Что-то противно хлюпнуло. Фонтан алой крови с силой вырвался из аорты, оросив и щит, и сверкающую на солнце кольчугу, и черный край плаща. Варвар зашатался, упал на колени, выронив меч, дернулся в предсмертных конвульсиях. Саша злобно сплюнул — неприятная эта работа, убивать. Но уж тут ничего не поделаешь — не ты, так тебя!
Быстро осмотрелся: один из парней-кафоликов был убит, второй еще дрался, да и священник, отец Эльмунд, лихо действовал копьем — отцовская наука. Пара поверженных врагов уже валялись на мостовой, еще одного Эльмунд проткнул, словно жука, прямо на глазах Саши. Оставшиеся в живых «плащи» организованно отступили на холм, по всей видимости дожидаясь подмоги.
— Уходим! — радостно воскликнул святой отец. — Путь свободен, и да поможет нам Бог!
Все трое рванули вниз, стремясь поскорей укрыться в хитросплетениях узеньких и кривых бедняцких улочек, залечь, раствориться в трущобах, переждать весьма возможную погоню.
— Вряд ли они посмеют, — поддерживая раненного в бок парня, улыбнулся отец Эльмунд.
Александр резко обернулся, услышав звон снаряжения:
— Да нет — посмели! Вы уходите, а я их отвлеку…
— Но…
— Уходи, брат Эльмунд, с тобой раненый. А обо мне не беспокойся — я вас найду. Через ту же Лидию.
— Что ж… Да хранит тебя Господь!
Осенив Сашу крестным знамением, священник подхватил раненого и скрылся в ближайшем проулке.
Александр наконец вытер о траву окровавленный клинок и, чуть отойдя назад, остановился в ожидании врагов — вроде как замешкался. Ага, вот те заголосили — увидели. Что ж, теперь пора.
Молодой человек живо нырнул в заранее присмотренную подворотню, грязную и вонючую. В нос ударил запах мочи и фекалий — впрочем, и это лучше, чем людская кровь, пусть даже и вражеская.
«Плащи» уже были близко — бежали, гомонили, перекрикивались. Теперь нужно спешить, раздумывать больше некогда, главное — Эльмунд с раненым парнем ушли. Саша улыбнулся, прибавил шагу, даже перешел на бег, услыхав ревущее позади:
— Вот он! Лови!
Что ж, ловите. Если сможете.
Молодой человек бежал по наитию, без всякого плана, справедливо надеясь на редко подводившую интуицию. И не выпускал из виду ничего — словно бы сканировал. Слева — длинный и высокий забор, справа — тоже… А вот уже справа — небольшая круглая площадь, деревья… высокие такие платаны… или каштаны, черт их знает. Деревья!
Миг — и Александр уже взобрался, ухватился за толстый сук, раскачался и лихо перемахнул через ограду — ту, что слева. Человеческое сознание есть плод давно отживших представлений и предрассудков. Ну что подумают? Куда он делся? Конечно, свернул на площадь, побежал по одной из вон тех улиц… Ищите!
Ага — так и есть!
— Он во-он туда свернул! — донеслись голоса снаружи, из-за ограды.
— Нет, во-он на ту улицу! Я видел!
— Так, воины! Вы двое — туда, вы — туда, остальные — за мной! Вперед! Уж будьте покойны, мы его не упустим.
«Флаг вам в руки, пионерский барабан через плечо и ветер в широкие спины!» — выбираясь из кустов, мысленно напутствовал Саша.
И внимательно осмотрелся вокруг. Судя по грядкам и клумбам, а также смородиновым кустам и оливам, он оказался в чьем-то саду, не таком уж большом, но тенистом, даже лучше сказать — заросшем, не особо ухоженном. Скосить траву, вырубить сухостой, выкорчевать лишние кусты у владельцев, наверное, не хватало времени, а скорее всего — денег. По-настоящему богатые люди в этом районе не селились!
