Ильич, по его мнению, 'вычислил' убийцу и оставалось всего лишь собрать доказательства и задержать преступника, на горизонте — будто бы для полноты картины! — замаячил самый натуральный маньяк.
'Да, майор, самоутешениями можешь не заниматься: Дениса Викторовича застрелил маньяк! А являлся ли он таковым ещё до убийства Бутова или уже после, почуяв, что называется, вкус крови, окончательно повредился в уме — интерес для тебя представляет сугубо академический! Главное: он на свободе, вооружён и, несомненно, опасен. Вот из этого, 'гений сыска', и исходи'.
Но как его лишить этой самой опасной для окружающих свободы — сколько Геннадий Ильич не перебирал в уме — ничего путного ему не приходило в голову. Даже гильза, если не соврала 'картинка' и таковая завтра действительно обнаружится, почти не поможет: она будет доказательством только того, что Сазонова застрелили в 'Поплавке' — не более. И, опираясь на эту улику, задержать несколько уважаемых граждан на том основании, что один из них, по всей вероятности, убийца — абсурд. Да, но он-то, Брызгалов, убийцу 'вычислил' совершенно точно? 'А это, Геннадий Ильич, твои предубеждения и твоя необузданная фантазия', - вот что на подобные аргументы завтра ему ответит полковник. И будет прав! Ведь из доказательств у него в сущности одна только фраза, говорящая лишь о том, что обвиняемый в понедельник мог располагать нужной информацией и, соответственно, мог ею воспользоваться. С точки зрения Зубова: бред сивой кобылы, а никак не повод для задержания!
Или — по честному? Признаться полковнику, что с доказательствами фигово, и в ближайшее время прогресса по этой части не ожидается, а убийца, по его, Брызгалова, твёрдому убеждению, не в своём уме?.. И может представлять опасность для окружающих… Предложить проконсультироваться у психиатра? У того же, скажем, Кандинского? И что же? Такая заочная консультация убедит полковника? Ой, ли! Не занимайся, Геннадий Ильич, утешительными самообманами — не убедит! И?.. Ждать пока этот свихнувшийся человеконенавистник в третий раз достанет 'Браунинг' из кармана? И снова выстрелит в спину… в чью? А, скорее всего, майор, в твою!
Эта парадоксальная мысль, как ни странно, почти обрадовала Геннадия Ильича — недостатком храбрости он никогда не страдал, а знание того, что жало убийцы направлено не на кого-нибудь ничего не подозревающего и, стало быть, совершенно беззащитного, а на него, повидавшего виды майора милиции, который к тому же предугадал опасность, успокаивало совесть: если из-за его бездарности с кем-то и произойдёт несчастье, то с ним, обязанным это несчастье предупредить. Конечно, оставалось сомнение: верно ли он предугадал следующий шаг убийцы — однако интуиция успокаивала майора: верно! А поскольку на сегодня ничего лучшего, так сказать, озаряющего извилистую тропинку познания, всё равно не предвиделось, Геннадий Ильич, 'выключив' помещающийся в голове 'компьютер', вернулся на кухню — дабы наконец-то доужинать.
Матерчатый абажур приятно смягчал резкость мощной двухсотсвечёвой лампочки, на коленях у Лидочки, развалившись, мурлыкал Барсик — идиллия, чёрт возьми! Да такая идиллия, что Брызгалову даже подумалось: стоило только сегодня с утра наглому котяре указать на его место, выставив на пару часов за дверь, и — пожалуйста! Стал как шёлковый! Признал Лидочку, безоговорочно уступил оккупированное кресло — будто бы его подменили! И что же? Значит, власть и насилие действительно неразделимы? Ну да, политики вместо слова 'насилие' обыкновенно говорят 'сила', но суть от этого не меняется. И, стало быть, права тысячелетняя мудрость предков: массам, рабам, кошкам и женщинам необходима плётка? О, хо, хо — грехи наши тяжкие! Ничего, значит, для самоутверждения умней человек не выдумал?.. Заставить, подчинить, подавить, принудить, согнуть, сломать — тьфу! Слава Богу, что его никогда не тянуло в политику! Хотя… реализовать свою 'волю к власти' можно ведь где угодно! Дома и на работе — не менее чем в Государственной Думе!
Этот, пришедший напоследок и завершивший напряжённую работу мысли, каприз ума нисколько не помешал Геннадию Ильичу отдать должное курице с баклажанами:
— Лидок, изумительно вкусно, спасибо. Отощавшего сыскаря прямо-таки спасаешь от голодного обморока. И умягчаешь… Ведь после такой еды я даже на моего убийцу готов посмотреть с сочувствием. Простить ему бедненькому Игоря Олеговича… такая, понимаешь ли, всепоглощающая страсть… а вот Сазонова… нет, Лидок, даже несмотря на твою курицу, музыканта я ему не прощу! Тем более…
Спохватившись, что вот-вот наговорит лишнего, Брызгалов поспешил переменить тему:
— Куриц курицей, а бандит бандитом! И ловить его я обязан. А есть или нет у него смягчающие обстоятельства — это решать суду.
Поворот получился достаточно неуклюжим, и будь на месте Лидии Николаевны другая женщина, она бы своим любопытством наверняка замучила майора: значит, знаешь имя убийцы, а мне говорить не хочешь? Все вы мужики такие — нас женщин ни в грош не ставите! Чуть что — секреты! А в семейной жизни секретов быть не должно! Сегодня у тебя тайны по работе, а завтра — любовница!
Вспомнив кошмарную логику своей бывшей жены, Геннадий Ильич внутренне поёжился: 'Да, Лидочка, слава Богу, совсем не такая… пока не такая… а в будущем?.. значит, действительно, кроме плётки женщины ничего не понимают?.. и прав был Бутов?.. а вот он и Яновский, желая равенства в семейной жизни, глубоко заблуждаются?.. и равенство в семье невозможно в принципе?.. Ибо, если жену не 'укрощать' физически, то психически мужа она 'задавит'? Ведь — чего уж! — душевно, как правило, женщина много сильнее мужчины. Хотя бы уже потому, что, не смущаясь противоречиями, способна совмещать в себе самые противоположные качества: нежность и жестокость, уступчивость и строптивость, сладострастие и целомудрие, веру и прагматизм, надежду и ревность, любовь и презрение, ненависть и жалость — и так далее, и так далее: можно продолжать до бесконечности. Не сказать, что подобная 'всеядность' мужчинам вовсе не свойственна, но получается это у них значительно хуже — с большим напряжением и, как следствие, огромным перерасходом нервной энергии. Так что, если пресловутая 'война полов' ведётся с применением 'психотронного' оружия — мужчина заведомо проигравший.
— Лидок, — пережевав ехидно подкинутую памятью порцию 'философской' жвачки, после недолгой паузы продолжил Брызгалов, — да, догадываюсь… и не просто догадываюсь — почти уверен… но… понимаешь ли…
— Не надо, Геночка, понимаю, — пришла на помощь чуткая Лидия Николаевна: — Ведь нас баб хлебом не корми, а дай только выведать чужие секреты. Чтобы было о чём посплетничать. И дураки мужики, которые нам в этом потворствуют… хочешь, открою великую женскую тайну?
— Великую, Лидочка? А разве такая есть?
— Есть, Геночка… а может — и нет… может — и не великая… но всё равно — тайна…
— Если, Лидочка, тайна, то — стоит ли?.. разве что… погоди секундочку — попробую угадать… вы, женщины, вовсе не такие болтушки и сплетницы, как кажетесь нам — мужчинам? И то, что для вас действительно важно — прекрасно умеете хранить в секрете? Вот только… сами почти никогда не знаете, что для вас важно, а что не важно?
— У-у, Геночка! У-у, язвочка! Так бы и съела!
Случившаяся сегодня утром внеочередная 'интимность' и стремительно последовавшее за ней душевное сближение настолько раскрепостили Лидию Николаевну, что она позволила себе запустить пятерню в густую Брызгаловскую шевелюру и, шутливо таская майора за волосы, впиться в его губы жарким трепетным поцелуем:
— Ехидина! Язвочка! Негодный мальчишка! Съем!
Ошеломлённый столь бурной и неожиданной реакцией на его невинную остроту, Геннадий Ильич, отвечая на поцелуи, одновременно безуспешно пытался освободить свои волосы из плена их теребящих пальчиков:
— Лидка! Пусти! Отшлёпаю!
— Не пущу! Не пущу! Мой! Съем!
— Больно ведь! Правда, отшлёпаю!
— Ну и шлёпай себе на здоровье! Всё равно съем!
Для процесса 'съедания' было желательно переместиться в спальню, и Геннадий Ильич, оставив тщетные попытки спасти свои волосы от Лидочкиной бесцеремонной ласки, подхватил расшалившуюся женщину на руки — и понёс…
Так и не узнавший 'великой женской тайны' — в существование коей он, впрочем, не слишком верил — Брызгалов после страстных любовных соитий быстро уснул, обнимая прелестную искусительницу.