вдоль улицы, мелькали фары и стоп-сигналы, в сухом асфальте отражались огни светофоров и уличных фонарей.
Вдруг Верка быстро глянула на меня, словно кольнула коротким взглядом:
— Машка купила «Криминалистику». Ты что, втянула её в эту историю? Тоже, подруга!
Верка всегда так, говорит-говорит спокойно, а потом ужалит. Я блокировала её удар и перехватила инициативу:
— Она сама себя втянула. Слушай, а чего Анька не переживает? Вы ж тоже подруги, в одной комнате спите!
— Что ей переживать?
— Ну как же! Владимир Борисыч же выгнал с работы её любимого Витеньку!
— Знаешь, — Верка явно растерялась, — а ведь она точно не переживает. Они же, между прочим, спали… А теперь она про него даже не вспоминает. Не плачет, ходит весёлая, довольная… Ей плевать!
До электрички мы гуляли долго и все, не только маленький Димка, устали. Так что вагон сидячий мы очень даже легко превратили в спальный, повалились все друг на друга и, если бы не тётя Оля, наверное бы не проснулись на нашей станции и уехали бы в Севастополь.
Вышли, поёживаясь. Хорошо, что все захватили куртки! Со сна, после душного вагона электрички, даже спокойный прохладный вечер показался нам очень холодным.
Под платформой горели сигаретные огоньки и тянуло не табачным дымком. Там пацаны курили анашу. Из темноты меня окликнули:
— Светка! Э! Тебя Олег искал!
По голосу я узнала Игорёшку, Олегова соседа.
— А зачем?
— Не знаю! Но искал!
Тётя Оля глянула на меня неодобрительно и я подумала, что это из-за того, что я говорю с теми, кто курит план, и она боится, что я тоже начну. Вот уж нет, ни за что на свете! От анаши тупеют по-страшному! Год-два — и человек из нормального превращается в настоящего дуба, который может смеяться от детсадовских анекдотов про Чебурашку и Гену.
Но оказалось, дело совсем не в том. После позднего ужина тётя Оля отозвала меня в нашу с Машкой комнату — она никогда не говорит о личном при всех, только с глазу на глаз — и начала воспитывать.
Мол, я совершенно зря связалась с Олегом.
Он алкоголик и у него с мозгами не всё в порядке, просто сумасшедший.
И о репутации надо подумать, потому что по селу чёрт-те-что про нас говорят.
И вообще, организм у меня молодой, неокрепший, вдруг забеременею?
Мне стало смешно и я уже хотела всё объяснить тёте Оле, как вдруг меня поразила одна мысль и я только слушала с виноватым видом и кивала: да, виновата, да, исправлюсь…
Дело в том, что, сколько мы дружим, Олег никогда меня специально не искал. Все наши встречи получались как-то так, сами по себе.
Если он искал меня, значит, случилось что-то важное.
Что?
ГЛАВА 12
Я хотела на другой же день после уроков найти Олега и поговорить с ним, но ничего не получилось.
На предпоследнем уроке, на биологии, в кабинет заглянул Костик — собственной персоной!
— Извините… Здравствуйте, Инна Петровна, можно вас на минуточку?
Надо же! Он знает имя биологички, хотя до сих пор ни разу не появлялся в школе, ему всегда было до такой степени на нас плевать, что он даже не задавал обычного вопроса, который всегда задают взрослые, когда не знают, о чём говорить со школьниками: «Как ваши оценки».
Машка удивилась:
— Интересно, чего это он? Явно, в лесу что-то сдохло, раз Костик в школу припёрся!
Инна Петровна улыбнулась Костику — конечно, он же смазливый такой, хоть и маленького роста! — и вышла. Вернулась минут через пять.
— Измайлова, Орехова, Зуйков — собирайтесь, вам надо домой.
Это я, Верка и Арсен. Машкину фамилию биологичка не назвала. Я посмотрела на Машку — она безразлично пожала плечами: ну нет, так нет.
В классе, естественно, зашумели:
— Э, я тоже хочу домой!
— И мне надо домой, у меня детки плачут, маму хочут!
— Ни фига себе, чего этим всегда везёт…
Инна Петровна сделала нам жест — мол, выметайтесь поскорее, — и негромко сказала:
— Тихо! Продолжаем урок!
И все замолчали. Из всех школьных учителей только биологичке никогда не приходится орать. Дело в том, что наш физрук, тот самый, который секцию бокса ведёт — её муж. Как-то раз, года два назад, один пацан решил «доводить» биологичку. Так физрук поймал его на селе и выпорол, не будет же он бить морду мелочи тринадцатилетней. Выпорол самым натуральным образом. Посреди улицы снял с него штаны и по голой заднице — ремнём. Представляете, какой позор!? И теперь Инну Петровну все слушаются. Как-то не хочется проверять, вступится ли за неё муж ещё раз.
Если повезло, то повезло. Мы быстренько собрали вещи — и вперёд. Только Машка осталась. И у меня возникло такое гадкое чувство, что я её бросаю, хотя я-то тут не при чём, это Костик не отпросил её с уроков…
В пустом коридоре гулко звучали наши шаги. У большого школьного окна с узким подоконником нас ждали Костик и Аня.
— Сейчас приезжают покупатели, — сказал Костик, — надо лошадей почистить и показать так, чтобы Владимиру Борисовичу не было за вас стыдно.
«И мой кошелёчек не похудел», — мысленно добавила за него я и спросила:
— А почему Маша не с нами?
Костик удивился:
— Разве она уже в порядке? Она же пока ещё не ездит.
Он был прав. Машка после подчинения Муската стала приходить смотреть на тренировки, но в седло не садилась. Только вот Владимир Борисович забрал бы из школы всех, независимо, кто полезен, а кто — не очень.
Костик решил, что вопрос закрыт:
— Давайте в машину!
У него, в отличие от нашего тренера, был не работяга-«газик», а «джип-чероки» тёмно-вишнёвой масти. Мы вчетвером уместились на заднем сиденье, правда, из-за Ани было тесновато, очень она толстая. Когда поехали, Арсен спросил:
— Это что, Владимир Борисович покупателей прислал?
Аня авторитетно заявила:
— Кто же ещё!
— Чего же он сам не приехал?
— Мало ли, дела…
Аня с Арсеном говорили довольно громко. Не орали, конечно, но Костик вполне бы мог услышать их слова и объяснить, в чём дело. Арсен, скорей всего на это и рассчитывал. Но Костик ничего не сказал.
Приехали на ферму и он снова заторопил нас:
— Быстренько шевелитесь, чего вы как мухи сонные, переодевайтесь — и на конюшню!
— А кого седлать будем? — спросила я.