Да и домик так себе… запущен. Двухэтажный, узкий, сложенный из дешевого, высушенного на солнце кирпича. Когда-то побеленный, а в последние времена не видавший достойного ухода. От невысокого, с деревянными колоннами крыльца к воротам вела дорожка, вытоптанная в пожухлой траве. За приоткрытой дверью слышались детские голоса:
— Юлия, Юлия, нам надо торопиться! Налей-ка нам молока на дорожку.
— Пейте. Да не спешите вы так.
— Как это не спешить? Ты понимаешь, что говоришь-то? Ведь нас будет ждать сам десятник Вальдульф! Он сказал, что очень скоро и я стану десятником, верно, Максим? Десятник Арник — слышите, как гордо звучит?! Максим, не переживай, ты тоже станешь, конечно, после меня. Юлия, еще есть молоко? Налей, не жадничай.
— Парни, надо оставить и на кашу!
— Вот так всегда… Ничего, скоро у нас будет много молока — хоть залейся! Мы с Максимом уже составили для десятника список. Самые первые в нашем отряде!
— Список?
— Ну да, список. Переписали всех подозрительных!
— И кто же туда угодил, интересно знать?
— Ха! Будто сама не знаешь? Во-первых, старик зеленщик, наш сосед — он точно кафолик. Во-вторых, владелец таверны «У чаши». Мы допросили мальчишку-слугу — трактирщик пускает ночевать кого ни попадя, не спрашивая подорожных. В третьих, Ансак, плотник…
— А еще вся плотницкая артель, все они еретики, и я слышал, как они непочтительно отзывались о нашем славном правителе Гуннерихе-рэксе, да продлит Господь его века. Очень-очень непочтительно отзывались — я даже слова такие стесняюсь произносить.
— Я очень рада, что ты еще хоть чего-то стесняешься! В отличие от своего братца!
— Юлия! Ну сколько уже тебе можно говорить?!
— Да! А еще старуха торговка, Лидия, весьма подозрительна — надо бы ее тоже в список внести!
— Она-то чем вам не понравилась?
— Я слышал, как она упоминала Троицу!
— Бедная женщина…
— О нет, она не бедная — она преступница и еретичка! Таких надо распинать на крестах!
— Ой, парни… Может, вы и меня распнете?
— А ты не говори что попало, Юлия. И вообще, сегодня ожидай нас только к утру.
— К утру? Что же вы будете делать ночью?! Неужто молиться?
— Ха, молиться? Да нет — мы будем жечь костер у старых тофетов и славить нашего великого рэкса!
— У тофетов… там ведь был языческий жертвенник. Вы что же это — язычники?
— Да кто тебе сказал? Ты больше никогда не задавай такие подозрительные вопросы, Юлия… Ну все, хватит болтать — мы пошли.
Саша едва успел укрыться за кустами, как из дому появились двое мальчиков лет тринадцати, очень похожих: скорее всего, это были родные братья. Один — чуть постарше, оба светлоголовые, кареглазые, в одинаковых льняных туниках до колен и в шерстяных плащиках. Прошлепав по тропинке сандалиями, ребята отперли засов и выбрались на улицу.
— Эй, сестрица! А кто будет ворота запирать? — вспомнил вдруг старший. — Ну, мы пошли уже.
Немного выждав, Александр хотел было выскользнуть вслед за парнями, да немного не успел. На крыльце появилась девушка, точнее сказать, молодая женщина лет двадцати пяти, в длинной, до самых пят, темной тунике и такой же темной столе, надетой сверху. Голову женщины покрывал серый убрус с вышивкой, но без всяких украшений. Лицо казалось очень приятным и даже изысканно красивым — чуть тронутое загаром, с изящным чувственным носом и тонкими бровями, губы тоже, наверное, были чересчур узки, впрочем, это ничуть не портило впечатление. Глаза карие, как у только что вышедших из дома мальчишек, в общем-то похожих на эту женщину, — карие и заплаканные.
— Господи! — Закрыв на засов калитку, незнакомка с тоской посмотрела в небо. — И когда только все
