— Это чрезвычайное-то положение — дешево и сердито? — усомнился я.
— Так точно, — кивнул Ольшанский. — Девять человеко-часов, три взрыва с интервалом в три часа, эпидемия с превышением установленного порога, равно как и эпизоотия: и все. Усиление, все объекты закрыты, никаких комиссий. Особенно приятно, хе-хе, когда все эти неприятности случаются рядом — у соседей. Тогда вообще всем резко становится не до тебя, и ты можешь спокойно продолжать заниматься своими черными делами или попросту заметать следы.
— Вы сказали: два-три-четыре, — проявил я наблюдательность. — А что у нас под номером один?
— Ликвидация, — неожиданно ответил Степа.
— Что-что?!
— Так точно: физическое устранение, подтвердил — Ольшанский. — Старое правило, работает безотказно: нет человека — нет проблемы.
Я внимательно посмотрел на Степу. Он, как обычно, был невозмутим и лениво-расслаблен. Взгляд его мне поймать не удалось: Степа рассматривал машину прокурора и в гляделки со мной играть не собирался.
— Ладно, болтать с вами, конечно, приятно, но пора и делом заняться, — сказал Ольшанский. — Итак, слушайте сюда, братья-славяне…
— А я татарин, — неожиданно признался инженер.
— Ты можешь не слушать, — милостиво разрешил Ольшанский. — У нас по средам скидка для татар.
— Да нет, я просто так сказал, — смутился инженер.
— Я тоже просто так, — кивнул Ольшанский. — Никаких скидок не будет, если что, всем достанется по первое число, так что слушайте внимательно… Был я в трех ведомствах, что входят в комиссию, общался со всеми. Ничего хорошего, разумеется, на месте происшествия они не нашли. Специалисты всех трех ведомств лазили вот в этот паршивый дренаж — кстати, колодец за углом…
Тут Ольшанский ткнул трубкой мимо КПП, показывая, за каким именно углом колодец.
— …и все разом пришли к очень удобному для всех выводу: колодец на ничейной территории, не запирается, так что залезть туда мог кто угодно. В дренаже, разумеется, ничего интересного тоже не нашли. Кроме, разве что, дерьма — но оно, сами понимаете, совсем неинтересное. А зря…
— Почему зря? — чутко отреагировал я.
— Ну так это же очевидно. Ты сказал, что ранее посторонних запахов не было, а в момент происшествия — буквально воняло. Между тем специалисты всех трех ведомств честно отметили: судя по ряду признаков, лаз в дренаж был оборудован давно и пользовались им регулярно.
— Значит, где-то произошла протечка, причем совсем недавно, — гордо вставил я.
— И это тоже очевидно, так что не стоило даже и говорить об этом, — продолжал Ольшанский. — По «ниндзям» этим информация есть, но она совершенно ничего не дает. Оба уволены три года назад, причем не как обычно: вчера нарисовались — сегодня уволили позавчерашним числом, а реально уволены три года назад по вполне объективным причинам. Так что к службам вроде бы никакого отношения не имеют. Вроде бы…
— То есть нам просто нет смысла лезть туда, — проявил я смекалку. — Правильно я понял?
— Саша, ты заметил — ты самый молодой, а вопросов задаешь больше всех? — Ольшанский прищурился и хамски пустил мне в лицо струю дыма.
— Просто он у нас самый дотошный, — неожиданно заступился за меня Степа. — В смысле, пытается до всего дойти своим умом и вникнуть во все детали.
— Ну что ж, на этапе подготовки это, в общем-то, неплохо, — кивнул Ольшанский. — Но на будущее… Смотри, Саша, процесс познания сплошь и рядом бывает чреват самыми непредсказуемыми последствиями.
— Почему?
— Потому что есть вещи, в которые вникать надо очень осторожно и с оглядкой, А есть вещи, в которые вникать не стоит вообще. Ни при каких обстоятельствах. Потому что это смертельно опасно. Ты понял, Саша?
— Да, я понял. То есть мы полезем?
— Обязательно.
— И что конкретно мы будем там искать?
— Все, что не нашли специалисты из трех ведомств. Вернее, что не захотели найти. В общем, все, во что они дружно не захотели вникать.
— А если там не будет этого самого — что они не нашли? — задал резонный вопрос Юра.
— Очень может быть, что так и случится. Но когда вы все досконально обследуете и ничего не найдете, я буду знать наверняка, что там ничего нет, а не строить догадки на основе разнообразной «дезы», полученной от саботажников.
— Так вот, значит, для чего-нужен свой персональный «инструмент», — глубокомысленно заключил я. — Поковыряться там, где местные «садовники» по ряду причин ковыряться не желают?
— Ага! Вижу, Семен уже успел вас отравить своей «садовой теорией». — Ольшанский задорно хмыкнул. — А вы в курсе, что именно эта теория и привела к формированию вашей самоубийственной службы?
— Да ладно, перестань, — засмущался доктор. — Зачем людям знать такие ненужные подробности?
— Ну уж нет! — воскликнул Ольшанский. — Страна должна знать своих героев! Короче, мужики, дело было так. Семен как-то придумал вот эту хрень насчет сада и рассказал Вовану. В смысле — шефу вашему. Ну и вот, как-то раз, когда Сам в очередной раз всем вставлял на предмет — почему у нас кругом коррупция, весь чиновный корпус — сплошь ворье, и отчего это в самой богатой стране мира народ нищий, а все бабло уходит словно в черную дыру — это у него регулярно бывает. Так вот, Вован возьми и ляпни насчет этой теории. Ну то есть сад, местные садовники, спец со стороны и персональный инструмент. Ага. Это он посумничать решил, показать, что не лаптем щи хлебает. Ну а Сам — тоже пошутить не дурак, возьми да скажи: ну что ж, молодец! Замечательная идея, говорит! Ты ее придумал — тебе ее и воплощать. Вован моментально сел на ж… Это как так, говорит? Да молча — отвечает Сам — разрабатывай концепцию, создавай службу, для начала сделай инструмент — например подразделение «Бункер», неплохо звучит, хе- хе, им ведь постоянно придется по бункерам шарахаться — ну и обкатывай его в режиме бета- тестирования. По ходу дела будем тебя поправлять, наблюдать, как получается, и вносить ценные идеи. Хе-хе…
— А почему наша служба самоубийственная? — осторожно уточнил я.
— Да потому. — Ольшанский вдруг разом перестал улыбаться. — Вы заметили: ваш шеф постоянно хмурый и, вообще, как будто весь из себя убитый? А он ведь не всегда был таким. До недавнего времени в футбол играл, ржал, как конь, в клубы ходил отдыхать, и вообще, радовался жизни… Все очень просто, ребята. Смех смехом, а теория Семена правильная и актуальная. Тут все так переплелось, что не просто копать — даже ткнуть своим инструментом куда-то безболезненно не получится. Обязательно будет бурная ответная реакция местных «садовников». Так что я очень не завидую вашему шефу. Семен ему, сам того не желая, по старой дружбе такую свинью подложил, что и врагу не пожелаешь.
— Ну что значит — «подложил»? — возмутился доктор. — У него своя голова, он умный, взрослый…
— Подложил, подложил! — Ольшанский погрозил доктору пальцем. — Я всегда говорил: умники — очень опасные люди. Они порой такое придумают, что хоть стой, хоть падай…
— Теперь понятно, кто во всем виноват, — резюмировал Юра, без тени усмешки глядя на доктора — и непонятно было, шутит он или нет.
— Ладно. Позубоскалили — и будя. — Ольшанский достал из салона полупрофессиональную видеокамеру: — Кто будет документировать?
Волонтеров не нашлось — тогда Ольшанский протянул камеру мне:
— Саша, я уверен, что ты умеешь пользоваться этой штукой.
— Да, приходилось. — У меня с незапамятных времен есть камера, и я частенько снимаю
