лайнера, на котором несколько сот пассажиров, проявил внимание именно к нашему заурядному столу, однако от угощения не отказались, подняли бокалы, чтобы чокнуться. И в этот момент нас ослепили внезапные вспышки блица. Оказывается, нас стерег фотоаппарат. На другое утро на наш стол положили пахнущую краской, только что отпечатанную судовую многотиражку. На первой полосе была фотография: трое за столом с поднятыми бокалами и с несколько напряженными улыбками на устах, а посередине стола бок о бок два флага: СССР и США. Под фотографией надпись: «Международная разрядка начинается на борту «Виктории». Оказывается, все было задумано ради рекламы. Идеи разрядки в те годы становились популярными. Но лично нам никакой разрядки не требовалось, потому что за нашим столом не было конфронтации.
Я быстро и легко сошелся с супругами Смит, и во время долгого пути мы много времени проводили вместе — и в море в палубных прогулках, и на берегу, когда «Виктория» заходила в попутные порты. Мистер Смит был банковым клерком в Филадельфии, его кругозор мне представлялся не столь уж широким, но в нем присутствовало неукротимое желание за свои деньги получить как можно больше впечатлений и сделать как можно больше экзотических кадров своей невероятно современной фотокинокамерой. Смиты не один год копили деньги на это путешествие, и оно представлялось для них, как говорил их соотечественник Стейнбек, «главным Путешествием жизни». Смиты хотели оставить о нем в своей памяти максимальное — другого подобного уже не будет, люди они небогатые.
Они были по-американски предприимчивы и деятельны, и к своему вояжу относились как к серьезному бизнесу. Во время заходов «Виктории» в порты Карачи и Адена увлекали меня за собой в дальние пешие прогулки и в дороге постоянно опасались: как бы не пропустить какую-нибудь достопримечательность. Мне нравился их познавательный азарт, если случался выбор: куда-то идти или понежиться на койке — они неизменно выбирали первое. Они были типичные американцы, и у них можно было кое-чему поучиться, например, умению толково распоряжаться временем, отпущенным им судьбой для жизни и труда.
Когда ранним декабрьским утром «Виктория», преодолев бурное Красное море, подошла к порту Суэц, мистер Смит с деловым видом отправился на верхнюю палубу судна, где ходовая рубка, и вернулся оттуда с листком в руке. На листке были сделаны расчеты — сколько стоят билеты на автобус из Суэца до Каира, из Каира до пирамид и обратно в Каир, потом опять же автобусом — до Исмаилии. Во втором столбце было обозначено время, которое будет потрачено на каждом этапе путешествия. Все задуманное Смитом, по его мнению, точно укладывалось в лимит времени, необходимый для того, чтобы «Виктория» преодолела Суэцкий канал и добралась до Исмаилии. Есть ли в задуманном риск? Разумеется. Мало ли что может случиться с автобусом! Но если не рисковать, ничего путного в жизни не добьешься. Так считает мистер Смит, и миссис Смит с ним согласна.
— Ну и как? Составите ли вы нам компанию?
Я согласился. Мысль бесспорная: утверждает себя тот, кто рискует. По причине непредвиденных обстоятельств мы могли бы и не успеть в Исмаилию к отходу «Виктории», разумеется, огромный лайнер не станет дожидаться трех взбалмошных пассажиров, несмотря на то что именно с них начиналась разрядка международного напряжения. Но я, ни минуты не колеблясь, вместе со Смитами сошел с трапа «Виктории» в Суэце и впервые в жизни ступил на египетскую землю. И провел на ней прекрасное время.
Конечно, автобусы не отходили вовремя, у них прокалывались покрышки, портились моторы, порой мы не могли достать билеты на очередной рейс. На последнем этапе нашего вояжа в автобусной кассе оказался лишь один билет на Исмаилию. Смиты предложили его мне: «Вы еще можете успеть!» Я отказался — вместе так вместе! Нас выручил невесть откуда явившийся в нашу судьбу египтянин по имени Али. Миссис Смит, выйдя на дорогу, уверенно подняла руку, и он остановил свой огромный трансконтинентальный автофургон. В его кабине оказались места как раз для троих пассажиров. Али, как шофер международного класса, немного говорил по-английски, так что в пути мы не молчали. Али изумлялся: «Русских и американцев в отдельности видывал, а вот вместе, да еще в такой веселой компании — не приходилось. Всюду говорят, что вы во вражде». Мистер Смит в ответ довольно посмеялся: «Мы втроем решили начать разрядку. Даже об этом в газете писали. С нас разрядка и начинается». Али в недоумении округлял глаза: «Да ну? В самом деле писали в газете? Не шутите? Выходит, мне повезло, что везу таких важных персон!»
