Мы в прошлый раз говорили о домике в Тарусе. Так вот, его строительством занимался Володя Мороз, бывший муж Наташи Гутман. Но вся эта затея закончилась большим скандалом.
Вообще, Мороз был историком музыки.
Володя был большой друг Славы. Очень красивый человек. В него была влюблена Нина Дорлиак, но у самого Мороза был роман с Наташей Гутман. Наташа и стала его женой. На этом браке настоял сам Мороз.
Прожили они, правда, недолго. Но даже этого короткого брака хватило, чтобы Нина Львовна невзлюбила Наташу и наложила запрет на общение с ней. Светик 18 лет не мог ее видеть. Все приходилось делать втайне.
Наташу Гутман Нина простила, лишь когда Светик уже не мог выступать один. А ведь зарабатывал только он…
А отношения с Морозом закончились страшным скандалом.
И победил в нем Митюля.
Володя считал себя учеником Роберта Фалька. И сам Роберт Рафаилович прислушивался к его мнению. Но Мороз был спекулянтом, он вообще авантюрист по характеру. А Светик пытался ему помогать.
И Митюля, видя, что Морозу уделяется много внимания, решил от него избавиться.
Я говорила уже, что Митюля поколачивал Нину, он же пил сильно и под конец потерял все свои человеческие качества. Как-то в очередной раз побил Нину, и она сказала: «Больше не могу, вызывайте милицию».
И Мороз вызвал.
А Нина ведь еще истеричкой была. Она тут же уложила Митюлю в постель, обложила грелками. И когда пришел милиционер, то Мороз еще и оказался виноват.
Кстати, с Владимиром Морозом у Нины Львовны был единственный в жизни роман. Светик знал об этом, но относился совершенно спокойно.
У меня с Володькой были хорошие отношения. Он меня называл так — «Сказительница».
Но я ничего не придумываю. Вы можете сами посмотреть эту тетрадь. В ней Мороз написал все, что случилось из-за строительства дома в Тарусе…
«Написанное в этой тетради может быть зачеркнуто только сообща троими людьми. Для этого им нужно вместе поднять бокалы и торжественно сказать друг другу что впредь их отношения будут определяться только любовью.
Я буду ждать приглашения на эту встречу до 27 апреля и если оно не последует буду считать что ОТСТАВКА МОЯ ПРИНЯТА.
ДЛЯ СЛАВЫ (экземпляр № 1)
Нине Львовне Дорлиак
Святославу Теофиловичу Рихтеру
Евгении Михайловне Лелиной (в прошлом актриса, в молодости была в близкой дружбе с семьей Дорлиак. —
Сильвии Федоровне (Нейгауз. —
6 января 1962 г.
Я отрываю Вас от своих дел и прошу Вас простить меня за это.
Это объяснение — предисловие к передаче дел, связывавших меня со Славой, тому, кто захочет добровольно испытать испытанное мною. Кто это будет — я не знаю. И потому обращаюсь ко всем Вам во- первых: с объяснением, во-вторых: с информацией о положении дел, которые мне выпало вести, в-третьих: с передачей разных документов (квитанций, договоров и прочее).
Прошу читать до конца даже тогда когда будет казаться невозможным.
Я был чуть ли не единственным человеком из окружения Рихтера с которым у него были, главным образом, деловые отношения. Они были связаны с искусством или, во всяком случае, требовали творческого подхода. В них было мало праздности. Оттого я зову их — деловыми.
С деловых отношений началась наша дружба. Это — выставка Фалька.
Потом было многое: „воспоминания о Прокофьеве“, стройка, посещение мастерских художников и проч. Были всякие мелочи доставлявшие Славе радость: устройство маскарада, кинохроника и пр. Но, всего могло быть больше и все могло быть лучше.
Кончились, как мне кажется, наши деловые отношения — выставкой Краснопевцева.
Почти с самого начала и до 4 января 1962 года Ниной Львовной осуждалось любое совместное начинание. Если Нине Львовне не удавалось его сорвать в начале, тогда по ходу его делалось так что оно теряло свой свет и обрастало пререканиями, обвинениями и прочим: слепым и мелочным.
Больше всего пришлось вытерпеть строительству дома на Оке. Это самое трудное, общее со Славой дело испытало характер Нины Львовны в полной мере.
На отношении к стройке выказалось неприятие Ниной Львовной никакого созидания — будь то дом на Оке или выставка в комнате Рихтера.
Не для хвастовства, а для ясности скажу: тех обязанностей, которые лежали на мне хватило бы разделить на десятерых. Но их было легче выносить чем неизменную роль Нины Львовны. Потому что ЕЕ ЖАЖДЫ РАЗРУШЕНИЯ, ОТРИЦАНИЯ, ОСУЖДЕНИЯ — хватило бы ТАКЖЕ НА ДЕСЯТЕРЫХ.
Нет таких самых худых определений, обозначающих самые ничтожные, низкие качества в человеке, которыми бы я не был обрисован в глаза и за глаза.
Немного назад:
После того как идея стройки на Оке была принята и одобрена всеми нами, т. е. Ниной Львовной, Славой и мною (было такое короткое время!) Нина Львовна стала порочить ее будто это самая гадкая затея.