застарелая грязь. Понемногу я успокоилась, сердце стало биться ровнее, я разделась, развесила свои вещи и еще немного постояла под струями воды. Облачившись в гостиничный халат, вышла из ванной. Бессонова в номере не было. Вместо него в кресле сидел молодой мужчина и смотрел телевизор. При моем появлении он поднялся и произнес:
– Меня зовут Сергей. Пока Александр Юрьевич не вернется, я побуду с вами. Если я вам мешаю, могу отправиться в коридор.
– Вы мне не мешаете, – буркнула я и закрылась в спальне.
Я была рада, что Бессонова нет в номере, и с трудом представляла, что будет, когда он вернется. Я бы предпочла никогда больше не видеть его, но знала, что не могу покинуть номер, и не только потому, что парень, сидящий в гостиной, этого не позволит. Мое расследование зашло в тупик, и помочь мне сдвинуть его с мертвой точки способен лишь Бессонов. Конечно, можно обратиться в полицию, но подобное решение влекло за собой большие сложности. Неизвестно, как поведет себя Бессонов, узнав, что я нарушила его запрет. Откажется подтвердить, что я его жена? Это вполне в его духе. Что помешает ему сделать то же самое, когда наше расследование подойдет к концу? И этот парень в гостиной, чем он на самом деле занят: охраняет меня от предполагаемого убийцы или все-таки следит за тем, чтобы я не сбежала? Скорее всего, и то, и другое. В любом случае решение Бессонов оставит за собой. Он так привык, и у него нет причин меняться.
Я мысленно вернулась к нашему недавнему разговору. С его точки зрения, я не только не любила своего брата, я была скверной женой. Оказывается, ему нужна моя душа, а он получил только тело. Я нервно засмеялась. Он считает себя обманутым... в самом деле считает? В его словах звучала злость, а еще... я бы сказала, отголоски давней боли, если б способна была вообразить подобное. Он сукин сын, которому плевать на других. Он не получил то, что, как он считал и считает, принадлежало ему по праву... Может, я ошибалась и его равнодушие на самом деле было ненавистью сродни моей.
Разговор с ним не принес ничего, кроме боли, мы были на разных полюсах и навсегда там останемся. Бессмысленный разговор. Но я боялась, мы непременно к нему вернемся, и хотела этого, может, на этот раз у меня хватит сил сказать ему все... Зачем? Просто выговориться, избавиться от накопленных обид? Теперь вдруг выяснилось, у него имелись свои. Знай я об этом раньше... Что? Постаралась бы использовать? Причинить боль? На самом деле он ничего не чувствует, ломает передо мной комедию с одной целью: заставить меня поверить, что во всех своих бедах виновата я и только я... Ловко, ничего не скажешь. Я не сказала «нет» в тот первый вечер, а потом с наслаждением мстила ему за это четыре года. Лживая сволочь, вот он кто...
Я нервно бегала по комнате, мысленно обращаясь к нему с гневной речью, а получился длинный перечень обид. Зачем мне все это сейчас, когда я уже избавилась от него? Он не заставит меня вернуться, не сможет заставить, да это ему и не нужно. Он, как и я, почувствовал себя наконец-то свободным. Мы держали друг друга в тюрьме целых четыре года, и каждый считал тюремщиком другого, а теперь вдруг выяснилось, что оба мечтали о побеге... Печальный итог...
* * *Бессонов вошел в номер, я слышала, как он разговаривает с охранником, и испуганно замерла. Он заглянул в спальню и бросил коротко:
– Есть новости.
Когда я появилась в гостиной, Бессонов был там один, настраивал ноутбук, расположившись в кресле за журнальным столиком. Махнул мне рукой, предлагая к нему присоединиться, а меня покоробило от этого хозяйского жеста. Если я начну цепляться к нему из-за этого, наше расследование обернется затяжным семейным скандалом, которого мы тщательно избегали четыре года. Да пусть хоть ногой машет, мне плевать.
Я подошла и села рядом.
– Запись сделана час назад, – пояснил он.
На экране появилось изображение. Мужчина находился спиной к видеокамере, но я без труда узнала Валеру. Он вошел в кафе. Столики справа и слева. Устроился в углу, теперь я видела его лицо. Микрофон оказался слишком чувствительным, голоса окружающих людей сливались в невнятный шум. Вскоре возле Валеры появился мужчина, на некоторое время скрыв его от камеры. Он сел напротив, и я смогла его разглядеть. Высокий, худой, лет шестидесяти, лысина в обрамлении седых волос. Лицо неприятное. Он что-то сказал Валере, слов, по-прежнему, не разобрать, а тот развел руками, точно говоря: «Ничего не поделаешь». Напряженное лицо мужчины крупным планом, он опять что-то говорил, я решила: очень похоже на угрозы. Валера слушал молча и кивал. Наконец мужчина достал из внутреннего кармана пиджака пухлый конверт и перебросил Валере. Тот кивнул в очередной раз и убрал конверт в карман пиджака. Мужчина встал и направился к выходу. Валера выпил кофе, который ему в тот момент принесли, взглянул на часы и покинул кафе.
– Кто этот тип? – спросила я, когда экран погас.
– Гордеев Лев Павлович. Бизнесмен и большой приятель здешнего губернатора.
– Странно, – нахмурилась я. – Что, по-твоему, он передал Валере? Деньги?
– Похоже, – пожал плечами Бессонов.
– Но... Валера его боялся. Он прятал труп, чтобы отвести подозрения полиции и отца Гордеева от своего клуба. У меня сложилось впечатление, Гордеева он опасался куда больше полиции. И вдруг он получает от него деньги. За что?
– Ответ напрашивается сам собой: все это время Валера не сидел сложа руки и вычислил убийцу... А может, не просто вычислил, а раздобыл доказательства. Кстати, в клинике, где лежит жена Гордеева, он побывал гораздо раньше меня, если быть точным, неделю назад.
– И Гордеев решил его отблагодарить?
– Возможно, его благодарность вынужденная, – заметил Бессонов.
– То есть Валера его шантажировал?
– Для начала я хочу проверить свою догадку. Для этого придется встретиться с Ольгой.
Он достал мобильный, набрал номер, а когда Ольга ответила, сказал только одно слово:
– Приезжай, – и равнодушно отбросил телефон. А мне вновь захотелось огреть его чем-то тяжелым. Может, не один раз и даже не два, чтобы увидеть наконец, как с его физиономии сползет это самодовольное выражение.
– Не думаю, что нам следует с ней встречаться, – сказала я, удивляясь, что голос мой звучит почти спокойно.
– Ты можешь подождать в спальне, – закрывая ноутбук, ответил он. – Вряд ли наш разговор продлится долго.
– Ты ведь уверен, что она приедет? – не удержалась я.
– Конечно.
– Конечно... Она все еще любит тебя. А ты собираешься ее использовать.
– Я собираюсь разобраться в этой истории, только и всего.
– Для достижения цели все средства хороши?
– Что это тебе вздумалось читать мне нотации? – удивился он. – Ах, да... я забыл... вы, кажется, успели подружиться. А если выяснится, что она точно так же использовала тебя? Или ты ей готова простить этот маленький грех и твое возмущение распространяется только на меня? Я хочу задать ей вопрос, отвечать на него или нет – решать ей. А сейчас, будь добра, отправляйся в спальню.
Я стремительно удалилась, так хлопнув дверью, что, должно быть, содрогнулся весь этаж, а Бессонов засмеялся. Я села на краешек кровати и стиснула руки, пытаясь унять нервную дрожь. Бессонов прохаживался в гостиной, что-то насвистывая. Я думала об Ольге, о том, как она мчится сюда сломя голову... Неужели она так и не поняла, с кем имеет дело? У нее есть мужчина, который ее любит, а этот мерзавец бросил ее тогда, бросит и сейчас. А она летит, как мотылек на огонь свечи... Она готова страдать вновь, да еще находит ему оправдание. Наверное, настоящая любовь только такой и бывает, твое собственное «я» вдруг отступает на второй план, и ты способен на все ради своей любви. А она поманит и предаст. И тогда у тебя ничего не остается...
В дверь громко постучали, Бессонов направился в холл, а я чуть приоткрыла дверь спальни. Тихий смех, Ольгин восторженный шепот, слов было не разобрать, какая-то возня, а потом голос Бессонова, довольно громкий:
