Что она вам такого сделала? Бедняжка пилот…
Савин смотрел на сержанта. Он видел однажды такое лицо — в Амазонии, на Укаями, когда миньокао, химерическим созданием взмывший из вонючего болота, схватил Пакито, вздернул в воздух, и автоматные очереди бесцельно распороли гнилую зеленую трясину — динозавр молниеносно исчез со своей жертвой, а они оцепенело застыли в хлипкой лодочке, качавшейся на взбаламученной жиже… Он думал, что никогда больше не доведется увидеть таких лиц.
— Да, — сказал доктор Данвуди, уграбистой ладонью придавив плечо Лесли. — Сидеть! Без истерик — некогда… Вот именно, Роб. К той твари, что изглодала Мак-Тига, ваш зверь не имеет никакого отношения. Да и какой это, к дьяволу, зверь… Совершенный мозг и речевой аппарат. Вы ухлопали разумное существо, ребята. — Он упер в столешницу внушительные кулаки, губы свело в грустной усмешке. — Когда мы только похороним эту ублюдочную привычку — палить по непонятному… Не пытайся пригвоздить к креслу свою душу, Роб. Виноват в итоге не сержант уголовной полиции Робин Лесли как конкретная личность, а старые предрассудки, болтавшиеся в мозгу бог знает с каких времен…
— Доктор прав, — сказал Савин. — Но как бы там ни было, зачем ты стрелял? Разве не было других средств? Газ, сети? Однако ты взял автомат…
— А ты, когда стрелял там, где испугался Лохинвар? Почему-то ты в первую очередь подумал о пистолете, хотя это мой инструмент, а не твой.
— Но я же не знал, что там может оказаться!
— А я знал? Я что-нибудь, выходит, знал?
— Тихо! — рыкнул доктор Данвуди. — Ребята, я конечно, понимаю, что искать конкретного виновника — профессиональная черта журналистов и полицейских, но я не уверен, что есть конкретный виновник…
— Ладно, — сказал Лесли. — Конкретного виновника нет, а убил его, я. На этом и остановимся. Пишите подробный отчет, доктор.
— Разумеется, — прогудел доктор Данвуди. — На вашем месте, Роб, я бы немедленно позвонил в Дублин, штаб-квартиру Международной службы безопасности. Или сначала в их лондонское региональное.
— Буду соблюдать субординацию, — сказал Лесли. — Утром позвоню начальству в Эдинбург, и пусть все идет своим чередом… Спокойной ночи, доктор. Ты едешь, Кон?
Савин вышел следом за сержантом, сел в машину. Полицейских там уже не было, но радио работало, выплескивая в ночь лазурные неаполитанские синкопы. Они курили, слушали легкую, как дым костра, неуместную здесь музыку, над крышами повисла круглая желтая луна, светилось окно больницы, и не существовало Времени.
— Ты видел… корабль? — тихо спросил Савин.
Лесли промолчал так, что это было красноречивее слов. Сигаретный дым, смешиваясь с музыкой, уплывал за окно.
— Почему ты не сказал раньше, куда плавал с ней?
— А что это изменило бы? — спросил Савин. — Ты можешь ручаться, что не стал бы стрелять? Можешь ручаться?
— Нет… — сказал Лесли после короткого молчания. — Называй меня как угодно — подонком, сволочью. Я застрелил разумное существо неизвестно из какого измерения, верно. Но, господи… — вырвалось у него едва ли не с мольбой. — Как ты не понимаешь — у меня служба, нужно же как-то завершить это дело…
— Вот ты его и завершил. Глядишь, в лейтенанты произведут.
— Замолчи! Если бы ты рассказал все раньше, я пошел бы к Диане… да, черт возьми, я бы на коленях перед ней стоял, только бы она взяла меня туда…
— И что? — спросил Савин. — Она все равно не разрешила бы взять кинокамеру, а привезенные оттуда кубки или монеты доказательством служить не могут. И Геспера ты арестовать не можешь, верно?
