вернутся.
— Если через полчаса лодка не появится, я пойду па розыски. Скажи, чтобы приготовились Хосе, Барранко и Сальвадор. За Хосе останется Бонилья.
Я перевела Хосе слова Артура, и он пошел за Бонильей, но вернулся очень встревоженный. Бонилья бесследно исчез. Ночь, полная загадок! Никто не заподозрит Бонилью в том, что он самовольно без крайней необходимости отлучился. Пришлось с прикрытием оставаться мне. Артур и Хосе спустились во вторую лодку, готовые отчалить каждую секунду. Решили подождать еще полчаса. Если ваши разведчики живы — придут. Растревоженная ночь не затихала. Над нашими головами со злыми вскриками проносились перепуганные птицы. Вода продолжала прибывать, и от реки шел ровный гул, как от поезда. Деревце, за которое придерживался Артур, наклонилось и скрипело. Лодку кренило. Так прошло еще несколько минут. К нам подошли Клаудио и Молина. Они видели вспышку, и растревоженные, не могли усидеть в машине. Но вот на противоположном берегу раздался треск сухой ветки, и мне почудилось, что прошуршали и листья. Я дернула за рукав Артура — после контузии он был глуховат. Хосе выскочил из лодки и быстро зашагал вниз по течению. Мы пошли следом. На воде ничего нельзя было различить, а плеск весел очень трудно отличить от журчания неспокойной воды. Вдруг за кустами мелькнула тень, затем захрустели ветки и лодка подошла под невысокий обрывистый берег. Мы побежали туда. Маноло и Сальвадор бросились в воду. Они ухватились за борта лодки и старались завести ее в небольшую заводь.
Когда мы разглядели силуэты сидевших в лодке, то сразу успокоились — их было пятеро, столько же, сколько и уходило. Но, к нашему изумлению, первым из лодки вышел Бонилья. Его шаги казались нетвердыми, а высокая стройная фигура точно надломлена. Он сделал два шага, потом остановился, стараясь сохранять равновесие, и оперся на плечо Маноло. Из груди вырвался булькающий хрип и Бонилья медленно опустился на землю. Наклонившись, стараюсь разглядеть его лицо. Мне кажется, что оно совсем белое, на подбородке широкие потеки крови. Бонилья тяжело дышит и молчит. Чувствуется, что говорить он не может. Его рука тревожно шарит по траве. Я подумала, что он хочет встать, и подала руку, но Бонилья мягко отстраняет ее и продолжает перебирать жесткую траву. Факунда подает ему автомат, и Бонилья успокаивается. Когда из лодки вышли остальные, оказалось, что нет Гармоны…
О том, что произошло, рассказал Ретамеро. Когда Гармона прыгнул в лодку, Бонилья пытался его удержать. Гармона выскользнул из его рук, и Бонилье ничего не оставалось, как прыгнуть в лодку за ним. В темноте было очень плохо видно, и все это происходило при полном молчании. Хосе не понял, кто оказался в лодке, он увидел, что там все пятеро, и оттолкнул лодку…
— На том берегу мы построились и пошли, — продолжал Ретамеро. Ночи теперь короткие, и мешкать нельзя. На всякий случай, Бонилья пошл рядом с Гармоной. Мы быстро перемахнули заболоченный кустарник, и тут пришлось передвигаться перебежками — местность становилась все более открытой. Временами мы теряли друг друга из вида. Когда раздался взрыв, я был метрах в тридцати от того места и сразу побежал на вспышку. Там оказался один Бонилья. Через минуту собрались все остальные, но Гармону мы не нашли. Бонилья сказал, что был метрах в десяти от того места, может быть, немного дальше, в темноте это трудно определить. Мы даже не нашли автомата, который был у Гармоны. Когда мы пошли обратно к реке, я почувствовал боль в ноге, точно от ушиба камнем. Пощупал, рука стала мокрой и липкой, но это была не моя кровь…
Трудно было предположить, что Гармона живой или мертвый будет найден, но Артура никогда не оставляла надежда, пока он не получал полной уверенности в том, что дальнейшие поиски бесполезны, этому учил и бойцов. Отправили две лодки под командованием Хосе. Мне было поручено с проводником и Бонильей разыскать в ближайшем поселке врача. Приходилось торопиться — не могли знать, насколько серьезно ранение Бонильи. Паскуаль осторожно вел машину, и все время оглядывался на нас, хотя в темноте все равно ничего не было видно. По дороге Бонилья, превозмогая боль и с длительными передышками, рассказал, что Гармона не отдал ему динамит и детонаторы, он хотел ставить заряд сам. Пришлось идти вместе с ним. Когда вышли на открытое место и стали пересекать его перебежками, Бонилья немного отстал от Гармоны, но видел, как тот упал. Взрыв раздался в тот же момент… На том месте, где секунду назад был Гармона, осталась только развороченная земля и ничего больше…
На окраине поселка мы остановились и внесли уже потерявшего силы Бонилью в дом проводника. Паскуаль с хозяином пошли за врачом. Бонилья больше ничего не говорил. Дышать ему было трудно. Временами он сплевывал сгустки крови и вытирал посиневшие губы рукавом. Через полчаса Паскуаль вернулся без врача.
