и дедушке. Я же уткнулся в миску и сожалел о том, что умею слышать чувства других людей. Если бы хоть кто-то из них понимал, как тяжело мне вкушать столько горечи, обиды, вины, злости и даже ненависти, смешанных в одно зловонное облако, то…
За весь вечер Шэлли несколько раз бросала в сторону разбитного Фарри странные загадочные взгляды.
Я не мог понять, что они значат, но в них было единственное теплое чувство, веющее в комнате. Удивление и интерес. Черный силуэт путевика в поднявшейся метели. То, за что хотелось зацепиться и держаться, забыв про бурю дурных эмоций.
Откуда оно взялось?
К идее Фарри перекупить место на главной торговой улице старик отнесся равнодушно, и столь же отстраненно он согласился на это предложение. В другой момент, возможно, он стал бы спорить, но сейчас хозяин теплиц сидел напротив обиженной внучки и разрывался между сражением с демонами страха за ее судьбу и душным гневом на ее непокорность. Старик оказался податливым материалом в руках моего болтливого приятеля. Так что к тому моменту, как мы разошлись по комнатам, у Фарри в кармане осело тридцать заветных монет. Деньги, которые могли бы усыпить Эльма на приличное время.
Если бы, конечно, это были наши сбережения.
Позже мы разошлись по комнатам, но прежде чем отойти ко сну, я спросил у ворочающегося приятеля:
— Что с тобой?
Его что-то тревожило. Что-то вызывающее в душе Фарри омерзение.
— Все в порядке, — мрачно сказал мне мой друг. — Спи.
И я уснул.
Встреча со смертью
У Фарри все получилось. И всю ту неделю, пока мы с Шэлли ковырялись в теплице, подготавливая еще одну под посадку, мой друг возвращался очень поздно, но каждый раз распродав весь товар и планируя завтра продать еще больше. Промерзший, с осипшим от постоянного крика голосом, он врывался в тихую скорбь фермы, и с его приходом здесь все расцветало. Улыбалась Шэлли, теплел душой старик, да и у меня настроение стремительно поднималось.
Под конец недели, казалось, история с гильдией Собирателей забылась, и мы, стараясь не вспугнуть, радовались, наблюдая за тем, как внучка вновь сходится с дедушкой. Как их размолвка тает во времени. Хоть и тлел в душе каждого из них болезненный огонек, но в целом все шло на поправку.
Старик даже вознаградил старания Фарри и закрыл глаза на мой проступок, так что в итоге к субботе у нас уже скопилось пятнадцать монет, десять из которых мы решили отдать Эльму. Признаться честно, пока я жил в Кассин-Онге, с деньгами сталкивался нечасто. Мне было дико поначалу осознать, что эти кругляшки металла, иногда затертые, иногда нет, с гербами различных городов — ценны. Я даже парочку потерял, пока лазал по заброшенным кварталам у карьера ледоходов в Трущобах.
Теперь же в этих монетках заключалась наша с Фарри свобода.
В субботу я положил деньги в кожаный кошелек и отправился в Трущобы. Еще раз увидеть Лайлу и отдать часть долга Эльму. Старик Раск неодобрительно покачал головой, но перечить не стал. А перед самым моим уходом Шэлли шепнула мне, чтобы я был осторожен. На душе потеплело еще больше, и во вьюгу я ступил без страха.
Ветер выл и метался над домами, сбрасывая с крыш иссекающие лицо снежинки. Буря поднялась нешуточная, и потому я побрел в Торговый район, вцепившись в дорожную веревку. Вообще путешествия в метель мне нравились, главное — не оставлять стихии шанса пробраться под одежду. Но особенно радовали меня встречи на дорожных веревках. Когда из пурги выныривала укутанная в шубу фигура и мы аккуратно расходились, громко говоря друг другу:
— Доброго дня!
Или же:
— Теплого вам дома!
В бурю люди сближаются. Образуется некое метельное братство. По крайней мере, так было в тех районах, где я побывал. Кроме Трущоб, в которых можно получить от встречного удар сталью в грудь и осесть, замерзая, на снег, пока в твоих вещах копается какой-нибудь бандит. Как мы смогли так долго жить в столь ужасном месте? Не представляю!
В тот день идти в «Теплый Стан» было страшновато. Я еще помнил гнев Эльма, да и синяки до конца не сошли, но наступило время платы, и время увидеть Лайлу. О красавице-сказительнице я думал постоянно. Особенно когда с Шэлли работал в теплице. Задравшийся свитер, оголивший поясницу, напоминал мне о Лайле. Ее милый жест, когда внучка Раска, копаясь в земле, трогательно сдувала с лица непослушные пряди, выбившиеся из собранного на затылке хвостика, — напоминал мне о Лайле. Голос, улыбка, манера говорить — все напоминало ее. Я смотрел на внучку хозяина и с нежностью думал о Лайле. Наверное, это странно.
Но так оно было.
Сегодня я отправился в «Теплый Стан» пораньше, надеясь пробраться в покои сказительницы. Рядом с кошельком опять поселились Солнечные Глазки, и в этот раз я надеялся, что все будет иначе. Вокруг бушевала вьюга, из серой хмари возникали бредущие мне навстречу люди, а на лице моем прочно утвердилась радостная улыбка.
— Теплого вам дома! — кричал я каждому проходящему.
— И тебе! — отвечали мне.
— Доброй дороги! — прорывались сквозь рев стихии их напутствия.
— Проклятая зима скоро кончится! — ободрял я.
Люди, которых встречаешь улыбкой в невзгоды, редко провожают тебя дурными мыслями. И там, на улице, я вовсю отыгрывался за ураганы чувств, что бушевали в доме ан Гетеров последнюю неделю. Мне действительно было приятно приветствовать каждого, кого судьба выгнала на улицу в такую погоду.
Я шел к Лайле.
— Ты знаешь историю о том, как появился наш мир? — вдруг спросила меня сказительница. Мы сидели в ее комнате, пили горячий чай. В волосах самого чудесного создания на земле сверкали Солнечные Глазки, и мое сердце изнывало от нежности. Она так обрадовалась моему приходу, что просто затащила меня к себе в комнату и сразу же послала за мастером Райдэланом.
— Нет, — честно признался я.
— Я хочу написать песню об этом, — промолвила она.
Хозяин трактира, явившись на зов, немного поворчал, но все же распорядился притащить в ее покои два старых кресла и крошечный столик. Подумать только, он сделал это специально по просьбе Лайлы, ради меня! И теперь мы сидели, утопая в пушистой шерсти бродуна, шкурой которого были обтянуты чудесные кресла. Я смотрел на волшебное лицо Лайлы, а она рассказывала.
— Расскажите… ой, расскажи мне! — попросил я. В детстве мне довелось услышать множество историй и легенд о черных капитанах и их извечных противниках Добрых. Но откуда все пошло… Я не помню таких историй.
— Ты плохо учишься, юный Эд, — улыбнулась она и откинулась на спинку кресла. — Ты знаешь, что Эльма уволили?
Мне не хотелось омрачать таинство нашей встречи таким упоминанием. Деньги пьяному силачу я уже отдал — и теперь не хотел о нем вспоминать до следующей субботы.
— Лучше про сотворение мира, — буркнул я.
— Молод, но смел. Ну, хорошо… Тогда слушай. Когда-то давно, когда льда не было, родился далеко-
