Я опешил.
– Он наш папа, – повторил я. Не знал, что еще сказать.
– А мы его дети, – прошептала Джас.
Я не понял, к чему это она, и просто сжал ее руку. Такую холодную, худую.
– Когда папа бросил меня под дождем и укатил, я не пошла в школу. – Джас пристально разглядывала какое-то пятнышко на столе. – Я позвонила Лео, он смылся из колледжа и прикатил за мной. Мы весь день провели вместе. Так хорошо мне еще никогда не было! Про школу и думать не хотелось.
Я пододвинулся поближе, покачал головой:
– Школа – это важно. Очень важно. Мама говорила, хорошими отметками можно добиться всего, чего мы пожелаем. Мама говорила, что образование…
Джас оторвалась от пятна на столе и посмотрела мне прямо в глаза:
– Мама не живет с нами, Джейми.
Я хотел было снова напомнить про родительское собрание, про то, что, может, как раз сейчас мама собирает вещи и мечтает о том, как мы с ней встретимся. Хотел сказать: «Мама обязательно приедет. И будет ждать меня у школы, у англиканской начальной школы Эмблсайда, завтра ровно в три пятнадцать. Без Найджела». Но я не стал ничего говорить. Промолчал – в душе что-то шевельнулось, и мне вдруг стало страшно.
– Завтра пойду в школу, – сказала Джас. – Накатаю записку от папиного имени, и дело в шляпе.
– Обещаешь?
– Не сойти мне живой с… – начала Джас и умолкла.
Мы оба вспомнили про нашу мертвую сестру на камине. Тогда Джас встала и принялась мыть чашки.
– Прости, – снова сказала она. Пузырьки жидкого мыла смахивали на снег, и на морскую пену, и на шипучую «фанту». – За то, что врала и что школу прогуляла. И вообще…
А я сказал:
– Да ладно. – И теперь вправду простил ее.
– Просто это ужасно трудно. Трудно думать о чем-нибудь другом. Быть вдалеке от него. Когда-нибудь сам поймешь.
Я ничего на это не ответил, но подумал, что уже прекрасно понимаю.
Я попросил у Суньи прощения раз триста. А может, больше. Стоило миссис Фармер замолкнуть, я шептал: «Прости-прости-прости-прости-прости-прости-прости», без передыху. Почему-то не помогло – Сунья сидела грустная и молчаливая. На большой перемене мы только устроились на нашей скамейке, как Дэниел заорал:
– Эй, чурка! Будешь жрать карри на Рождество? – И запустил снежком прямо Сунье в голову.
Я хотел было ответить, но промолчал, а Сунья убежала и до конца перемены просидела в девчачьем туалете. По-моему, Дэниел догадался, что это Сунья насовала пиписек в его хлев, потому что он пристает к ней еще сильнее, просто проходу не дает.
Весь день я был ужасно рассеянным, потому что ждал маму. Не мог ни карты рисовать, ни про викторианцев рассказывать, ни аккуратно писать с красной строки. Просто тупо пялился в тетрадки, а писать ничего не писал. Только ручку в руке держал, а то еще миссис Фармер разорется и нажалуется маме, что я лентяй. К концу уроков я был как выжатый лимон, как будто, дожидаясь назначенного времени (трех часов и пятнадцати минут), тысячу лет глаз не смыкал.
– Приведи своих родителей, а я через пять минут к вам подойду, – сказала миссис Фармер.
Я вышел на улицу и увидел папину машину. Папа опустил стекло и сказал:
– Привет.
И я немного успокоился, потому что голос у него был не слишком пьяный. А папа спросил:
– Ты что?
Потому что я вертел головой во все стороны, сердце у меня колотилось как бешеное, колени дрожали, а во рту пересохло. На стоянке было полным-полно всяких машин, но ни в одной из них не было мамы.
Папа сказал, что ему надо в туалет, и мы пошли в школу. Пока он был в нашем тубзике, я сгонял на улицу, чтобы проверить вывеску. Там четко значилось:
Я ждал, ждал, ждал… Снег повалил сильнее. Снежинки липли на ресницы. Налетел шквал ледяного ветра, я обхватил себя руками. И вдруг увидел машину.
За рулем сидела женщина. Женщина с длинными волосами, в точности как у мамы. Я бросился к ней, размахивая руками. Поскользнулся, шлепнулся в снег, оранжевый от крупинок песка, который рассыпал дворник. Машина свернула к школе.
– Мама! – завопил я. Она приехала! Я был до того рад, что даже пошевелиться не мог, так и стоял на четвереньках на заснеженной дороге. – Мама!
Женщина, склонившись над рулем, тихо ехала вперед, а дворники на лобовом стекле суетливо мотались туда-сюда, счищая падающий снег. Я опять помахал рукой и заглянул в машину. Женщина подняла голову, глаза за стеклами очков взирали на меня с напряженным удивлением.
Мама не носит очков.
Я посмотрел еще раз. И волосы у мамы не каштановые. Чужая мама показала на тротуар. Хотела, чтоб я отошел в сторону, но у меня не было сил подняться. И теперь уже не радость, а что-то пугающее мешало мне встать с колен. Женщина погудела три раза. Я отполз к краю дороги.
Папа нашел меня у ограды.
– Что, черт побери, ты тут делаешь?
Он схватил меня за плечо и рывком поставил на ноги. А потом, сам не знаю как (потому что мыслями я был за пятьсот километров, в Лондоне), только мы вдруг оказались перед миссис Фармер, которая рассказывала, что я получил «отлично» за сочинение о рождении Иисуса.
Мама опять меня обманула. Говорила, что хорошими отметками я могу добиться всего, чего пожелаю. Я хотел только, чтоб она приехала на родительское собрание, а она не приехала.
Папа приятно удивился.
– Можно взглянуть? – попросил он. Притворился, что читает, а потом сказал: – Здорово написано.
Но мне было все равно. Я будто оцепенел. И вовсе не из-за снега. У миссис Фармер под столом стоял маленький обогреватель, и ноги у меня сразу согрелись. Миссис Фармер что-то сказала, папа что-то ответил, миссис Фармер опять что-то сказала и взглянула на меня, как будто ждала ответа. Ну я и сказал: «Да». И мне даже было до лампочки, что вопроса-то я не слышал. Миссис Фармер улыбнулась (стало быть, я правильно ответил) и спрашивает:
– В какую среднюю школу он пойдет в будущем году?
Папа говорит:
– В Грасмир.
А миссис Фармер спрашивает:
– Это там учатся ваши близнецы?
– Простите? – сказал папа.
И тут я будто проснулся и стал прислушиваться.
– Это там учатся близнецы? – повторила вопрос миссис Фармер.
Папа крепко потер щетину на подбородке.
– Близнецы? – непонимающе проговорил он.
Миссис Фармер смешалась:
– Роза и… как зовут вторую?
Папа сидел и молчал, и я сидел и молчал, только ветер завывал на улице.
– Джас учится в Грасмир, – наконец выдавил папа.
Пнуть бы ее как следует, чтобы заткнулась, да жалко я не в бутсах, а без них толку не будет.
– А Роза? – продолжала допытываться миссис Фармер.
Папа сказал:
