильна... А можно я посплю? чуточку... Мозг просто вырубается...
Раунд одиннадцатый
– Где ходим, тут и спим... Где встала, там и спала... Давай я во сне тебе подытожу наши делишки-то, чтобы время жизни сэкономить? Вот смотри, значит, так, баю-бай, баю-бай: родителей она выдумала, любовь с Гербертом, мать Герберта, учебу Герберта, службу Герберта, ребенка от Герберта – вообще всё, что касается Герберта, включая самого Герберта как физическое тело, – выдумала... Баю-бай... Морочила моро?ка, а пророчила сорока... Баю-бай... Ох, да: не всяку кручину-то заспать можно... Письма она, стерва, тоже сама за него писала – ну просто Вера Панова, скажи? Вера Панова и Вера Инбер в одном лице! Про институт, художников – тоже выдумала, то есть, культурно говоря, сочинила... Баю-бай...
– А кто были ее подруги? Ведь не приснились же они мне? (Хотя – кто может это знать?) Ну, те,
– А! Ну это-то просто. Девки –
– Каких?
– Ну, которые за вами по пятам ходили. Охраняли ее то есть. Ты думаешь, почему тебе на черной лестнице весь этот богемный бардак развести разрешили, а? Все ведь всё видели, все – всё видели, но
Натурщицей твоя красотка сроду не была... Блядью – да: блядью была. Ядреной! И таковой остается...
Но блохи-то были...
Блохи были, а Камержицкий – нет. Вот в чем онтологический-то парадокс. Блоха – ха-ха! Блоха – ха- ха! – не без греха!
Какая разница. И вот, кстати, что тебе снится. Тебе снится, милая барышня, что ты меня спрашиваешь – ну, например, да? – ты меня спрашиваешь: за каким чертом она сбавила себе возраст? Вот тут-то и кроется, так сказать, зерно... курочка все зернышки – кудах-тах-тах...
Сама-то не догадываешься? Не догадываешься совсем?
Да ты спи, касаточка, спи... Беспечальному сердечку-то сон сладок...
А печальному-то – вдвойне... Грозен сон, да милостив Бог...
Хотела она ребеночком при тебе побыть... Ребеночком, да... Чегой-то у ней с ейными родаками- кесарями не сложилось... не сложилось совсем... Так что насчет ребеночка – это, в своем роде, правда – а также и то правда, что он внутри нее словно всегда был... гнездышко там себе свил...