— Не могу, — сказал Лесли. — Даже если ты напишешь заявление об имевших место с его стороны угрозах, кто мне даст санкцию на арест? На арест главаря шайки контрабандистов, торгующих с иномерным пространством… Мы снова перед глухой стеной, и даже то, что я сегодня убил…
Что ж, подумал Савин. Теперь, когда не нужно бояться за Диану, фигур в игре осталось только две — он и Геспер. Лицом к лицу. И не нужно никуда уезжать завтра, нужно выманить противника из укрытия, вызвать огонь на себя…
— Поехали? — спросил он.
Лесли включил мотор, и машина рванулась вперед, в ночь.
В дверь барабанили громко и настойчиво — это и была приснившаяся Савину пулеметная пальба. Чертыхнувшись, он рывком встал и, промаргиваясь, пошел к двери. Ночью он лег не раздеваясь, положив пистолет под подушку, думал, что уже не уснет, но под утро сморило все же.
Замок щелкнул, словно взводимый затвор.
— Мистер Савин? Вам срочная.
Перед ним стояла очаровательная почтмейстерша. Савин отпустил банальный комплимент, тут же забыл его, расписался и получил большой синий конверт. Захлопнул дверь, вернулся к столу и только теперь проснулся окончательно. На часах — двенадцать с половиной. Похоже, он проспал короткий тихий дождь — крохотный газон под окном влажно поблескивал. Диана, вспомнил он. Зверь, — который не зверь. Автоматная очередь. Он скрючился на стуле, прижался лбом к колену, пытаясь смять, погасить вставшее перед глазами видение — на всех парусах уплывал в туман сказочный корабль, а с ним ответы на вопросы, касавшиеся только его, такого восхитительно бронированного, такого, оказывается, открытого для простых человеческих чувств. А скачка продолжалась, гремели копыта, враг был настоящим, пули тяжелыми, цель не оправдывала средств, но, безусловно, оправдывала усилия.
Он разорвал конверт, вытряхнул бланк фототелеграммы. Размашистый знакомый почерк Рауля: “Приезжай немедленно, жду в Монгеруэлле, кое-что прояснилось”. Подписи не было.
Савин поднялся. Восторга он не чувствовал — отгорело. Он спустился вниз, пробегая мимо конторки, ловко повесил на ходу ключ, выскочил на крыльцо. Поежился, запахнул куртку. Обрывки серых облаков плыли над городком. Он шагнул к “гарольду”.
— Мистер Савин! Эй!
К нему вприпрыжку бежал второй, законспирированный полицейский агент — плащ расстегнут, шляпа едва держится на затылке. Четверо горожан, стоявшие на углу, проводили его внимательными взглядами. Савин, посмотрев на них, подумал, что впервые видит на улице такое скопление местных жителей…
— Мистер Савин! — полицейский подбежал и схватил его за рукав, словно боялся, что Савин задаст стрекача. — Я стучал, вы не открыли, я думал, вы ушли… Роб…
Он захлебывался словами…
Сержант уголовной полиции Робин Лесли (двадцать пять лет, холост, в политических партиях не состоял) застрелился на восходе солнца — точнее не смог определить время рыбак, живший рядом с участком и услышавший выстрел.
Рауль подождет, думал Савин, размашисто шагая рядом с агентом, — тот был низенький, задыхался, семенил. Подождет Рауль, главное решается здесь…
Улочки были безлюдны, но там и сям вдруг едва заметно приподнимались занавески, и Савин чуял настороженные взгляды. Теперь и он верил — они все знают что-то о тех странностях, что происходят в городке, но молчат, притворяясь друг перед другом, что жизнь течет в русле извечной тривиальности. Он был зол на них, но не решался тут же осудить, пригвоздить и заклеймить — на них давили века фанатических страхов и заброшенной отдаленности. Все еще давили. Вряд ли они способны, дай им полную
