— Вроде нет, — пожал плечами Джакомо. — Но мне трудно судить, я их раньше не встречал в материальных воплощениях. И я не знаю никого, кто бы их встречал. Я раньше думал, что боги — это как бы воображаемые символы. Допустим, пришла тебе в голову хорошая идея, ты говоришь: «Боги подсказали». Или, допустим, принимаешь трудное решение, вроде выбрал уже лучший вариант, но никак не можешь избавиться от сомнений. Тогда говоришь сам себе: «Богам угодно, чтобы я сделал то-то». Ну, и так далее.
— Разве ты никогда не молился? — удивился Длинный Шест.
— Молился, конечно, — ответил Джакомо. — На охоте атеистов не бывает, все молятся. Страшно же.
— Охота — это когда вы в Оркланд ходите убивать и грабить? — уточнил Длинный Шест.
Джакомо почему-то смутился.
— Можно и так сказать, — ответил он после паузы. — Но, вообще, охота — это не только орков убивать и добычу добывать. Главное в охоте — просветление и самосовершенствование.
Длинному Шесту показалось, что он ослышался.
— Чего? — переспросил он.
— Просветление и самосовершенствование, — повторил Джакомо. — Охота превращает мальчиков в мужчин. Чтобы тебя взяли в отряд, надо долго учиться. Уставы назубок знать, дисциплину разуметь, курс строевой подготовки пройти, оружие освоить, тело натренировать должным образом. Слабака или плохого ходока на охоту не возьмут. И еще надо, чтобы душа была чиста и прозрачна, как благословенная вода. Ты вот все время ругаешься, гадости всякие говоришь, а на охоте это недопустимо. Тебе это позволяют только потому, что ты дикий орк, с тебя спроса нет. А высокорожденный мужчина должен быть стойким и сдержанным, следовать пути Геи, осознавать свои поступки и быть готовым объяснить, если кто спросит. Нордический характер это называется.
Длинный Шест внезапно затряс головой и стал яростно чесать левое ухо.
— Отцепил бы ты эту штуку, — посоветовал Джакомо. — Все время чешешься, как светлячок во время гона.
— Не дождешься, — буркнул Длинный Шест. — Это амулет.
— И как, помогает? — заинтересовался Джакомо. — А от чего?
— От всего, — ответил Длинный Шест. — Когда как. Слушай, не трави душу! Мне и так хреново.
Джакомо уже знал, что «хреново» по-орочьи означает «плохо». И отчего Длинному Шесту плохо, он тоже знал. Единственное, чего Джакомо не мог понять — почему Длинный Шест позволяет, чтобы ему было плохо.
— Не понимаю я вас, орков, — сказал Джакомо. — Я ведь вижу, что наша миссия тебя тяготит. Я бы тоже страдал, если бы оказался на твоем месте. Предать собственную расу — дело нешуточное.
— Не трави душу, — повторил Длинный Шест.
— Странные вы существа, орки, — продолжал травить Джакомо. — Вот у нас, богоизбранного народа, нет ни рабов, ни господ, все равны перед богами и перед законом.
— Особенно королева, — добавил Длинный Шест. — Помню я, какие вы не рабы. Стоит ей пальцем шевельнуть — сразу все бегать начинают. У нас такого послушания от самого последнего раба не дождешься.
— Леди Анжела — не королева, — возразил Джакомо. — У нашего народа нет единого правителя, у нас совет комиссаров. Простые решения может принимать любой комиссар, а если ему трудно принять решение в одиночку, он зовет товарищей, чтобы помогли. Но ни один комиссар не является ни королем, ни вождем. Они все равны.
— А если два комиссара поссорятся? — спросил Длинный Шест. — Один будет говорить одно, а другой — другое. Чья правда победит?
Слова Длинного Шеста шокировали Джакомо.
— Комиссары никогда не ссорятся! — воскликнул он. — Потому что они не дети неразумные, а комиссары! Да хоть наш отряд взять, ты хоть раз видел, чтобы кто-то с кем-то поругался или подрался?