Мы успели на причал за несколько минут до того, как подняли трап, — «Виктория» не могла ждать ни минуты — у нее был свой бизнес.
В Неаполе я со Смитами простился — они плыли дальше. И, честно говоря, расставаться с ними было жаль.
Вот такое путешествие я совершил когда-то по египетской земле. За сжатые до предела часы мы умудрились осмотреть и новую и старую часть Каира, побывать в знаменитом историческом музее Египта, увидеть головку Нефертити, поглазеть на пирамиду Хеопса, прокатиться вокруг пирамиды на верблюде, постоять на берегу величественного Нила и даже отведать купленное у уличного торговца здешнее кушанье, напоминающее наш шашлык, но наперченный так, что язык обжигало огнем. Мистер Смит отснял сотни метров кинопленки, а я исписал половину путевого блокнота. И все-таки, когда сейчас вспоминаю свое авантюрное путешествие по Египту, на память приходит прежде всего не задумчивый каменный сфинкс, не прекрасное лицо Нефертити, а широкие до ушей, с демонстрацией крепких здоровых зубов улыбки четы Смитов из Филадельфии.
…«Витязь» идет на восток. По его правому борту за горизонтом скоро начнутся берега Египта…
Ко мне в каюту позвонили из радиорубки.
— Все уже передано в Афины. Так что ищите свою Марию в Пирее на причале! — сообщил радист. И, помявшись, поинтересовался: — Непонятная фраза была в вашей радиограмме: «приглашаю на тур вальса». Это что, пароль, шифр?
Я услышал в трубке смешок:
— Что-то вроде «продается ли у вас славянский шкаф?».
— Никакого пароля! Все как есть. Я действительно приглашаю Марию на тур вальса.
Озадаченный радист минуту молчал. Потом с иронией закончил:
— А вы, оказывается, танцор!
Что ж, при подходе судна к Пирейскому причалу буду выглядывать Марию на берегу. Вдруг радиограмма с борта «Витязя» застанет ее дома и завтра утречком она появится перед нашим судном на причале! Я увижу ее издали и буду радоваться тому, как она идет — прямо, спокойно, с легкой грацией молодой, красивой, уверенной в себе женщины. И, разумеется, без той нелепой, такой неподходящей для ее облика трости, которая в день нашего знакомства казалась неотъемлемой принадлежностью этой мужественной и гордой гречанки.
Я познакомился с ней в Москве в палате Центрального института травматологии. Пришел известить больную родственницу, и она радостно представила свою соседку по койке — Марию Колоуменоу. Ей уже разрешили ходить с помощью палочки, она осторожно — шаг за шагом, — передвигаясь по палате, несла на лице непроходящее выражение счастливого удивления: ходит! Разве это не чудо? Ходит! И будет ходить! И даже без палочки — дай только срок. Так ей сказали врачи.
Однажды она поскользнулась на горбатой афинской улице. В больнице определили: тяжелый перелом бедра! Требуется сложная и дорогая операция с применением вместо сломанной кости металлического протеза. В Греции такие операции не делались. Нужно было ехать либо в США, либо в СССР, либо в Японию — в этих странах ортопедия наиболее развита. Друзья написали в СССР: примите Марию Колоуменоу, она не из богатых, не может позволить себе лечиться ни в Америке, ни в Японии. Куда же, как не в СССР, ехать ей, дочери старого греческого коммуниста, сподвижника легендарного Белоянниса, героя Сопротивления фашизму, вместе с Белояннисом казненного хунтой черных полковников, захвативших в Греции власть в послевоенные годы?
В Москве Марии вернули здоровье. Она уехала в Грецию с палочкой в руках, но врачи обещали: еще полгода, и палку бросит. Перед отъездом она сказала:
— Я приглашаю вас на тур вальса. В лучшем танцевальном зале города. Но только у нас, в Афинах. Хочу показать своим грекам, что со мной сотворили русские.
«Витязь» подходил к Пирею ночью по черной воде среди созвездий огней, которые несли на себе
