— Кресты, — подхватил идущий в первом ряду. — С распятыми.
— Какие кресты? — на лице лег-аржанта появилось искреннее удивление. Он стал торопливо протискиваться между легионерами, наконец, шмыгнув меж двух скутов, остановился, уставившись на то, что видели уже, наверное, все парни из первых четырёх шеренг нашего гурта. Рассеивающийся туман позволил мне разглядеть человек шестьдесят в «хвост», а учитывая расстояние до крестов, то первые двадцать их должны уже лицезреть.
А лицезреть было что. Четыре креста, метрах в тридцати от дороги… Хотя, дальше вырисовывался в тумане ещё один, и чуть глубже этих четырёх слабо виднелись ещё два. Последний частично, лишь край перекладины и рука.
Рука.
Я присмотрелся к ближайшему кресту. На нём распят голый человек, руки привязаны к перекладине, ноги стоят на прибитой снизу короткой дощечке.
— Колонна, сто-ой! — проорал Лостад и мы, с грохотом и звяканьем, словно длинный железнодорожный состав, затормозили. Подошвы ударили в землю, шлемы звякнули о ножны. Сзади тут же толкнули, на пару секунд показалось, что нас сейчас протянут вперёд идущие сзади. Но тут же послышались крики «Колонна, стой!», уходящие по цепочке в «хвост».
Лостад, бросил взгляд вдаль по дороге, смотрел несколько секунд выжидательно, потом снова повернул голову к крестам.
— Чревл! — ругнулся громко. — И где эти засранцы?
Кого он имел ввиду, было не совсем ясно. Да и я как-то не особенно задумался над сказанным им, продолжая неотрывно глазеть на висящего человека. Судя по отсутствию трупных пятен, распят он недавно, а возможно, и вовсе ещё живой. Вроде ран тоже нет.
— Может, пойти, глянуть? — словно прочитав мои мысли, спросил один из парней.
— Я те гляну щас, — зло цыкнул на него лег-аржант. — Стой, твою сурдетскую мать.
Справа послышался отчётливый топот, и я, оторвав взгляд от луга, повернул голову. Из тумана появился всадник. Его лог нёсся карьером, видно было, что Сервий не просто послал этого адьюта, а ещё и пинком придал его животине ускорения.
— Мин лег-аржант! — разом голосов десять, срываясь на крик. И столько же вскинутых в направлении крестов рук.
Голова машинально дёрнулась обратно, и по телу мелкой дрожью побежала ледяная волна.
Тот человек, что висел на самом ближнем кресте, уже не был человеком…
А с трёх других спрыгивали вниз голые тела. Их руки, словно становясь резиновыми, легко выскальзывали из-под верёвок, и они ныряли вниз. Именно ныряли, головами вперёд. Но до земли тела не долетали. На этом коротком пути они успевали претерпеть серьёзные метаморфозы. Сначала превращались в телесного цвета шар, потом этот шар за долю секунды обрастал серым мехом, а на землю уже становились на четыре лапы ужасные существа, достигавшие в холке полутора метров. Длинные верхние клыки, как у саблезубых кошек, мощные лапы. На тейков похожи довольно отдалённо. Скорее какие-то твари из фильмов ужасов. Морды бесформенные, то ли собачьи, то ли крысиные, не поймёшь…
Эскуры… или бхуры, которые в них обращаются, — судорожно выдал мозг, и тут же вопросил сам себя. — Но откуда?
Глава двадцать третья
— Скуты перед собо-ой! Шлемы ра-аз! Маги «щиты»! — проорал Лостад.
Мимолётный взгляд на адъюта, тот резко тормозит лога, ставя его на дыбы. Шлем на голову, застегнул под подбородком ремешки, а мозг автоматически вспоминает, что там нам рассказывали про эскуров и бхуров.
Да ничего практически! Вторые обращаются во всё что угодно, первые на тейков похожи… ага, совсем похожи. А что ж про размерчик не упомянули? Забыли?
— Правый край, равнять фро-онт!
Лостад сплёл световой «щит», и отступив на пару шагов, вытащил меч. Я сделал то же, не сводя взгляда с заснеженной степи, откуда на нас неслись с дюжину то ли эскуров, то ли обратившихся в них бхуров, а расступающийся туман, открывал взору всё новые и новые кресты. Чёрт. Да сколько их там!
Первые твари были уже в нескольких шагах. Напряжение на пределе, пресс, бицепсы, ноги — словно каменные, даже страшно, что не смогут действовать, когда будет нужно. А нужно будет вот-вот, через секунду-две.
Правый край нашей фаланги в двадцать человек длиной полубегом пытается выровнять фронт, то есть сделать так, чтобы нападающие шли в лоб, а не наискось. Из-за чего этот самый правый край не готов, плюс к тому, поспешившая середина выгнула фалангу приличным горбом вперёд.
Эта середина и приняла первый удар, ещё не успев, как следует, укрепиться. Но об этом я лишь услышал — удар об щиты, треск дерева, потом вроде какой-то взрыв, крики, маты, истошные вопли.
Смотреть времени нет, пара эскуров в двух прыжках от наших рядов, умудрившись найти просветы между моим «щитом» и «щитом» Лостада, они оскаленно ликуют.
— Держать линию! — крик аржанта.
А в моей голове судорожная мысль — этих линий всего четыре. В смысле, глубина нашего строя всего четыре шеренги. Четыре первые шеренги гурта. И копий ни-хре-на!
И вот удар массивного тела о скуты почти передо мной, ещё удар чуть правее.
Я вижу морду эскура всего в метре от себя, пытаюсь дотянуться до неё колющим, попадаю в глаз. Трое эгидников от налетевшей массы валятся на землю, задевая парней из второй шеренги. Ругань, крики, дикий рёв раненой твари, перекрывающий всё. А со стороны крестов к нам мчится уже не меньше двух десятков таких же.
— Наза-ад! — мой крик.
Я бью в тварь «лучом», и тут же начинаю оттягивать за шиворот эгидника. Висящий на плече пельт мешает. Я сбрасываю его на землю. А на эскуре, в районе крупа быстро разрастается чёрное облачко, шипя, словно клубок змей. Как там, на поляне.
Тот эгидник, которого я оттаскиваю, спасается, но двое других попадают под чёрную расширяющуюся пелену. Видимо «марево», про которое рассказывал «Эйнштейн». Под него попадает и Жиро. Его лицо искажается, он орёт благим матом и падает, как подкошенный.
Но мне некогда помогать. Ещё сразу три твари налетают на первый ряд. Пара скутов трещит, ломается от мощного удара. Эскуры идут напролом, как ядра. Им главное затащить поставленные на них плетения в наши ряды. Шахиды хреновы.
Маленькая светящаяся точка устремляется вперёд к двум эскурам, «идущим» слишком близко друг к другу. Расширяющееся «кольцо» почти полностью перерезает им шеи. Но они ещё бегут вперёд по- инерции, таща за собой головы на лоскутах кожи и мяса. А я перескакиваю через лежащее передо мной тело и начинаю яростно колотить мечом по твари, что положила принесённым на себе заклинанием трёх моих соратников. Двое парней с той стороны делают то же самое, но оказывается, замочить её железом намного тяжелее, чем магией. Шесть ударов, хруст ломающихся рёбер, но она успевает впиться когтями в одного из напавших. Я бью по лапе, причиняя боль «своему». Когти от моих ударов садятся глубже в его плечо, а тяжёлую лапу он скинуть не может. Бросив меч, легионер пытается оторвать её от себя, падает на колени.
С той стороны кто-то пронзает зверюге шею, и она начинает метаться в агонии. Парень с когтями в плече отлетает в сторону, его подхватывают.
— Больно! — истошно вопит он. — Больно же мне, слышите?!
— Унесите этих за спины! — ору я, указывая на двух тяжело раненых, один из которых Жиро. Его лицо бледное, правая часть одежды разъедена словно кислотой, он в обмороке. Минута, полминуты, несколько секунд — и мы в свалке затопчем всех лежащих насмерть. Их хватают, тянут назад.
— Всех оттаскивайте! Всех!
