можно было захватать штабных связных. Несколько дней мы ездили по различным участкам фронта. Где можно легко перейти фронт — далеко от цели, а где ближе — на пути вставала река Тахо. Какая-то бесконечная река. Правда, под Саорехас она совсем узкая, но зато быстрая и вряд ли мельче. На пятый день, измученные, возвращаемся домой и отсыпаемся. Я проспала целые сутки. Сквозь сон слышала, как входила Манола и, сокрушенно повздыхав, уходила обратно. Проснувшись около полудня, встала и открыла жалюзи. В окно ринулись потоки жаркого пыльного воздуха и крики ребятишек. Они азартно играли в войну. Вошел Артур. В руках у него развернутые карты. Теперь он будет носить их с собой, не выпуская из рук. Наверно, уже сделал отметки. Значит, план разработан окончательно.
— Ты пойдешь с отрядом? — спрашивает он, посматривая на мои босые ноги.
— Пойду.
— А ноги как, не натерла?
С утра того дня, на который назначалась операция, все бойцы, назначенные в состав поисковой группы, уже находились в штабе. Клаудио должен был остаться на нашей стороне фронта за командира. В его обязанности входило обеспечение перехода отряда при возвращении поддержкой любыми средствами, которые потребуют обстоятельства. Никому другому не полагалось знать место и ориентировочное время перехода фронта. После того, как выстрелом из наших окопов при переходе фронта был убит командир отряда Леня Писарев, такая предосторожность не казалась излишней. Часть отряда, остававшаяся с Клаудио, могла организовать поиск, если мы не вернемся в течение трех суток. К сожалению, сам Клаудио не мог участвовать в боевых операциях за линией фронта из-за своей хромоты, а жаль, он был бы превосходным командиром. Подготовка материальной части была поручена Молине. Старик был самым опытным, в отряде все его слушались и уважали. Правда, он был придирчив и ворчлив, но это ему прощали. Несмотря на глубокие морщины и седые волосы, Молина чем-то напоминал юношу. Выносливость Молины превосходила всякое представление о пределах человеческих сил. Казалось, он не страдал ни от жары, ни от холода, ни от жажды. Размеренным и легким шагом он проходил десятки километров. Поставленные им мины всегда срабатывали безотказно. За столом Артур заставил меня съесть двойную порцию.
— Это лучше, чем тащить еду с собой, — внушал он с серьезным видом.
Может быть; только впрок не наешься. Перед самым отъездом я наполнила флягу водой и завязала пробку темной тряпочкой: ничего белого командир брать не разрешал. Из провизии я захватала только кусок колбасы да горсть конфет. Артур запасся основательней.
— Пора, пошли!
Через несколько минут наши машины мчались по шоссе, оставляя за собой клубы пыли. День выдался безветренный, жаркий. До места назначения около семидесяти километров, но мне показалось, что мы проехали их очень быстро. Впереди вырисовывались невысокие горы, а до них ровное поле и оливковые рощи. Скоро дорога вошла в долину, затем стала подниматься все выше и выше, петляя по склонам предгорья. Наконец, последний поворот. Дальше ехать нельзя. За поворотом дорога проходит на виду у противника и круто спускается к небольшому деревянному мосту через Тахо. Здесь река гораздо уже, чем под Толедо, но быстрая, как поток. Противоположный берег спускается к реке крутым обрывом, на вершинах прибрежных скал редкие кусты и обильные поросли колючек.
Кроме моста, переправ нет. Артур рассчитывает, что с наступлением темноты можно незаметно проскочить через мост и сразу углубиться в узкую расщелину, уводящую в тыл фашистов. Приближался вечер. Для отдыха бойцам дали не более получаса. Все разместились на траве. Бойцы не привыкли к езде по горным дорогам, и некоторых немного укачало. Проводник, пожилой неразговорчивый крестьянин, сел рядом с Артуром. Все молчали, занятые мыслями о предстоящем переходе.
Последняя операция
Вечер приближался быстро. Черная тень от высокой горы постепенно наплывала на землю, поглощая целиком рощи к долины. Над вершинами скал еще синел уходящий день, а из ущелья уже тянуло холодком. Я попробовала поговорить с проводником, но он плохо меня понимал, а может быть, ему просто не хотелось разговаривать. Его село на занятой фашистами территории — если кто-нибудь увидит его с нами, то фашисты расправятся с семьей.
