— Скажи-ка! Эта худая дурнушка еще и пряха?! Ну надо же… — Поправив бурнус, покупатель натянуто рассмеялся и предложил: — Двадцать пять! И ни монетой больше!
— Эй, эй, — заволновался старик. — Я ее первым, между прочим, присмотрел.
— Можете не спорить, — отмахнулся работорговец. — За двадцать пять я ее не отдам. А насчет ее красоты…
Быстро оглядевшись вокруг, он понизил голос:
— Между прочим, именно таких и отбирают для себя «черные плащи»! А уж они-то в женской красоте толк знают. Сорок! И ни монетой…
— Ха, «черные плащи», говоришь? — визгливо заспорил кривоногий. — Так они и взяли такую костлявую!
— Именно таких и берут, клянусь святой Перпетуей! Даже больше скажу — специально заказывают.
— Тридцать давай, а? — наконец решился плешивый. — Это же очень хорошая цена — тридцать солидов! Да она и в самом деле пряха? Ты не обманываешь меня, уважаемый? Чем можешь подтвердить?
— Девка сама подтвердит. — Пожав плечами, работорговец ударил невольницу ладонью по щеке. — Эй! Ты ведь умеешь прясть, правда?
— Да, мой господин. — Девчонка как будто очнулась. — И еще могу шить, готовить, убирать…
— А искусна ли ты в любви? — снова встрял кривоногий.
— О, конечно искусна! — отозвался за свою рабыню купец. — А ты, уважаемый, тоже хочешь купить?
— Но я же, я же первый ее выбрал! — Плешивый старик обиженно зачмокал губами и вытащил запрятанные в шапке монеты. — Беру, беру за тридцать солидов, уговорил…
— Эй, эй, любезнейший, по-моему, речь шла о сорока! А впрочем, черт с ними, с деньгами! Бери за тридцать… пять. Только ради тебя! От сердца, можно сказать, отрываю…
Пока покупатель тщательно отсчитывал деньги, проданная девушка кое-как набросила на плечи рубище и вздохнула, покорно дожидаясь, пока новый хозяин закончит дела.
— Ох и ушлый же торговец этот Исайя! — со знанием дела обсуждали зеваки. — Хорошую цену взял, уж не прогадал.
— Этот-то пройдоха да прогадает? Ага, как же… Думаете, этот колченогий в бурнусе просто так подошел? Да они с купцом наверняка сговорились.
— Да уж, тридцать пять золотых за тощую девку — очень неплохая цена, да, неплохая.
— А что такое торговец говорил о «черных плащах»? Наверное, врал. Станут они скупать таких уродин!
— Ой, не скажи, не скажи, уважаемый! — Один из зевак, коренастый парень лет двадцати пяти, обернулся к затесавшемуся в толпу Александру. — Скажу тебе, «черные плащи» как раз вот таких и предпочитают — тощих, но с большой грудью и крепкой задницей. Правда, вряд ли бы они уплатили за эту девку такую цену. Да и обычно они оптом берут… Так что не прогадал Исайя, не прогадал! Ого… — Парень вдруг прищурился. — Вы только посмотрите на колченогого! Что я говорил? Они и в самом деле с Исайей в сговоре! Ишь ты, только что к девке приценивался, а теперь вон на мальчика глаз положил.
И в самом деле, дождавшись, когда плешивый старец уйдет, уводя только что купленную рабыню, кривоногий подошел к совсем юным рабам — мальчикам. Около них уже давно терся низенький тип лет тридцати, с потным круглым лицом и легкомысленными кудряшками, выбивающимися из-под шапки.
— Интересуешься чем, уважаемый? — Исайя слегка поклонился потенциальному покупателю. — Тебе, верно, нужен проворный слуга?
— Слуга? — Кучерявый нервно облизал губы и огляделся. — О да, да… как раз слуга и нужен. Такой… помоложе, порасторопнее.
— Так выбирай вон из этих. — Торговец сделал знак своему помощнику, дюжему парню с кулачищами-дынями и по-детски наивным лицом полного идиота. — Маршан, давай сюда всех троих.
Весело хмыкнув, тот вытолкнул к покупателю трех мальчишек.
— Выбирай, уважаемый, — осклабился Исайя. — Только, пожалуйста, не говори, что они недокормленные и тощие…
— Гм-гм. — Кудрявый задумался. — Даже не знаю, кого и выбрать.
— Тогда обрати внимание вон на того, крайнего, со светлой кожей… Если его отмыть — ммм! А впрочем, тебе ведь нужен просто расторопный слуга — тогда любой подойдет.
— А крайнего малого и я бы взял! — В дело наконец снова вступил колченогий. — Монет за полсотни.
— За полсотни?! — растерянно заморгал кучерявый. — Что, он действительно столько стоит?
— Да уж, стоит. Такие цены. Тем более — светлоглазый со светлою кожей… «Черные плащи» охотно берут таких.
— Полсотни… — Кудрявый вздохнул, не отрывая от указанного мальчишки тоскливо-похотливого взгляда. — Ах, эти торговцы… Клянусь святым Августином, и когда же они будут торговать так, чтоб и простые небогатые люди могли себе что-нибудь прикупить?
— Боюсь, это еще не скоро случится. — Кривоногий поправил бурнус и вдруг заговорщически подмигнул, кивнув на отвлекшегося на других покупателей Исайю. — Честно сказать, купчина-то подзагнул цену. Не стоит этот раб полсотни солидов, уж никак не стоит, пусть он и красив, как юный языческий бог!
— Да-а… — Кудрявый зашмыгал носом. — Я бы его, конечно, взял, но… У меня просто нет полсотни золотых!
— А сколько у тебя есть? — вкрадчиво осведомился пройдоха. — Просто я бы мог тебе немного помочь — вдвоем мы бы скинули цену.
— Правда?! Такое возможно?
— Вполне. Ну так сколько?
— У меня есть около тридцати солидов… последние деньги, увы…
— Тридцатка? Да, что и говорить — маловато. Ничего, попробуем скинуть до двадцати пяти… Но если получится — пять солидов мне, уговор?
— Ох…
— Да ты только посмотри, какой мальчик! Ммм… Такого враз уведут!
— Ну хорошо, ладно. Уговор!
Александр в это время стоял в стороне — пил купленное у разносчика вино в компании с остальными зеваками, надо сказать весьма метко комментировавшими все происходящее на рынке, точнее — в невольничьем ряду.
— Молодец, Исайя, нашел себе хорошего компаньона!
— Это ты про колченогого?
— Про него. Он и на той неделе тут ошивался, только не в бурнусе, а в круглой шапке.
— А до того — с бородой? Не он ли и был?
— Так он же старается не примелькаться. Смотрите-ка, снова торгуют раба. Вон того мальчишку… Видите, которому смотрят зубы? Ишь какой ангелочек — кудрявый его не зря торгует, ох не зря!
— Пятнадцать солидов!
— Что ты сказал, любезнейший?
— Говорю, пятнадцать солидов — красная цена!
— Это за подростка-то? Да как бы не дюжина.
— Вот-вот, а Исайя его не меньше чем за двадцать продаст.
— Ушлый он купец, этот Исайя.
— Да уж, палец в рот не клади.
Допив вино, Александр вернул разносчику стаканчик, усмехнулся:
— Рад был знакомству, господа!
— И мы…
— А тот колченогий… он, вообще, кто?