Люди ютились в подвалах и мансардах, по-прежнему сохранялся принцип: чем выше этаж, тем беднее семья. Город почти не менял свой облик до середины девятнадцатого века, и растущее население ютилось в узких рамках старого города. Затем Наполеон Третий приказал раздвигать границы этого города дальше – ибо, к слову сказать, вместе с растущим населением пришло и население, идущее на убыль – кладбища просто наступали на Париж, и надо было что-то делать.
Грязная вода текла по улицам, тротуаров не было, поэтому прогулка вряд ли доставляла приятное удовольствие. К тому же постоянно бушевали болезни по всему этому городу. Чтобы пешеходы могли перейти улицу нормально, подметальщики клали на мостовую доски и проводили людей по ней за плату, что хорошо сказывалось на капитале и без того обделённых эмигрантов.
Различны были и жилые кварталы. В западных частях города жили люди богатые, в восточных – рабочие и эмигранты. Почему так? Западный ветер, что в основном дул в Париже, нёс на восток дым и копоть от фабрик, что ещё больше услаждало жизнь рабочим, итак обречённых на далеко не прекрасные жизненные условия.
Дефицит воды, света, воздуха, грязные улицы, всё это порождало эпидемии, косящие людей тысячами. А потом их, безымянных, свозили на теплоходе прочь, и их родные даже не знали места их могил. Холера и туберкулез властвовали над восточной частью Парижа. Больниц не хватало, люди умирали в полной нищете. Беспризорность детей и преступность – две характерные черты того времени!
Высокая детская смертность, женщины-работницы, которым даже отпуска не давалось, чтобы ухаживать за больными детьми… Какая прекрасная картина была скрыта за блеском и великолепием высших слоев общества! Ладно хоть, они оказались настолько благородны, что даже позволяли спать этим рабочим. Нравственное чувство!
Широкие улицы, зелёные аллеи, сравнительно чистый воздух, и приличное уличное освещение. Какое дело жителям этого западного рая до востока? Как вообще могут эти журналисты так писать: «Города стали могильщиками для людей»? Тут же так хорошо и прекрасно. Как где-то может быть плохо?
А потом перестройка города: старые кварталы рушатся, сносятся узкие улицы, где раньше строили баррикады. Стройки дают рабочие места. Двадцать лет перестройки – ровно столько Париж – строительная площадка. Барон Османн придал городу тот современный вид, что мы видим сейчас. Он увеличил Париж, присоединив к нему 11 соседних общин. Благодаря нему появились широкие улицы, скверы, парки, тротуары. Строились общественные здания: больницы, школы, театры.
Тогда и появилось знаменитое здание Оперы, созданное по проекту талантливого архитектора Шарля Гарнье.
Появляется транспорт. Этот технический бум, охвативший весь мир, это время изобретательство, можно сказать, спасает людей. Но трущобы остаются, и люди гибнут. Только на это уже не обращается внимание – не оно самое главное. Опять Нравственное чувство!
Железные дороги взяли Париж в кольцо. Появились транспортные узлы, город словно бы пробудился от своего сна. Используются металлические конструкции. Из них был построен ансамбль из торговых павильонов – Центральный рынок, «чрево Парижа». Появились универсальные магазины, кафе и рестораны, книжные развалы букинистов на набережной Сены…
И тут высится сооружение великого Эйфеля – башня, названная его именем, ставшая пусть и не сразу, но всё равно символом Парижа. Тогда она считалась самым высоким сооружением мира. Многие ругали её архитектуру, многим она не нравилась, и лишь спустя какое-то время парижане окончательно с ней свыклись и прекратили ворчать, мгновенно превратив её в свой символ.
Но это было лирическое отступление. Так выглядели многие города того беспощадного времени, в том числе и Прага. И наконец, переходим к самому событию.
Место действия – Париж. Главные роли – Сантос-Дюмон и братья Райт! Они творили историю в этот момент. И теперь настало время обратиться к ним.
… Свистит налетающий с Атлантического Океана ветер. Он плотен и упруг, толкает в грудь, слезит глаза, а если отвернуться, то чувствительно давит в спину. Воздух пропитан солью и шумом прибоя, кипящего на краю пляжа.
