иногда каких-то девиц… Мне они очень не нравились. Не нужно ему было это. Я так прямо и сказала. Пора, говорю, кончать с таким образом жизни. Не за этим в Ташкент приехал. Так можно было и дома жить.
Он словно взбесился. Кричал, бранился. Почему его все поучают?! Что он не мальчишка! Как хочет жить, так и будет!
Я дала ему понять, что если он решил продолжать такую жизнь и дальше, то пусть уходит от нас. Мне такой «квартирант» в доме не нужен.
Эльдар со злостью хлопнул дверью. Завел свою машину и уехал. Но на следующий день снова явился. Представьте себе, даже извинился, был очень любезным. Что же он делал? — она прикрыла глаза, припоминая. — Ах, да, переоделся, плащ захватил, — в тот день и правда дождь собирался. И уехал. Это было днем. Где уж он был весь вечер и всю ночь, не знаю. Но вернулся на машине наутро неузнаваемый. И машину нельзя было узнать. Весь бок был покореженный, стекло все в трещинах. Да и сам какой-то грязный, помятый. Видно было по вспухшим глазам, что много пил, не спал всю ночь. Но вел себя на редкость тихо. Я тогда еще поняла: что-то случилось. Пыталась узнать у племянника, где он был, что произошло. Но он только огрызался: «Ничего! Вечно вы пристаете! Ударился — и все! Починю машину и уйду от вас! Так что успокойтесь!»
Переоделся и исчез куда-то. Потом привел какого-то мужчину. Ремонтировать «Жигули». Насчет цены договорились быстро, Эльдар, видно, не торговался. И мужчина ушел. Часов в двенадцать дня он снова появился. Приехал на грузовике, привез новые двери, какие-то детали. И еще с одним парнем стали ремонтировать машину Эльдара. Дня два возились. Он с ними тут же и расплатился (до сих пор не представляю, откуда у него столько денег!) и уехал. С месяц, наверно, не появлялся, ничего я о нем не знала. Потом пришел. Посидел, чаю попил. И снова надолго пропал. Сказал, что живет у приятеля, все у него хорошо. С тех пор и не знаю, где он, что с ним…
— Так… — Аркадий Ильич сделал паузу. — А вы не знаете, где старые, снятые с его «Жигулей» детали? Дверца, например? Ведь он менял дверцу?
— Да, кажется. Эльдар позвал двух соседских мальчишек… И мой сын им тоже, между прочим, помогал. Дал ребятам денег на кино и мороженое. Они отволокли все к каналу Карасу и там утопили.
— Ваш сын мог бы показать это место?
— Да. Но он сейчас в пионерском лагере. А один из этих ребят — Уткур, в седьмой класс перешел, — он дома. Покажет, наверно.
— Спасибо. Это очень ценная для нас информация. Значит, где сейчас ваш племянник, где его машина, вы не имеете представления?
— К сожалению, не знаю… И не могу сказать, когда он приедет… Кстати, после той истории он был здесь без машины…
— Спасибо, Галия Муслимовна. Вы подпишете свои показания?
— Конечно. Все, что я вам говорила, чистая правда.
Подписав показания, Гильмутдинова-Амирова спросила, перейдя почему-то на шепот:
— А что, очень серьезное преступление совершил мой племянник?
— Очень серьезное. Он виновен в гибели человека, прекрасного человека…
— Это ужасно! Какое несчастье… Но я предчувствовала. Я предупреждала…
Следователь спросил:
— Галия Муслимовна, а нет ли у вас фотокарточки Эльдара?
— Ой, только в детстве… — Она поспешно принесла альбом, достала групповой портрет, на котором были сняты лет двадцать назад счастливые, улыбающиеся родители Эльдара и он между ними — красивый, круглолицый, с пышными кудрями, в сверкающей белизной рубашечке с жабо.
— Кто мог тогда знать, каким вырастет этот любимый всеми нами мальчишка? А может, потому так и случилось, что чересчур любили…
— Спасибо вам за все, что вы рассказали. Нам надо теперь найти этого мальчишку… Уткура.
— Я проведу вас…
В том же доверительном тоне Гонтин спросил:
— А вы не знаете кого-нибудь из друзей Эльдара? Может, фамилию, имя, место жительства или работы?
Хозяйка дома задумалась. Было видно, что она искренне хочет помочь следствию.
— Постойте, где-то в бумагах должна лежать открытка — поздравление с Новым годом… Ее прислал один его товарищ, который бывал здесь. Высокий, светловолосый, худощавый… Лет двадцати шести… Нос чуть с горбинкой… не от природы, а как будто после травмы… Там, в открытке, есть, наверное, и фамилия, и адрес. Сейчас поищу…
Через минуту Галия Муслимовна вернулась на террасу с открыткой в руке.
— Вот, посмотрите…
На лицевой стороне были изображены на фоне елки Снегурочка и дед Мороз. На оборотной Аркадий Ильич прочитал:
«Привет, Эльдар! Извини, что не буду в компании. Жена и мать будут ворчать. Поздравляю тебя с наступающим! Всего! Митя!»
Амирова ошибалась. Адреса Мити не было. И лишь по почтовому штемпелю можно было догадаться, что послана открытка из Чирчика.
— Тоже кое-что! Спасибо вам, Галия Муслимовна.
Женщина взволнованно спросила:
— А что ему будет?..
— Это решит суд, исходя из обстоятельств дела. Наша задача — найти преступника.
— Если он узнает, что я…
— Об этом не беспокойтесь. Сейчас не вам — ему бояться надо.
— Честно говоря, я сама с каких-то пор перестала… любить его. — Она не сказала «ненавидеть», но видно было, что именно это слово рвалось с языка. — Он опозорил наш род, семью, нашу фамилию… Может быть, тюрьма исправит его… Такая мысль приходила мне не один раз…
— Что ж, возможно, вы и правы… — заключил Гонтин. — Идемте искать Уткура?
Через полчаса после беседы с тетей Эльдара Гильмутдинова группа извлекла из прибрежной тины Карасу дверцу от «Жигулей».
Эксперт соскоблил с нее краску и отправил в Институт судебной экспертизы на определение ее идентичности с краской ВАЗа, обнаруженной на дереве в том месте, где произошел наезд на супругов Смирновых.
В тот же день следователь Гонтин и его помощники прибыли в Чирчик. В кабинете начальника городского отдела внутренних дел состоялось экстренное совещание. Гонтин пытался выяснить у сотрудников, уголовного розыска и участковых инспекторов, не знают ли они, кто такой Дима — высокий блондин с горбинкой на носу после травмы.
Оказалось, что он тут хорошо известен. Был судим за разбойное нападение. После четырех лет пребывания в исправительно-трудовой колонии вернулся домой, к матери. Вскоре женился. Есть ребенок одного года. Работал сначала на электрохимкомбинате, потом в ремонтно-строительном управлении, в последнее время нигде не работает, учится на платных курсах шоферов.
Обо всем этом обстоятельно доложил один из милиционеров, на участке которого проживала семья Дмитрия Остапчука.
— Учится вечером. Сейчас, наверно, дома. Можно проехать к ним…
Двери квартиры Остапчуков открыла пожилая женщина. Увидев представителей милиции с участковым инспектором, которого уже хорошо знала в лицо, мать перекрестилась, запричитала:
— Что энтот идол опять натворил?!
— Не волнуйтесь, мамаша. Нам надо поговорить с ним. Дома?
Из кухни вышел вразвалку высокий светловолосый парень.
— Ну вот он я… Что пожаловали взводом? Бежать у меня резона нет. Сижу вон дома. С дитем в кубики