— Даже дверь не открыли, — сказал он возмущенно.
— Этот доктор никогда не ходит к больным ночью, — прибавил проводник и безнадежно махнул рукой.
— Он, наверно, не понял, что его зовут к раненому?
— Понял, — зло бросил Паскуаль, но ведь он сеньор…
— Посмотрим!
Пошли все трое. На площади, где стоял дом врача, мы еле вылезли из грязи. Дом высокий и массивный, как крепость. Нижние окна в решетках и так высоко, что даже постучаться нельзя. Долго колотили в дверь. Хозяева, конечно, проснулись. Они ждали, когда нам надоест колотить, а мы — когда они поймут, что не уйдем и спать не дадим. Наконец, нам открыли. На пороге появилась высокая костлявая дуэнья, но только для того, чтобы сказать, что доктор почивает. Паскуаль отодвинул ее от двери без всяких церемоний. Пока он с ней переругивался, я быстро отыскала комнату, где спал врач, и, постучав, открыла дверь, не ожидая приглашения. Врач даже подскочил от возмущения. В слабом свете, сочившемся сквозь жалюзи, он не разглядел, что перед ним женщина, и забегал по комнате, угрожая вызвать самого алькальда. По-видимому, он крепко ругался, во всяком случае, значительная часть слов, которые он употреблял, была мне совершенно не знакома.
— Я прощу оставить меня в покое! — гремел этот сеньор.
— Если вы сейчас же не осмотрите раненого, я поведу вас под конвоем!
— О-о… — доктор растерялся.
Последовала непродолжительная пауза. Потом он включил маленькую настольную лампочку и с удивлением начал меня рассматривать. Не знаю, что больше произвело на него впечатление: пара гранат у меня на поясе или иностранный акцент, во всяком случае, в его голосе что-то смягчилось, когда он произнес:
— Вы, может быть, выйдете, сеньорита, или мне надевать брюки при вас?
— При мне, — ответила я резко. — Чего доброго, потом вас не найдешь… Не обижайтесь, — добавила я примирительно. — В комнате почти темно.
Врач молча и быстро начал надевать на себя то, что положено для завершения туалета, потом приказал дуэнье подать чемоданчик, и мы пошли. Осмотрев Бонилью, врач сказал, что надо немедленно класть в больницу. Он опасался за состояние легких. Мы тут же поехали. Бонилья почти оглох. Сначала мы этого не заметили, но в дороге он все время переспрашивал нас или совсем не отвечал на вопросы. Добрались мы до больницы только к утру. Бонилье очень не хотелось оставаться там. Он с грустью смотрел на нас, пока мы не скрылись за дверью.
Прошло не так много времени с тех пор, как мы приехали, но на этом участке фронта делать стало нечего. Движение по железной дороге резко сократилось. Поезда проходили только днем после того, как фашисты тщательно осматривали все пути. В летнюю жару маленькая каменная Мора точно вымерла. Улицы оживлялись только с заходом солнца, и то ненадолго. Большинство жителей были заняты в сельском хозяйстве и ложились спать рано. Полковник уехал в Валенсию и, по всей видимости, не собирался возвращаться. Тем большей неожиданностью для нас стал вызов в штаб бригады. Говорили, что в Мору прибыло какое-то высокое начальство. Отправляясь, Артур просил меня быть очень точной в переводе.
В большом темном кабинете нас встретил невысокий чернявый полковник, представившийся просто: Касадо. Не скажу, чтобы мы были хорош осведомлены о том, что делалось в высших инстанциях, во имя Касадо связывалось с представлением о наиболее реакционно настроенных кадровых офицерах. Он встретил нас с подчеркнутой холодностью, продолжая стоять посредине кабинета. Артур поздоровался с ним сухо и спросил, что полковнику от нас угодно.
— Прошу объяснить, что вы здесь делаете?