Пляж — настоящее песчаное поле. В наклонной его части уложены рельсы, на которых стоит странная конструкция. Возле неё — шестеро взрослых и мальчик. Двое мужчин подбрасывают монетку, и один из них счастливо улыбается.
— Повезло тебе, Орвилл! — с завистью говорит другой — его брат Уилбер.
Орвилл забирается внутрь конструкции из еловых планок, ткани и тросов, похожей на большую этажерку. Раздаётся громкое тарахтение мотора — и, скользнув по рельсам навстречу океанскому ветру, странный аппарат взлетает в воздух.
Немногочисленные зрители разражаются радостными криками:
— Летит! Летит!
Полёт на высоте три метра продолжался 12 секунд, аппарат пролетел 39 м и… вписал в историю авиастроения имена братьев Райт — Уилбера и Орвилла, которые разыграли в орлянку, кому лететь первым. Они осуществили самую дерзкую и самую возвышенную мечту человечества о полёте. Случилось это 17 декабря 1903 года.
В августе 1908 года это событие должно было повториться вновь – но уже для другой публики, а именно – для Парижского общества. Просто так это мировое событие не могло пройти мимо. Начнём с того, что первый полёт протёк в деревушке Китти-Хоук, причём газеты (ах, эти газеты!) проигнорировали сообщения о первом в мире полёте на самолёте. Сами братья Райт старались избегать публичности до того самого момента, пока их полёт не станет безопасным для людей. Они первые разработали и внедрили систему управления своим изобретением, в то время, как в задачу других изобретателей входило просто заставить подняться в воздух своё творение. Вероятно, это и сгубило Отто Лилиенталя, не менее известного изобретателя.
Именно его гибель (он упал с пятнадцатиметровой высоты во время очередного испытания своего планера) сподвигла братьев Райт к этому открытию. В то время они содержали небольшой магазин, где продавали свои велосипеды. Но уже к этому времени в них просыпался тот дух, который превратит их в великих изобретателей.
Как-то раз отец принёс им довольно интересный сувенир, который мог подниматься в воздух за счёт вращения лопастей. Тогда это произвело просто огромное впечатление на обоих. Может, это и было решающим событием в их жизни, кто знает.
К тому времени невероятно возрос интерес к авиации со стороны всего мира. Проводилось множество полётов, но, ни один из них не был удачным. Изобретатели пытались подражать летучим мышам, птицам, они не думали так же о том, что сделают после того, как взлетят на своём аппарате в воздух. Может, это их губило.
А потом появились братья Райт, которым суждено было внести гигантский вклад в мировую историю и наконец сделать то, к чему человечество шло так много времени. Первые полёты были коротки и непродолжительны. Много поражений выпало на их долю, но они были уверены в себе. На расчетах Отто Лилиенталя они строили свой планер (планер, не самолёт!) и здесь применили принцип, впоследствие ставший знаменитым. Он назывался крутка крыла.
В чём он, собственно заключался? С помощью него птицы сохраняют равновесие. Они выкручивают крылья. Когда тело птицы начинает наклоняться, она выворачивает верхнее крыло, чтобы поймать ветер. Когда выворачивается нижнее крыло, происходит торможение, и тело птицы вновь приходит в равновесие.
Использовав этот принцип, подсмотренный Уилбером у птиц, они строят свой планер, однако, продолжая ориентироваться на расчёты Лилиенталя, к тому времени до своего падения считавшегося одним из самых удачных изобретателей, совершившего множество удачных полётов. Но он не использовал крутку крыла. Её использовали братья Райт, и надо добавить, весьма удачно.
Бросив свои велосипеды, они увлечённо занялись этой новой для них работой. Планер – это только начало пути, они мечтали о моторном аэроплане. И их мечте суждено было осуществиться, но не сейчас. Сейчас надо было мастерить планер, что они и делали. Они прошли через две попытки привлечь внимание к своему полёту. Но обе провалились. А потом ещё Сантос-Дюмон. Но о нём речь пойдёт у нас дальше.
Повзрослев, братья стали собирать литературу об авиации и размышлять о создании послушного,
