пятнадцати в куртке, беспрестанно выкрикивавшая ругательства, швырнула камень и угодила Ривену в затылок. Тот понял, что пора спасаться бегством. Расчистив путь при помощи лезвия и армейских ботинок и напоследок отбросив метким пинком зазевавшуюся старуху, он метнулся к аллее.
Вот деревья.
А вот и боль в боку.
Ривен был крепче и сильнее своих преследователей и легко оторвался от них на довольно большое расстояние. Теперь у него появилось время ощупать бок и обнаружить, что пальцы перепачканы кровью. Вскоре нищие начали отставать.
Надо было пробираться к машине.
Ривен понимал, что с такой раной на своих двоих далеко не уйдешь.
Ветки хлестали его по плечам и спине.
Бродяги, а с ними и Эрнандес, остались за деревьями.
Что ж, сказать по правде, он тоже будет по ней скучать.
5
Амадор назначил встречу в Апельсиновом дворике собора. Комиссар Арресьядо ждал на балконе, закуривая одну сигарету от другой. Рубашка и галстук пестрели пятнами от вина и блевотины; комиссар пил со вчерашнего вечера, и сырой промозглый день не принес ему никакого облегчения.
Сквозь легкую алкогольную пелену черный собор казался еще величественнее. Огромное, цельное, ушедшее в себя, ощетинившееся зубцами и башенками, залитое дождем здание возвышалось над городом, словно вечная крепость зла. Стены его были столь высоки и надежны, что мало кто догадывался о существовании собора в соборе, о страшной тайне, хранимой благочестивыми стенами. Давящий. Неуязвимый. Его называли пустой горой. Но демоническая сила, исходящая от собора, была сильнее мощи его стен.
Арресьядо, проживший в Севилье почти всю жизнь, вдруг с новой силой ощутил воздействие этой зловещей магии; возможно, виной тому были события последних дней и смерть Бенарке, но он, потрясенный, разбитый, лишенный собственной воли, завороженно взирал на собор и даже не заметил, как к нему вихляющей женской походкой подошел поводырь Амадора.
– Ты ко мне, комиссар? – спросил мальчишка, обнажив кривые зубы в бесстыдной улыбке.
– Ты у меня однажды напросишься пистолетом по морде.
– Уж я бы поиграл с твоим стволом. Жалко, что нас Амадор ждет.
С этими словами он развернулся и двинулся в сторону придела Покаяния.
Комиссар последовал за ним. Апельсиновый дворик – большая прямоугольная площадка под открытым небом, засаженная апельсиновыми деревцами, сейчас абсолютно мокрыми от дождя, похожими на призраки – был разбит на месте арабской мечети. В тысяча двести сорок восьмом году, захватив Ишби-лью, христиане устроили на этом месте кладбища. С тех пор оно источало скорбь.
Мальчишка отвел полицейского в закрытый для публики северный неф и воровато огляделся, дабы убедиться, что за ними никто не подглядывает. Внутри было зябко от скопившейся на стенах сырости; акустика собора превращала ленивое бормотание дождя в оглушительный рев.
За время существования собора его северному крылу довелось сыграть немало ролей. Теперь под галереями, на которых размещались часовни Святого Николая, Святого Мартина, Святого Георгия, Святой Екатерины Старой и Святой Екатерины Новой, располагались книгохранилище и залы Колумбийской библиотеки.
Следуя за молодым бродягой, по-хозяйски, словно собственный дом, обходившим собор, Арресьядо чувствовал, как пьяное возбуждение сменяется апатией и ленью. Он определенно бросил пить слишком рано.
Колумбийская библиотека, основанная младшим сыном мореплавателя Эрнандо Колумбом, нашла пристанище в стенах собора в тысяча пятьсот пятьдесят третьем году. Хотя в закрытом для посетителей хранилище вот уже который год шла нескончаемая каталогизация, исследователи предполагали, что оно содержит приблизительно восемьдесят тысяч томов, включая кодексы, рукописи и инкунабулы.
