Заметьте: русичи не молятся. Не молились они перед походом, хотя ясно было, что идут на большое и опасное дело - вглубь половецких степей. Не молятся они и ранним утром перед первой стычкой (допустим, не было времени, враг уже был в виду).
Когда ранним утром следующего дня русские увидели несметные силы половцев и «ужаснулись», тогда, естественно, должна была явиться мысль помолиться христу ли, перуну, все равно, - ясно было, что конец приходит. Но «Слово» о молитве даже не заикается.
Когда полки были построены к бою, Игорь сказал, согласно летописи: «Братьи, сего есмы искали, а потягнем!», т. е., «этого мы искали, так возьмемся!» о боге ни слова!
Но вот разгром произошел, беда свалилась на Русь, певец не скупится на слова, отражающие печаль Руси, но о том, что русичи молятся, хотя бы о душах погибших, о спасении раненых и плененных - ни слова! Более того: поражение Игоря открыло половцам ворота на Русь. Русь (особенно северщина) осталась без князей и войска, опасность нависла ужасная, половцы излетели. Молятся русичи о своем спасении? «Слово» упорно молчит, молчит многозначительно. Конечно, русичи молились, но автор «Слова» глух к подобного рода действиям, и он их игнорирует.
Вот Игорь в плену, израненный, униженный, жизнь его в опасности, кажется чего больше, остается только молиться и летопись влагает в его уста тягчайшие укоры его самому себе: «нет, недостоин я жизни» и т. д.
«Слово» же молчит, молчит упорно. Мог ли христианин автор обойти подобные моменты молчанием? Нет, конечно, нет!
Вот Ярославна получила ужасное известие: муж ранен, в плену и, может быть, никогда не вернется, муж, которого она любит всей душой, с которым она не пожилa и года. В неописуемой тоске, рано утром, она уходит от людей на уединенную стену Путивля и изливает всю свою душу в мольбе: к… солнцу, ветру и Днепру!
О Боге, христианском Боге, о Богородице, о святой Троице, о святых, о своей святой, святой Ёвфросинии - ни слова!..
Есть исследователи «Слова», до сих пор считающие, что оно христианское произведение, - трудно представить себе, что делает их глухими к железной логике. Если они религиозны, то не могут же они отрицать существования в прошлом и настоящем людей нерелигиозных.
Заметьте, далее, что ни разу и «Слове» христианский Бог, св. Троица, Богородица не являются органически вплетенными в канву событий и изложения, есть только крайне поверхностные и беглые упоминания (подробнее ниже) о них.
Не следует забывать также, что «Слово», излагая события, главным образом, вспоминая войны со времен еще Олега Тьмутороканского ни разу не говорит о борьбе за веру, за христианского Бога и т. д. Эта идея совершенно в «Слове» отсутствует, везде речь только о защите русской земли. Напрасно некоторые в слове «поганый» видят синоним слова «язычник», - это не так, - оно означает прежде всего «дурной, скверный». Когда «Слово» говорит: «Стреляй, о государь, Кончака, поганого кощея!» - это не значит, что «стреляй язычника раба», а «поганого раба»! И уж совершенно белыми нитками пришито в конце «Слова» «здрави князи и дружина, поборая за христьяны на поганые полки» (788-790): за веру русичи не боролись, об этой, нет ни слова, и приписка в конце носит явно привносимой характер.
Хоть раз сказал Игорь или кто-то другой - «умрем за веру»? Не сказал никто, ибо веры-то не было (в представлении автора «Слова»}.
Очень характерно также, что в идейной канве «Слова» совершенно отсутствует столь характерная для христианства идея, как грех и искупление. А события, как нарочно, подходили ко всему этому. Но «Слово» молчит, упорно молчит об этом.
Итак, в основе, в идейной канве «Слова» христианство целиком отсутствует. Зато язычество налицо.
О Христе ни слова - зато упоминается Даждь-Бог, о св. Троице ни слова - зато есть Стрибог, Велес, словом, язычество явно доминирует.
Обратимся, однако, к упоминанию христианского характера, имеющегося в «Слове»:
1. «Святополк полелея отця своего… К святей Софии в Кыеве» (242).
