делом лучше всего заняться мне. Пришлось снова лезть в машину и возвращаться в город, но в этот день я ничего предпринять не смогла. Артур еще не вернулся, он приехал только утром, и я сразу рассказала ему о просьбе бойцов.
— Я не могу вмешиваться в это дело, но ты может заняться им неофициально.
— Ладно, попробую.
Надо было попытать счастья, действуя через командира корпуса, человека доброжелательного и вежливого. Как истый испанец, комкор был галантен и выслушал меня достаточно терпеливо.
— Вполне сочувствую, но вы понимаете, что бойца должны судить за нарушение воинской дисциплины, собственно, теперь изменить что-либо не в моих силах…
— Да, но он уже посидел в тюрьме, и довольно, теперь он наказан, можно отпустить.
— Это вам так кажется, что можно, ведь вы совершенно не военный человек.
— Конечно, нет, я просто человек, и мне этого парня жалко. Скажу откровенно — я обязана ему лично, он вытащил меня из реки, когда я тонула…
— Понимаю; тогда попробуем поговорить с военным комендантом, я сейчас попрошу его зайти.
Комендант оказался в штабе, и нам не пришлось долго ждать, но вид его не обнадеживал: это был лысый среднего роста мужчина с тяжелым подбородком и злыми светлыми глазами. Я умоляюще посмотрела на комкора и села в уголок, скромно поджав ноги под стул. Комкор понял, что объясняться предоставлено ему, и по его лицу промелькнула легкая тень досады. Комендант слушал молча, смотрел в пол и недовольно морщился.
— Это просто несерьезная просьба, — обратился он потом ко мне. — Дело уже оформлено, и я не могу внести в него никаких изменений.
— Мне кажется, что это и не нужно. Отдайте мне парня вместе с делом, и мы примем меры общественного воздействия…
— Это невозможно.
— Не понимаю. Правда, я не военный человек. Я прошу лично. Согласитесь, что в данном случае все зависит от вас.
Лицо коменданта немного смягчилось, и после некоторых колебаний он вынул блокнот, набросал на листке несколько слов, недовольно покосился в мою сторону и протянул листок.
— Забирайте! — Сказал он довольно резко, — И чтоб больше не подсовывали мне своих бандитов; набрали всяких головорезов, так и управляйтесь сами…
Хосе и почти все бойцы ждали меня на площади перед штабом. Откуда они узнали, что я здесь? Из присутствующих никто читать не умел, но почему-то они сразу нашли, куда идти с этой бумагой. К вечеру Мануэль оказался на свободе и вскоре выбыл в батальон Андрэ.
В субботу всем отрядом поехали в Мадрид. В этот вечер в кинотеатре показывали картину «Мы из Кронштадта». В фойе я встретила полковника Лоти и, конечно, обрадовалась. Он, как всегда, был оживлен, весел, и мы с удовольствием поговорили о разных разностях. Настроение портили только сидящие сзади мужчины, вполголоса обменивающиеся всякими слухами я страхами.
— Говорят, на Южном фронте убили одного нашего?
— Пустое, — ответил второй небрежно. — Оказалось, что это какой-то разведчик…
Я оглянулась и встретила неприязненный взгляд пожилого, тщательно выбритого человека в гражданском костюме. Лоти тоже слышал разговор, он помрачнел и тихо сказал:
— На Южном фронте убили Николая, настоящего имени и фамилии я не знаю.
Имя не удалось установить и в течение последующих пятидесяти дет. Киносеанс окончился под громовые аплодисменты. Когда зажгли свет, все аплодировали стоя, потом начали выкрикивать лозунги, при этом коммунисты поднимали крепко сжатые кулаки, а анархисты — сцепленные ладони. Я заметила, что анархистов в зале было много. Отряд выстроился у кинотеатра, я попрощалась с Лоти, и мы забрались в кузов грузовика. Всю дорогу ребята по очереди пересказывали друг другу разные эпизоды фильма, и каждый раз все слушали с большим удовольствием. Вечерняя дорога пустынна, воздух прохладный. Доехали быстро. У нашего дома я вышла, а ребята поехали к себе. К моему удивлению, через полчаса Хосе вернулся.
— Артур дома? — спросил он. В голосе слышалась тревога,
— Нет, он еще не приехал.