Главный вход в библиотеку охраняла старуха с застарелыми синяками на лице. За дверью было сумрачно и холодно; Арресьядо едва не налетел на тележку из супермаркета, набитую пожухлыми овощами, чей вид удивительным образом вписывался в пыльную и заброшенную атмосферу хранилища. Поводырь шагал дальше через вестибюль и научный зал; за ним располагался конференц-зал, где начиналась лестница, ведущая в архивы. Три смежных помещения в северной галерее заполонили нищие; они играли в карты, листали порнографические журналы или просто сидели на полу, тупо глядя перед собой; судя по всему, то, что они видели, вполне их устраивало. Амадор ждал гостя за пустым столом в маленьком кабинете. На этот раз он был очень серьезен.
– Здорово, комиссар. Есть что-нибудь новенькое? – слепой перестал обращаться к полицейскому на «вы».
– Ни хрена у меня нет, – комиссар тяжело плюхнулся на грязный стул с другой стороны письменного стола.
Разумеется, Амадор не мог видеть ни апатии во взгляде Арресьядо, ни черных кругов у него под глазами, ни пятен на одежде. Но, чтобы сделать выводы, ему с лихвой хватило голоса.
– Мы наведались в магазин комиксов. По твоей наводке, можно сказать. Правда, хозяину, предполагаемому автору наших анонимок, кто-то отрезал голову. Так что он был неразговорчив. – Слепой наконец улыбнулся. – Ты о нем что-нибудь разузнал?
– Ничего. Этот Пасиано Гомес был воплощенной нормой. Никаких проблем с законом. Никакого прошлого. Вообще ничего.
Амадор старался оставаться спокойным, хотя медлительные интонации легавого порядком его бесили.
– Этот парень был посредником, не более. Письма писал кто-то другой. Вы срочно предоставите мне список всех контактов Гомеса за последний месяц.
– Перебьетесь. Я же сказал, у него не было ни друзей, ни родственников. В свободное время он запирался в подсобке и теребил свой отросток. Где я тебе возьму этот список?
– В таком случае вы нам больше не нужны.
– Сам составляй свой список. Азбукой Брайля.
Будь рядом Романа Бенарке, она предупредила бы своего комиссара, что со столь опасным человеком следует разговаривать по-другому. Она призвала бы Арресьядо сохранять благоразумие. Будь она рядом…
Но комиссару давно надоело, что этот сброд обращается с ним как с мальчиком на побегушках. С этим пора было заканчивать; в конце концов, они его еще не купили.
В этот момент Арресьядо твердо решил не говорить Амадору об утреннем звонке Ривена.
– Вы не только перестали приносить пользу, но и утратили контроль над собой. Нам здесь такие не нужны. Убирайтесь.
Лишь мрачный взгляд юного поводыря и толпа нищих за открытой дверью не позволили комиссару ответить так, как ему хотелось. Он встал.
– И последнее, Арресьядо. У меня сложилось впечатление, что вы потеряли интерес к жизни; я даже догадываюсь почему. – Слепой говорил ровным голосом, четко выговаривая каждое слово. – Так вот: не вздумайте нас предать. Мы веками совершенствовали навыки, позволяющие напомнить любому человеку о том, как слаба и уязвима его плоть.
Комиссар был слишком раздосадован, чтобы по достоинству оценить угрозу.
Бредя к выходу под темными сводами собора, он не мог избавиться от чувства, будто позабыл что-то важное. Лучшим способом прогнать это мерзкое ощущение было утопить его в вине.
6
Ривен оставил машину с чемоданом в багажнике на Пласа-дель-Дуке, неподалеку от улицы Вулкана; он понятия не имел о том, что ждет его в мансарде, но это было единственное место, куда точно должен был наведаться Альваро. До встречи с комиссаром оставалось достаточно времени, и парковщику не хотелось идти на нее, не повидавшись напоследок со священником.
Ривен разрезал окровавленную майку ножом и перевязал кусками чистой ткани глубокую царапину на
