— Лаврентий Павлович! Товарищ нарком! Но кто же знать-то мог? До этого и предполагать такого не могли! — бледный собеседник Берии вытер потное лицо мокрым носовым платком. — Мы же…
— Обязаны были предполагать! У вас же была информация о неудачных попытках создателя этой чёртовой аппаратуры? Были инструкции? Так какого… — Лаврентий Павлович внезапно успокоился и откинулся на спинку стула прикрыв глаза. Две бессонные ночи и тяжело складывавшийся из-за непогоды перелёт из Москвы отзывались жуткой головной болью. А закрытые глаза приносили хоть небольшое, но облегчение. Мгновение помолчав, не открывая глаз, он уже спокойным, тихим голосом продолжил.
— Итак, товарищи. Начнём всё с самого начала. Майор Абросимов, начнём с вас, как с ответственного за общую безопасность.
Ещё более бледный, чем предыдущий ответчик, худощавый тридцатилетний майор ГБ, открыл свою папку и блеснув лысиной, покрытой бисеринками пота, приступил.
— 7 мая 1944 г. на 10 часов по местному времени, согласно полученному разрешению и утверждённому плану, в спецлаборатории группа специалистов в составе: начальник группы – Самойлов Игорь Евгеньевич; ассистенты: Вайсман Лев Давидович и Карпов Игорь Алексеевич; привлечённый специалист из лаборатории №2 Вашенич Илья Борисович, приступила к настройке и проверке аппаратуры перед основным пуском, назначенным на 12 часов. Согласно записям в журнале и производимой кино- и звуковой фиксации, работа происходила в штатном режиме согласно ранее утверждённому плану. В 11 часов 5 минут, по не выясненной пока причине, Самойловым было принято решение о внеплановом пуске аппаратуры. Сразу по получении этой информации от группы контроля я приказал обесточить лабораторию.
— Стоп! — Берия слегка подался вперёд и открыл глаза. — Почему не выяснена причина действий Самойлова? Не всё зафиксировано?
— Зафиксировано всё, товарищ нарком! Только… разобраться в информации пока не успели, слишком мало времени прошло. Понятно только то, что речь шла о возможной нестабильности каких-то второстепенных параметров установки, которые могли привести к выбросу энергии. Что и произошло в данном случае.
— Понятно, — Лаврентий Павлович помолчал, о чём-то задумавшись, и приказал. — Продолжайте.
— В 11 часов 8 минут я отдал распоряжение об обесточивании лаборатории, но было поздно. В момент моего разговора с дежурным электриком произошёл… — Абросимов замялся, словно не зная как точно назвать произошедшее. — Произошёл выброс энергии, в результате которого вышла из строя подстанция и вся территория части оказалась обесточенной. Также была прервана телефонная и радиосвязь. Прибыв с тревожной группой непосредственно в лабораторию в 11 часов 17 минут, я обнаружил тела группы Самойлова, группы наблюдения и охраны. Всего 19 человек. На настоящий момент в госпитале находятся 11 человек: 9 из группы наблюдения и охраны и 2 сотрудника группы Самойлова: Вайсман и Вашенич. Все выжившие в бессознательном, крайне тяжёлом состоянии. Врачи отказываются давать какие-либо прогнозы на их счёт.
— Выброс э-нер-ги-и… — Лаврентий Павлович как-то смакующе, словно наслаждаясь вкусом слов, как вкусом хорошего вина повторил за Абросимовым. — Э-нер-ги-и. Какой энергии? Электрической?
Переглянувшись с начавшим приходить в себя Муравьёвым, который снова побледнел услышав вопрос наркома, Абросимов вздохнул и, словно бросаясь в омут выпалил:
— Не знаем, товарищ нарком! Но не электрическая, это точно установлено! Медики подтвердили. Никаких внешних повреждений на телах погибших и пострадавших нет, кроме ушибов полученных после падений при потере сознания. Но что именно произошло с ними, что повлияло на их состояние мы так и не выяснили. Специалисты из лаборатории №2, привлечённые для расследования ЧП отрицают вариант воздействия радиации. И ещё один момент товарищ нарком. Это выяснилось только перед совещанием и не успело войти в предоставленные вам отчёты, — мысленно передёрнувшись от возможной реакции почти всесильного наркома, Абросимов достал последний листок из своей папки. Майор прекрасно знал, как и большинство сотрудников наркомата, что Лаврентий Павлович крайне редко допускал себе срывать злость на подчинённых и делать их без вины виноватыми. Но и реакцию на свой доклад и последние события он даже представить не мог. Ещё перед самым совещанием у него мелькала гаденькая мысль – а не пустить ли себе пулю в лоб? Уж очень не хотелось становиться возможным шпионом, позоря честно заработанную репутацию и имя. Но тогда он пересилил себя, а сейчас засомневался в правильности сделанного выбора. — Из проявочной лаборатории поступила информация, что на одну из камер оказался записан 'прокол', товарищ нарком. Продолжительностью одна минута сорок две секунды. Сотрудники сообщают, что информация сверхценная…
— Какого какого хрена, майор!!? — на побагровевшего от гнева Берию было страшно смотреть. — Что за игры ты себе позволяешь!? Почему только теперь сообщаешь о ТАКОМ? На Колыму хочешь? Так её ещё заслужить нужно!
