Другие авторы усматривают в полозах - «ползунчиков», т. е., по-видимому, поползней, небольших древесных птиц, ползающих, главным образом, по стволам и крупным ветвям деревьев.
Последнее толкование совершенно неприемлемо, так как ни народная, ни научная терминология никаких «ползунчиков» не знает, «ползунчики» - это развесистая клюква невежественных комментаторов.
Основным и единственным доказательством сторонников «полозового толкования является то, что сороки не ползают «по лозию», т. е. по лозе, а скачут, что совершенно верно.
Однако, не следует слепо верить слову, когда оно противоречит смыслу. Имеются весьма веские соображения, что дело идет здесь не о полозах-змеях, а о лозе.
Прежде всего, если речь идет о полозах, то в тексте должен быть соответствующий падеж, именно именительный: должно стоять: «полозие» или «полозия». В тексте же употреблен падеж в согласии с предлогом «по» - «по лозию». «Полозисты» должны предположить, что здесь описка, - метод, показавший себя с самой отрицательной стороны. Кучи нелепостей, написанных о «Слове», в подавляющем большинстве случаев связаны с «исправлением» текста. Исправляя, можно найти не только полозов, но и крокодилов.
Во- вторых, слово «полоз» термин очень узкий, специальный, малоупотребительный, не очень хорошо известный даже среди зоологов не систематиков и нигде в других источниках древней письменности не встречающийся. Не знает его и народ, это научный термин. И у нас нет решительно никаких оснований полагать, что он употреблялся в XII веке.
В-третьих, полозы являются немногочисленными, редкими, держащимися по одиночке животными, прячущимися в траве, поэтому упоминание их во множественном числе да еще рядом с такими обычными птицами, как вороны, или сороки (и вообще почему-то с птицами) ничем не оправдывается, кроме вероятного желания Н. В. Шарлеманя увеличить список животных, упоминаемых в «Слове».
Но лучшим опровержением «полозового» толкования является смысл всей фразы. Смысл тот, что в природе все молчит, будучи на стороне Игоря, он бежит, и вороны, галки, даже стрекотуньи сороки молчат, только скачут по лозе.
Слово «только» - является смысловым, ударным местом фразы. Если же мы примем, что «только полозы ползали», то смысловой стержень всей фразы теряется, - ведь полозы ползают бесшумно! Все птицы молчат - понятно, они будто хотят не выдавать Игоря. Полозы молчат - смысла никакого, они звуков не издают. Да и вообще, что общего у этих змей с птицами, с Игорем?
Если и имеется связь, то по известной украинской поговорке «в огороде бузина, а в Киеве дядько». «Только ползающие полозы» - бессмысленная деталь, но в «Слове» все сделано крепко, красиво и у места.
Пора уже сдать «полозов» в архив и не перегружать, плевелами и без того уже перегруженный комментарий «Слова». Если «полозистов» покоробило, что сороки в «Слове» ползают, а не скачут, то почему их не коробит, что соловей в «Слове» не поет, не щелкает, а «щекочет» (кого щекочет? Чем щекочет?). Разве «галици стады бежать»? Ведь галки не звери, что бегают стадами, они летают!
Разве «полозисты» не знают, что «живот» в древности обозначало не часть тела, а значило «жизнь», что тело Игоря могло быть «жестким», но не «жестоким», что, когда Игорь – «поскочи» - это значило не «поскакал», а «побежал» и так далее.
Приводить бездну примеров, доказывающих, как слова за 760 лет изменили смысл, значило бы злоупотреблять терпением читателя.
Если со всеми этими словами «полозисты» мирятся, то им следует примириться и с «ползанием» сорок, тем более, что путь бегства Игоря - долина Донца, изобилует прибрежными лозами, а любимым местопребыванием сорок являются не отдельные деревья или густой, старый лес, а именно лозняки.
Дважды повторяется в «Слове» загадочная «зегзица» (636, 639), одни видят в ней кукушку, другие ласточку, третьи горлицу и т. д. Решение этого вопроса пытались найти в словарном материале древних источников, в народных песнях, местных названиях птиц и т. д.