Это беглое замечание о храме святой Софии в Киеве является только исторической подробностью: храм, упомянут здесь не в религиозных целях, а как место действия (подробности в дальнейшем).
2. «Тому и Полоцке позвониша заутреннюю рано у святые Софеи в колоколы». (612-614). И здесь церковь и звон колоколов упоминаются не как атрибуты религии, а только для того, чтобы указать на волшебные способности Всеслава переноситься из одной местности в другую (Полоцк - Киев) с необыкновенной быстротой.
Связи с собственно религией тут никакой. Церковь и звон колоколов служат здесь как указатели места и скорости действия.
3. «Ни хытру, ни горазду, ни птицю горазду, суда божия не минути!» (620-622). Приведена поговорка тогдашнего времени, приписываемая автором «Слова» Бояну. Ууказание на Бога здесь в очень общей форме и только весьма косвенные данные позволяют думать, что речь идет о христианском боге, а не о боге в более общем понятии, применимом к каждой религии. Употребление ходячей христианской поговорки, не говорит еще о принадлежности автора к этой религии.
4. «Игореви князю Бог путь кажеть»… (682). И здесь бог может мыслиться в более общей форме без относительно к христианской религии. И кроме того место это весьма подозрительно по аутентичности. В самом деле: в самой основе произведения христианства нет вовсе, а в третьестепенных мелочах оно вдруг выплывает. Логики никакой, если мы примем, что эти мелочи писал певец, но если мы предположим, что писал монах, хотевший придать более христианский оттенок «Слову», - то все становится понятным.
На коренную переработку «Слова» переписчик не решался, но подкрасить «Слово» в христианский оттенок он счел нужным и возможным.
5. «Игорь едеть по Боричеву к святей Богородици Пирогощей» (779-181). И здесь опять-таки приводится голый факт, весьма вероятный и, должно быть, исторически верный. Однако и здесь чувствуется чужая рука. В устах певца эта фраза была бы уместна, если бы он описал беду Игоря, его молитву к Богородице и затем благодарственный молебен ей. А на самом деде получился благодарственный молебен Богородице, которую, согласно «Слову», Игорь и не просил о спасении! Кроме того было сказано, что «Бог путь кажеть» (не Богородица). Эта неувязка ясно показывает, что к «Слову» приложилась и чужая рука.
6. «3драви князи и дружина, поборая за христьяны на поганые полкы» (788-790). И эта короткая вставка весьма возможно, почти наверное, принадлежит не автору «Слова». Ведь здравица и слава князьям (и притом поименная) уже была провозглашена перед этим отрывком, а, затем еще повторяется за ним. Совершенно очевидно, что переписчик просто вписал фразу с христианской направленностью в конец произведения, чтобы кончить «Слово» соответствующим образом.
7. «Князем слава, а дружине. Аминь» (790-792). Этот заключительный «аминь» был в оригинале «Слова» настолько привносный, что даже издатели «Слова» в 1800 г. и русском переводе его опустили.
Ведь всякое окончание дела сопровождалось в устах духовного лица непременным «аминь». А уж переписчиком, конечно, был монах.
Итак, христианство в «Слове» отсутствует, а тот слабый поверхностный налет его, который имеется, принадлежит почти наверное переписчику.
Переходим теперь к рассмотрению языческого элемента в «Слове». Мы находим здесь прежде всего упоминание языческих богов: Даждь-Бога, Стрибога, Велеса, Хорса, Дива.
Русичи считаются внуками Даждь-Бога, Боян внуком пастушьего бога - Велеса, ветры - Стрибожьими внуками.
Находят себе отражение здесь также и языческие верования и обряды; плач и вопление по покойникам, метание жара из рога, надгробные причитания.
Особенно ярко выражено анимистическое миропонимание автора «Слова» в беседе Игоря с донцом и в плаче Ярославны. Вся природа в понимании автора «Слова» живет, река говорит, птицы понимают, как нужно помочь Игорю и т. д.
Можно сказать наверное, что если певец был формально, по обязанности, христианином, то в душе
