наблюдение и организовать перекрестный обстрел в случае попытки белых использовать его.
Вскоре нашему полку был придан китайский батальон, которым командовал Ли Хун-чан, а комиссаром был Погорелов. Батальон этот вместе с остатками Верхотурского отряда действовал по тракту, идущему от Верхотурья на заводы Нижняя и Верхняя Тура. Этот участок фронта оказался очень активным. Белые намеревались именно здесь прорваться, но китайцы оказывали им упорное сопротивление. Они и здесь проявили свои национальные черты: упорство, выносливость, беззаветное мужество и редкую храбрость. Героизм китайцев приводил в изумление даже видавших виды «горцев».
— Вот это да, вот это вояки, — восхищались они отвагой китайских бойцов.
— Куш, куш много — война много, — говорили китайские бойцы. Под этим надо было понимать: «Дайте нам поесть хорошенько, будем крепко бить белых».
Наблюдая в бою за поведением китайских товарищей, я думал: если бы обучить их хотя бы самым элементарным правилам наступательного боя, из них получились бы лучшие ударные части, перед которыми немногие бы устояли.
— Патрон нет — война нет, — говорили они, когда иссякали патроны.
Когда же им представлялась возможность пополниться патронами, они набивали ими не только подсумки и патронташи, но заполняли все карманы и даже накладывали за пазуху и в шапку.
— Патрон много — война много, — наивно улыбаясь, говорили они. Но, к сожалению, китайцы плохо знали тактику боя и не умели применяться к местности, они не признавали коротких перебежек. Шли в наступление во весь рост, спокойно продолжая вести стрельбу на ходу. Наступали густыми цепями или сомкнутыми шеренгами, представляя очень хорошую цель для пулеметов и артиллерии противника. Когда снаряд вырывал из их цепи целые звенья, они смыкались снова и спокойно продолжали идти вперед. Убитых и раненых они сейчас же уносили в тыл, выделяя для этого специальных людей. Такая тактика приводила к огромным потерям, и за какие-нибудь две — три недели от китайского батальона почти ничего те осталось.
Его позиции занял прибывший из Кушвы Волынский полк, которым командовал в то время уже не Федоровский, а Фомин.
Примерно в это же время на станции Выя появился штаб 3-й бригады 29-й дивизии во главе с комбригом Вырышевым. Откуда вообще появился Вырышев, не знаю. О нем раньше я ничего не слышал. Назначение его комбригом, на мой взгляд, было неудачным. Васильев в нем ошибся. Вырышев — бывший фельдфебель запасного полка. Он умел подтягивать людей, следить за их внешним видом, и все. В оперативных же делах мало смыслил. Приказы его носили курьезный характер. Даже рядовые бойцы его быстро раскусили и иначе как фельдфебель или «сверхсрочный» не называли.
Политическим комиссаром бригады был назначен молодой, пылкий оратор Пушкарев. Он был большой энтузиаст, политически грамотный, но в военных вопросах разбирался плохо и не вникал в них. Он любил произносить зажигательные речи, и бойцы любили его за это.
Комиссар нашего полка Муравьев Иван Иванович получил повышение: его назначили комиссаром штаба 3-й армии. К нам прислали вместо него Бульковского. Новый комиссар полка был прекрасный парень, хороший товарищ, но в политике разбирался слабо, поэтому почти не проявлял самостоятельности, как подобает комиссару, зато был хорошим помощником и очень исполнительным человеком. Ко мне он быстро привязался и полюбил, как он говорил, за прямоту.
К этому времени у нас в полку оформилась и начала работать партийная ячейка, секретарем ее был питерский рабочий Канутин Александр. Правда, политически он был также развит слабовато, но у него было рабочее чутье и практическая смекалка. Он понимал, что коммунисты должны, как ведущая часть, показывать во всем пример, сам являлся образцом большевика и этого требовал от других членов партии. Эсерам он просто сказал:
— Давайте начистоту: или вы отказываетесь от ваших продажных вожаков и личным примером докажете свою преданность Советской власти — тогда мы примем вас к себе в партию, или у нас с вами все кончено. В прятки играть больше не будем, шабаш!
Многим нравилась эта прямота и откровенность. Другие считали, что он слишком крут и даже забирает «вправо», хочет ввести старый режим. Эти другие страшно боялись дисциплины и путали ее со старым режимом. Всякий порядок, всякую дисциплину, всякое требование службы они немедленно сводили к старому режиму, к контрреволюции. Эти люди считали себя архиреволюционерами, а на самом деле были просто демагогами и разгильдяями. При малейших трудностях они впадали в уныние и готовы были сложить оружие перед врагом. Они называли себя «левыми» коммунистами, а на самом деле недалеко уходили в своих действиях от левых эсеров, которые старались предательски воткнуть нож в спину рабочему классу.
Представителем таких «левых» коммунистов у нас был некто Степкин, присланный в полк агитатором из политотдела армии. За его демагогию «горцы» называли его не агитатором, а провокатором. Бойцы говорили:
— За что он будет нас агитировать? За Советскую власть? Так мы и дом оставили потому, что за Советскую власть пошли биться добровольно.
Услышав как-то, что его прозвали провокатором, Степкин страшно возмутился и настрочил немедленно донесение, в котором постарался изобразить «горцев» чуть ли не самыми отъявленными контрреволюционерами, а потом вскоре исчез из полка, и мы его больше не видели.
Горный полк в основном состоял из добровольцев, и поэтому в нем царил дух высокой революционной сознательности. Один из примеров этого — товарищеские суды, которые сыграли большую роль в укреплении дисциплины и порядка в полку. Это важное и ответственное дело было начато еще в июле месяце, в период формирования полка, по инициативе бойцов 4-й роты, состоявшей преимущественно из белорецких рабочих. В протоколе общего собрания бойцов 4-й роты от 6 июля 1918 года записано:
«Избрать товарищеский суд, который необходим для товарищеской дисциплины».
В состав товарищеского суда 4-й роты вошли: командир взвода Савельев Андрей Павлович, красноармеец Веденеев Парфен и боец взвода интернационалистов Стругаш Франц.
Командование полка поддержало это ценное начинание 4-й роты, и 1 августа был издан приказ № 13, в котором по примеру 4-й роты рекомендовалось создавать товарищеские суды во всех подразделениях. Уже 3 августа постановление об избрании ротного товарищеского суда выносят красноармейцы 2-й роты. 5 августа выборы проходят в 1-й роте, а лозже товарищеские суды были избраны во всех подразделениях.
Эти суды сыграли большую роль в борьбе с нарушителями дисциплины и порядка. Так, 16 октября Черноисточинская рота, недавно влившаяся в наш полк, по рекомендации ротного суда единогласно постановила:
«Красноармейца Ивана Корнилова за неправильные его поступки откомандировать в какую-либо другую часть».
В другую часть мы переводить никого не собирались, а перевели его в 5-ю роту, в ту самую, которая была создана из «невольных героев», и там он быстро исправился.
В октябре начинают организовываться партийные ячейки в подразделениях полка. 20 октября ячейка организовалась в 9-й роте и в батарее Спиридонова, а позднее и в других подразделениях.
Так постепенно укреплялся наш полк не только в боевом, но и в политическом отношении. Эсеры, имевшиеся у нас в полку и пытавшиеся вначале руководить жизнью полка, незаметно сошли с арены. Последний из них, кажется, Березин П. Н. перебежал под Алапаевском к белым и, желая напакостить нам,