К сожалению, «зогза», «загоза», «зегза» и т. д. в одном месте применяют для обозначения кукушки, в других для обозначения ласточки. Окончательное решение не найдено, впрочем никто серьезно этим делим и не занимался.
Если «Слово» в большей мере отражает мотивы, уже существовавшие в поэзии XII века, та вероятно, что речь идет здесь о кукушке. Дело в том, что образ молодой женщины или сестры, омывающей раны мужчины водой и воплотившейся в кукушку, уже встречался в народной поэзии того времени. Ярославна, уподобляла себя невольно героине той народной песни. Призывный крик кукушки, звучащий меланхолически, мог быть ассоциирован с печальным сюжетом.
Однако, за ласточку говорит то, что «ластушки, серые загозочки» найдены в народном творчестве, и Ярославна, стоя у реки, невольно следила мыслью за легкокрылой ласточкой, летающей над водой. Ей хотелось также унестись, чтобы помочь израненному мужу.
В «Слове» есть, еще одно место (117), по-видимому, касающееся животного: «див кличеть верху дерева»… Мифологическое злое существо див отождествлялось с филином или другой крупной ночной совой, ночное «ухание» которых наводит ужас на суеверный народ.
Суеверное отношение к совам до сих пор еще не изжито. Даже сыч, сравнительно мелкая и негромко кричащая птица, до сих пор с трепетом прогоняется с крыши вечером. Одно название его на Украине «поховав», т. е. «похоронил», красноречиво говорит о тех представлениях, которые связывает с этой птицей народ.
«Щоб на тебе див прийшов», до сих пор еще кое-где можно услышать на Украине.
Самым интересным упоминанием в «Слове», вероятно, является упоминание дятла (746) - «дядлове тектом путь к реце кажуть» …
Для обычного читателя или исследователя филолога это место не говорит ничего, оно просто непонятно. Как может дятел своим «тектом» показывать путь к реке, ведь дятел лесная птица и в степи не водится?
Это место можно понять, только зная самым точным образом место действия. Выдумать такой образ никто не в состоянии (к сведению проф. Мазона).
Как известно, бегство Игоря совершалось сначала по направлению к Донцу по степной, безлесной и частично безводной местности. В степи его легко могли заметить (погоня или другие половцы, уже извещенные о бегстве), в степи часто ни капли воды.
Известно дальше, что беглецы 11 дней шли пешком, пока добрались до города Донца, ибо загнали коней. Овлур, конечно, отлично знал дорогу, но нет сомнения, что беглецы именно дорог-то и избегали: по дорогам, естественно, их искали, по дорогам их ждали всякие неприятности. Поэтому путь к Донцу несомненно совершался отчасти «на ощупь», опасные стыки дорог приходилось обходить далеко.
Вставал вопрос: как найти дорогу к воде, к реке в местности сухой и ровной, хотя и пересекаемой оврагами! Река означала питье, пищу, возможность прятаться в деревьях и кустах (и об этом мы находим указание в «Слове», 720-728) и надежную дорогу днем и ночью.
Придонецкие степи не являются совершенно ровными пространствами без рельефа, но прорезаны довольно глубокими долинами («балками»). Но найти такие долины, уклонившись от дороги, нелегко: местность кажется ровной или слегка волнистой, но долины скрыты от взоров.
Внизу, в долине, в таких балках бывают иногда родники или бегут небольшие ручьи, однако, многие из них совершенно сухи. Спускаться и подниматься в каждую балку нелегко, если идти поперек их общему направлению, - это означало потерю времени и сил, которыми беглецы, конечно, не очень-то располагали.
И вот тут-то помогал «текот», т. е. стук дятла. Стук дятла указывал совершенно ясно на наличие поблизости не только вообще балки, но и крупных деревьев (по кусту не постучишь!), так как деревья в балках не поднимаются в степи на плато, а растут по склонам, а, главным образом, на дне балок, где для произрастания их есть достаточно влаги.
Там, где есть крупные деревья, несомненно близко должна быть и вода. Чем крупнее долина, тем с более значительной долиной она сливается, пока не приведет к речке. Долиной же речки нетрудно добраться и до Донца. Поэтому, уклоняясь от обычных дорог, беглецы не раз пользовались стуком дятла для того, чтобы, идя долиной, вновь вернуться на должный путь.