Наконец, проводник поднялся.
— Пора!
Артур смотрит на него, и глаза его теплеют.
— Мы можем зайти в вашу деревню и вывести с собой семью.
— Надо землю брать! Без земли все равно ни здесь, ни там не прокормишься, — ответил крестьянин.
— Что ж, пошли.
Оборону здесь занимал батальон, входящий в состав 4-го корпуса. Командир был предупрежден и предоставил нам полную свободу действий. Некоторые молодые офицеры пробовали уговорить Артура, чтобы он взял их с собой, но Артур согласился взять только одного, и то лишь до моста. В наступившей темноте противоположный берег еще слабо освещался предзакатными лучами, наша сторона погружалась в плотную тень. Густой кустарник, покрывавший склон, позволял начать спуск еще до наступления ночи. Приходилось торопиться, чтобы успеть проскочить мост до того, как к нему спустится фашистская застава. На юге ночи наступают почти без сумерек. Через несколько минут станет совершенно темно. Вот, наконец, и мост. Провожавший нас офицер, отступил в сторону. Дальше пойдем одни. Порядок обговорили заранее: первые переходят Хосе и Артур. Мы должны ждать пять минут. Если за это время не услышим ничего особенного, то следом за ними должна идти я с проводником и двумя автоматчиками. Если же почему- нибудь переходить нельзя — вернется Хосе и дает дальнейшие распоряжения. Если Артур и Хосе столкнутся с противником, мы все должны вступить в бой.
Прошло пять минут, как Артур и Хосе скрылись в темноте. Все тихо. Ступаю на доски моста, я мне кажется, что они горячие. Немного пригнувшись, пробегаю вдоль перил и сразу наталкиваюсь на Хосе. Он направляет всех влево к ивняку и остается встречать следующих. Больше я Хосе не увижу до самого утра. Он будет замыкающим.
Минут через десять в ивняке у моста собрался весь отряд. Лежим на земле и слушаем. Тишину нарушает только шум потока, звенящий и напряженный, он стирает все звуки. Хочется крикнуть с досады: «Да замолчи ты хоть на миг!». Через несколько минут поднимаемся и перебежками по три человека преодолеваем открытое место до входа в ущелье. Дальше идем цепочкой: Артур, проводник и я, за нами Бонилья с группой автоматчиков, потом пулеметчики, еще автоматчики и замыкающим Хосе. Всего нас шестнадцать человек.
В ущелье почти абсолютная тьма. Дно завалено большими валунами и массой мелких обломков скал. Ноги часто попадают между камнями в ямки с холодной родниковой водой. Поднимаемся выше по склону; здесь много лучше, но донимают колючки. В таких местах водятся змеи… Шум потока слышится все слабее. Мы углубляемся в расположение противника почти по прямой линии. Постепенно в ночи оживают другие звуки: шорох камней, дыхание идущего сзади Бонильи, какие-то непонятные звуки в кустах. Проходит около часа. Теперь можно считать, что линия фронта пройдена благополучно. Начинаю привыкать к новой обстановке и успокаиваюсь. Только теперь замечаю, что до этого момента я чувствовала себя скованно, наверно, это и был страх.
Отряд поднимается все выше и выше. Скалы становятся круче, обрывистей, идти трудней. Наконец, командир остановился и ждет, пока мы соберемся около него. Дальше отвесная скала, приходится подсаживать друг друга. Ставим оружие на предохранители и карабкаемся, цепляясь за кустарники. Вот и вершина. Здесь светлей, проглядывается простирающееся к северу плато и темное пятно деревни.
— Обойдем ее слева, — говорит проводник.
Теперь я иду между ним и Артуром. Проводник хорошо знает эти места. К утру он выводит нас почти к самому шоссе. Когда до него остается не более километра, объявили привал. Отряд укрылся в небольшом загоне для скота. Мы с большим удовольствием опустились на землю, вся ночь без привала — это тяжело. На рассвете в горах холодно. Небо светлеет, на его фоне все отчетливее становятся причудливые силуэты