— Хосефа, в городе неспокойно, нас предупредили, что на этих днях возможна какая-нибудь провокация, или хуже…
— Тогда пришли мне Куэву с ручным пулеметом, мы поиграем в шашки, пока не приедет Артур.
Мы уже засыпали над шашками, когда к дому подъехал Артур. Он был недоволен, что я вызвала пулеметчика, и отослал его обратно. Несколько дней Артур сидел над картами, наверно, опять готовил операцию. После встречи с Мансуровым он всегда принимался за разработку планов. Меня в эти дела не посвящали, пока дело не доходило до выезда на участок, где предполагалась операция, и затем до формирования состава оперативной группы. После Брунетской операции разведотряд начали работать с новым приливом энергии. Временное затишье на фронтах всегда опасно — не известно, где будет нанесен следующий удар. Надо искать и искать — где франкисты накапливают силы? Есть ли переброска войск и куда?
Как-то в полдень приехал Кирилл Орловский с командиром одного партизанского отряда из Сьерры- Гвадаррамы, Хосе. Артур пригласил для разговора и нашего Хосе. Кирилл приехал не зря: во-первых, он не забыл, как маялся в Гвадарраме без детонаторов, и теперь решил запастись ими на непредвиденный случай. Во-вторых, командиры должны были обсудить возможность совместных операций на Центральном фронте. Виделись они далеко не в первый раз. Оба были участниками гражданской войны, позднее чекистами и оба в начале тридцатых годов работали в Белоруссии на западной границе. Хосе явился в новой форме лейтенанта и не без сожаления оставил в передней свою офицерскую фуражу. Обед прошел оживленно, Кирилл и Артур вспоминали прошлое. Оба были в Испании одними из первых советников, но встречались редко, привязанные делами к своим участкам фронта «боевой текучкой» — ночные поиски, диверсионные задания, изучение и ежечасное наблюдение за «бытом» противника на противолежащих позициях — все это занимало большую часть времени и внимания. Рассказывали и спорили с жаром. Товарищ Кирилла, Хосе, отличался от нашего Хосе подвижностью и разговорчивостью, держал себя непринужденно, ел с аппетитом. Наш Хосе ел молча и временами испытующе поглядывал на своего тезку. Чувствовалось, что этот парень ему не нравятся, поскольку сам он привык к крестьянской патриархальности и немногословию. «Если Артур затевает совместную операцию, то из этого вряд ли что- нибудь получатся», — подумала я, но в разговор не вмешивалась, мужчины явно игнорировали меня.
На другой день мы поехали в Гвадарраму, «в гости» к Кириллу, а по пути решили осмотреть Эскуриал. Несколько километров дорога шла между сожженными склонами невысоких холмов. Подпалины чернели беспорядочно разбросанными пятнами. Говорят, что это от зажигательных бомб. Одну такую бомбу мы везли с собой, чтобы испробовать на удобном месте. Это было самодельное устройство из термита с промежуточными зажигательными смесями и куска толстой резины. Конечно, можно было бы достать и более «интеллигентное» зажигательное устройство, но нас интересовали больше простейшие средства, доступные партизанам. Артур хотел знать, может ли от такой «зажигалки» загореться лес на стороне фашистов, где, по нашим данным, находились артиллерийские позиции и полевые склады боеприпасов. По дороге к нам присоединился изобретатель этого снаряда, рыжеватый, худой и суетливый человек. На небольшой полянке, где стояла корявая сосенка, мы вышли из машины и положили снаряд на гнилой пень около сосны. Оказалось, что зажечь его не так просто, с этим провозились более часа. В конце концов, сгорели и пень, и сосенка, но в конструкцию снаряда решено было внести значительные изменения.
Через несколько дней конструктор пригласил нас посмотреть, как горит лес в тылу противника. Он предварительно усовершенствовал свой снаряд и дал его группе разведчиков, с тем чтобы они заложили несколько снарядов в лесу. Пожар возник недалеко от линии фронта, и густой дым застилал полнеба. Наверно, у фашистов была паника. Впрочем, когда пожар приблизился к республиканским позициям, нашим солдатам тоже нашлась работа, а незадачливый конструктор несколько сник.
11-я Интернациональная бригада собиралась отбыть в Арагон. Людвиг Ренн, прощаясь, выразил надежду, что ваш отряд сможет раздобыть хорошее сведения поиском на шоссе, ведущем к Теруэлю, в частности, в окрестностях Молины — небольшого городка километрах в двадцати за линией фронта. Там
