Особист постоянно бормотал в ларингофон передавая данные о местоположении немецких и наших войск, количестве и вооружении. Честно говоря, что он там видит, на изрядно задымленной земле, не понятно, но он не умолкает не на минуту, указывая куда мне и где повернуть.
В километре от нас, двенадцать «хеншелей» бомбили наши войска, неподалеку висела «рама», от чего я крепко сжимал штурвал, так хотелось атаковать их.
— Командир, под нами мост, и скопление войск. Штаб приказал разбомбить его, — сказал Никифоров, на миг прервав передачу данных.
— Ху.м что ли?
Оба члена экипажа засмеялись.
— Нет. Думаю вторым вылетом. Взять полную нагрузку и… Справимся?
— Не знаю, я истребитель. Не бомбил никогда. Попробуем.
Мы висели над войсками Вермахта еще минут тридцать, после чего ушли от места прорыва на юг, согласуясь со штабом фронта.
— Товарищ политрук, горючка на исходе, — сказал я особисту.
— Сейчас… Возвращаемся, нам дали разрешение.
Самое сложное это посадка. Поэтому на подлете к аэродрому я был во внимании, оба члена экипажа следили за воздухом, чтобы нас не сбили при посадке, так что я не отвлекался, наблюдая еще и за небом.
— Есть касание, — пробормотал я, и стал притормаживать самолет, полностью убавив газ. Когда мы подкатились к месту стоянки, где нас уже ждал топливозаправщик, машина с бомбами и механики, я дал газу и лихо развернулся, заглушив моторы. От штаба к нам пылила полуторка с командованием.
Я последним вылез из машины, и встал под ветерком, который остужал мое разгоряченное тело. Гимнастерка вся в пятнах пота, под ветром стала слегка холодить тело. Сильно зачесалась спина, там, где рана. Потянувшись, я под гудение нагнетателя бензовоза, и шум бензиновой струи в бак, сказал присевшему рядом на снятый парашют, Степанову:
— Хорошо-то как. Слушай, а нас кормить то будут? А то есть охота.
— Не знаю, товарищ старший сержант.
— Будут, товарищ старший сержант, столовую предупредили… да вон уже несут, — сказал один из ползающих по самолету механиков.
И действительно от столовой к нам быстрым шагом, даже можно сказать трусцой спешили две официантки с бидоном и корзиной.
Особист, вместе с фотоаппаратом уехал в штаб, оставив начштаба. Переговорив с механиками, которые заканчивали осмотр раскаленных моторов, он направился к нам.
— Так, товарищ старший сержант. Теперь составляем рапорт о вылете, — сказал он подходя к нам, и на ходу доставая лист бумаги.
Вздохнув, я встал и используя крыло как стол, согласуясь с капитаном быстро накидал черновик.
— Нормально. Теперь переписывай.
Написав рапорт и расписавшись отдал его капитану, который изучив, и как-то озадаченно кинув на меня взгляд, тоже расписался, что-то дописав, После чего убрал лист в папку, и направился к штабу.
«По-русски же писал, что это он так на меня посмотрел?» — озадаченно подумал я, гладя ему в спину.
— Кушайте товарищи летчики, — услышал я девичий мелодичный голосок.
— Что у нас сегодня, Любаш? — спросил я у знакомой официантки, которая носила нам обед в санчасть.
— Вареники.
— Вишневые?
— Нет, товарищ летчик. С творогом.
Вернувшийся без фотоаппарата особист, присоединился к нам. Быстро и торопливо пообедав, мы снова заняли свои места, и после приказа пошли на взлет.
— Ну ни хрена себе!!!
— Что? — спросил особист.
— Да как ей управлять теперь? Мы сколько взяли?
— Так механик же говорил…
— Да говорил что полную, а сколько это?
— По две двестипятидесятки на внешних держателях, и шесть соток во внутреннем бомболюке.
— Тысяча шестьсот?!!!
— Да.
— Я то думаю что это мы так долго оторваться не могли!!
— Все нормально?
— Да в принципе норма. Но все равно маленько не по себе.
— Курс шестнадцать, — сказал особист, после того как мы поднялись на три тысячи метров отойдя от аэродрома на двадцать километров.
При подлете к мосту мы внимательно обшарили глазами небо.
Кроме «рамы» вдали, небо было чисто.
— Сперва бомбим, потом пикируем. Веди, — отреагировал я.
— Я сокол-17, вышли на цель нача… — забубнил в рацию Никифоров.
По данным, что мне давал штурман мы под заградительным огнем зениток, встали на боевой курс.
«— Блин, и свернуть нельзя!!!» — подумал я когда буквально в десяти метрах под нами вспух очередной разрыв снаряда.
— Сброс!!! — заорал Никифоров и я почти сразу почувствовал как пешка скакнула вверх, освобождаясь от груза.
— Ну что там? — спросил я нетерпеливо, уходя противозенитным маневром.
— Падают-падают. Пока еще пада… Есть!!!
— Ну???
— Да не видно не зги, пыль одна… Сейчас… Черт! Мост цел. В скопление войск попали рядом с берегом, горит там что-то.
— Мессеры заходят с солнца, — вдруг закричал Степанов.
Смело повернувшись в сторону солнца, я чуть прищурившись посмотрел на две пары немцев которые с высоты падали на нас.
«— Отлично подготовленная и исполненная атака. На пять баллов! Однако еще далековато, уйти мы не успеем, но вот спикировать это да. Успеем!» — успел подумать я, и дернув «пешку» в сторону, вошел в пологое пикирование.
— Парни, держитесь, пикирую на мост! — закричал я, положив палец на кнопку сброса бомб.
Надрывно загудели так хорошо мне знакомые по симулятору моторы, сообщая что «пешка» пикирует.
— А-а-а. Н-на, — выдохнул я выводя «пешку» из пике.
— Стрелок, что там? — спросил я у Степанова.
— На второй заход идут. Первый раз они промахнулись, слишком резко мы вниз ушли.
— Щас на пары разобьются, и снова атакуют. Штурман, что там с мостом?
— Две легли на мост рядом с берегом, метров на тридцать моста нет. Всю технику что на нем была снесло, да и другие пролеты покоробило. Две остальные упали на берег. Мост поврежден, и сильно. Но лучше бы в середину попасть было.
— Ну спасибо. Я вообще на этом аппарате второй раз лечу, а вы от меня что-то хо…
— Немцы атакуют, — прервал наш спор Степанов, его пулемет огрызался короткими очередями.
«Профессионально работает!» — успел подумать я.
— Сейчас посмотрим, что это за тяжелый истребитель!! — сказал я, и виражом увернувшись от первой, пошел в лоб второй паре.
— Я пустой! — устало выдохнул я, уворачиваясь от очередной атаки одного из «худых».