Действительно, Длинный Шест ни разу не видел, чтобы эльфы ругались или дрались. Раньше он думал, что у них железная дисциплина, но теперь он понял, что это скорее воспитание, чем дисциплина.
— Ни разу ты такого не видел, — ответил Джакомо на свой собственный вопрос. — Потому что среди охотников такого не бывает. Когда вверяешь товарищам судьбу и жизнь, только последний дурак позволит себе обижать и унижать этих товарищей, которым ты все это вверил. А дураков на охоту не берут.
— Все равно не понимаю, — покачал головой Длинный Шест. — Ты говоришь, что цель ваших набегов на Оркланд — просветление и самосовершенствование. Но почему нельзя просветляться и самосовершенствоваться, никого не убивая?
Этот вопрос поставил Джакомо в тупик, он прямо-таки растерялся.
— Не знаю, — ответил он после долгой паузы. — Традиция такая. Каждые четырнадцать дней из каждого тоннеля выходит отряд, состоящий из трех опытных охотников за удачей и семнадцати юношей. Эти юноши — лучшие из тех, кто еще не выходил в поганые пустоши. Когда отряд выполняет миссию и возвращается в благословенные леса, юноши показывают священную добычу, и все понимают, что они уже не юноши, но мужи.
Неожиданно подал голос бог Каэссар.
— Стало быть, единственной целью всех этих походов является юношеская инициация? — спросил он.
— Не знаю, что такое инициация, — ответил ему Джакомо. — Целью охоты является то, о чем я говорил минуту назад, и более ничего.
— Понятно, — сказал бог Каэссар.
Некоторое время Джакомо и Длинный Шест молчали, ожидая продолжения, но его не последовало. Тогда Длинный Шест сказал:
— Когда вы напали на Иден, в той армии не двадцать особей было, а гораздо больше.
— То не охота была, а разведка, — объяснил Джакомо. — Сейчас нас тоже больше, чем двадцать, и бестолковых юношей в отряде нет. Охота и разведка — совершенно разные вещи. Разведка делается, когда в прериях обнаруживается что-то непонятное и угрожающее. Или не угрожающее, а наоборот, очень полезное. Или не полезное, но любопытное. В Иден наши разведчики пришли на зов бога Каэссара.
Длинному Шесту показалось, что он ослышался.
— Чего? — переспросил он. — На какой зов пришли?
— Ты разве не знаешь? — удивился Джакомо. — Ты, вроде, говорил, что присутствовал при том зове. Ну, когда слуга этого бога истребил весь охотничий отряд, кроме вождя, а вождю сказал, что бог вернулся, и отпустил. Комиссары не сразу поняли, что хотел сказать бог, долго обсуждали, и решили в итоге, что бог решил помочь высокорожденным.
— Они ошиблись, — подал голос бог Каэссар. — Тогда я еще не принял никакого решения.
— Тогда мы этого не знали, — сказал Джакомо. — Очень много людей погибло из-за этого незнания.
— Пойду, по нужде отойду, — сказал Длинный Шест.
Отошел в кусты, убедился, что никто не видит его и не слышит, и тихо спросил, обращаясь непонятно к кому:
— Так, значит, то нашествие ты устроил?
— Я, — ответила Длинному Шесту серьга, вдетая в его левое ухо. — Надо же было как-то объяснить Герману, что я не простой сельский рыцарь, а реально крутой пацан. Такие вещи трудно объяснить без большой крови.
— Это было грязное дело, — сказал Длинный Шест. — Погубить бессмертную душу…
— Я гляжу, ты начинаешь проникаться, — сказала серьга.
— Какой же ты мерзавец… — пробормотал Длинный Шест.
— Какой есть, — отозвалась серьга. — Чистыми руками политика не делается, привыкай. То ли еще будет, когда я министром обороны стану.