— Товарищ народный комиссар. — Абросимов, ещё более бледный чем раньше, твёрдо встретил взгляд разъярённого Лаврентия Павловича. — Я посчитал, что данная информация не может повлиять на расследование произошедшего. Понятно, что люди и аппаратура пострадали в результате какого-то неизвестного нам сбоя. И на прояснение причины запись произошедшего повлиять не сможет. Камера была вспомогательная, фиксировала действия кинооператоров, и снять 'прокол' смогла только потому, что он открылся не в том районе, в котором ожидался, согласно ранее проводимым опытам.
— Посмотрим! — Берия резко встал из-за стола. — Срочно в кинозал!
Через десять минут, все присутствовавшие на совещании уже сидели на мягких, обитых синей тканью креслах, и смотрели на другой мир.
Сначала на экране появилась бетонная стена, перед которой, с левой стороны были установлены три кинокамеры, правой стороной к зрителям. Две полностью попадали в кадр, а третья только частично. Хорошо были видны люди, сосредоточенно управляющие ими, а затем… Как показалось зрителям, по серой, неокрашенной поверхности стены пробежала какая-то рябь, сменившаяся мельтешением серо-белых пятен, а затем, как-то разом появилось словно бы окно, без чётких формы и границ. Всё какое-то искривлённое, постоянно меняющееся, но ни разу не принявшее каких-либо правильных форм и определённого размера. Оно то сжималось почти в точку, то становилось огромным, захватывающим даже часть пола и потолка. Эта постоянная изменчивость вызывала неприятную резь в глазах и головную боль. Но все сидящие в зале, включая самого Лаврентия Павловича, заворожённо смотрели на экран, не обращая внимания на такую мелочь как головную боль. В мгновения, когда 'прокол' становился достаточно большим, с той стороны была видна ночная улица незнакомого города, вся залитая огнями от светящихся вывесок на непривычных домах, казалось целиком состоящих из стекла и огней и бесконечный поток ярких, сверкающих автомобилей непривычных, округло-хищных форм. Люди, стоящие у камер не сразу обнаружили происходящее, а заметив, в шоке уставились на стену, забыв о своей аппаратуре. Тем временем 'окно' стало менять свои размеры и форму всё быстрее и быстрее, а потом словно схлопнулось, но перед этим зрители успели заметить пламя, метнувшееся в сторону неизвестной улицы. Одновременно с этим, рухнули на пол ошарашенные операторы. Причём складывалось полное впечатление того, что из людей выдернули какой- то внутренний стержень, превратив их в куклы-марионетки, у которых кто-то обрезал нити. Ещё несколько минут камера бесстрастно фиксировала стену, кинокамеры и лежащих людей, а затем плёнка закончилась.
Берия смотрел на белый экран и, с каким-то его самого удивляющим спокойствием, прокручивал в голове просмотренные кадры. Что удивило его больше всего, это тишина происходящего там, в погибшей лаборатории. Не было криков, каких-либо переговоров, только гудение приборов, располагавшихся правее и не попавших поэтому в кадр, стрёкот кинокамер и шум чужого мира, пробивавшегося через ЧТО?
Прав майор. Пока эта плёнка ничего не объясняет. Скорее новые вопросы создаёт. И то, что в первую очередь проявляли плёнку, направленную на приборы, учёных, (мать их!) и место ожидаемого пробоя, тоже прав. Интересно, а что это за улица была на экране?
— Товарищ Муравьёв? А чем сейчас занят товарищ Максимов?
— Работает с показаниями приборов, товарищ народный комиссар, — как-то заторможено, не отводя взгляда от экрана, ответил начальник проекта. (Бывший начальник! Мысленно решил нарком).
— Сюда его. Срочно! — и Лаврентий Павлович снова окунулся в размышления, не обращая никакого
