дальше конца восемнадцатого века, наша аспирантка решила заняться эпохой более близкой и по времени и по теме своего диплома. И с изумлением обнаружила сообщение о немыслимых событиях, произошедших во Франции в тысяча восемьсот восемьдесят восьмом году, через пятьдесят девять лет после того, как папа Пий Восьмой упразднил инквизицию. Доклад на девяти страницах без заголовка был подписан неким лионским священником П. Онфлером и, судя по всему, предназначался прелату римской курии кардиналу Дьеппу. На первых страницах была изложена краткая биография главного действующего лица, аббата Бульяна. Вышеназванный аббат родился в тысяча восемьсот двадцать четвертом году; будучи рукоположен в священники, еще до тридцати лет приобрел репутацию специалиста в одержимости дьяволом; провел бессчетное количество сеансов изгнания бесов, в том числе из знаменитой монахини Адель Шевалье, которая сделалась его любовницей, основал вместе с ней так называемую Церковь Искупления и предложил собственную доктрину спасения души. Согласно ей, невинные души должны были слиться с душами грешников при помощи нечестивых ритуалов, вроде смешения причастного вина с мочой и совокуплений с животными. Ходили слухи, что двоих сыновей Бульяна и Шевалье принесли в жертву. В тысяча восемьсот семьдесят пятом году аббата отлучили от церкви. Тогда же он познакомился с известным французским оккультистом Эженом Винтра, основателем секты кармелитов, которую возглавил после его смерти. Затем кюре в более цветистом стиле, приставшем скорее ловкому журналисту, чем серьезному биографу, поведал о грандиозном скандале, потрясшем французские оккультные круги: розенкрейцеры заподозрили Бульяна в том, что он проник в тайны Высшей Магии, и якобы даже заслали в его секту своих агентов. До самой смерти – приключившейся в тысяча восемьсот девяносто третьем году при обстоятельствах, которые и вправду можно было назвать странными – мятежному аббату казалось, что за ним следят. Онфлер завершил экскурс в историю непростых отношений эзотерических обществ своего времени весьма таинственной фразой: «Есть все основания полагать, что паши братья, верные последователи И., также предприняли определенные усилия, чтобы вырвать из рук Бульяна загадочную книгу, которой приписывают чудодейственные свойства». Девушка сразу догадалась, что И. означает «инквизиция». А из этого следовало, что, несмотря на буллу Пия Восьмого, положившую конец существованию зловещего ордена, он не исчез и продолжал тайком искоренять ересь. Впрочем, отец Онфлер не стал распространяться на эту тему. Покопавшись в архивах, студентка узнала, что и сам французский священник, и его адресат в римской курии вскоре скончались.
Девушка вернулась в Севилью, полная решимости сказать Мигелю о своей беременности, но тот куда- то пропал.
С тех пор она жила в перевернутом мире: в нем подлинные катастрофы казались заурядными неприятностями, а досадные мелочи приобретали катастрофический масштаб.
Библиотекарша, закончившая говорить по телефону, плюхнулась на стул рядом с читательницей.
– Я тебя отвлекаю?
– Нет, что ты. Я просто задумалась.
– Само собой, звонили из управления. Сообщить, что история просочилась в прессу.
– Ужас.
Обе замолчали, погрузившись в свои мысли. Через несколько минут библиотекарша снова заговорила:
– Только на то, чтобы правильно расставить книги, уйдет не один месяц, представляешь? Не говоря уж о том, что мы потеряли базы данных зала выдачи и региональных филиалов. С кучей книг можно распрощаться навечно…
Девушка кивнула.
Они еще долго сидели за столом, время от времени возвращаясь к обсуждению последствий библиотечного теракта.
Ни одной из них не приходилось слышать об Откровении в Слове.
8
Ривен стоял на перекрестке, ведущем к улице Саладо, дожидаясь, когда загорится зеленый. На этот раз он взял чемодан с собой.
Смеркалось. Дождь не прекращался.
Парковщик знал, что опаздывает на встречу, но чувствовал, что комиссар его дождется. Больше всего на свете ему хотелось избавиться от чемодана, получить деньги и исчезнуть.
Отыскать кабак под названием «Эль-Гальего» оказалось несложно. Дверь ресторана была закрыта, но на стук вскоре вышла официантка. Женщина лет пятидесяти, маленькая и хрупкая, но симпатичная и полная энергии. Бэйджик на кармане белой блузки возвещал о том, что ее зовут Амелия. Официантка молча провела Ривена через пустой зал и указала на отдельный кабинет; там ждал Арресьядо.
Полицейский сидел, навалившись на стол, и приканчивал вторую бутылку «Рибейро-Бланко». Перед ним стояла нетронутая порция осьминога. Остекленевшие глаза и рубашка в засохших пятнах говорили о том, что он пьет уже давно и стремительно теряет связь с реальностью.
– Кого я вижу, наш отважный боец! Присаживайся. Здесь нас никто не побеспокоит. И на время не смотри. Эта карга не закроет, пока я не уйду. За ней должок.
Официантка на мгновение обернулась на пороге кухни и послала легавому взгляд, полный обжигающей ненависти.
Ривен поставил чемодан на стул, а сам уселся на соседний.
– Выпьешь вина? Как видишь, я на тебя зла не держу.
– Что-то не хочется.
– Ты не подумай, сначала я действительно хотел тебя убить, но потом… – комиссар пожал плечами, – понял, что совсем не держу на тебя зла.
– Ты мне просто камень с души снял.
– Ведь, если так разобраться, ты кто – просто парень с ножом, в этой истории ты пешка… Знаешь, я вчера много об этом думал. Вспоминал. Обо всем… Как нашел Роману на полу… Что толку тебя винить… Тебе просто не повезло… Корни этой истории уходят очень глубоко…
– Ты деньги принес?
– …Что-то такое я пытаюсь уловить и все никак не могу… – он плеснул себе еще вина. – Сколько ни стараюсь… Проще всего…
Ривен придвинулся к столу и отставил бутылку, чтобы видеть глаза комиссара.
– Слушай, друг, ты не на приеме у психотерапевта и не с девочкой на свидании. Деньги принес или нет?
– Проще всего было бы тебя застрелить, – в подтверждение своих слов полицейский достал огромный пистолет и направил его в лицо парковщику, – и на этом успокоиться. Типа, я отомстил гребаному убийце и все такое. Но нет… Ты, конечно, редкий урод… – Ствол «Росси-971 «ходил ходуном в дрожащей руке Арресьядо, и ему пришлось опереться на локоть, чтобы удержать тяжелое оружие. – Но ты здесь ни при чем… Разумеется, никаких денег я тебе не принес… – Он подлил вина. – А виноват во всем я, это я сделал так… Вернее… Я ничего не сделал…
На протяжении этого бессвязного монолога Ривен в упор разглядывал комиссара. Он был совершенно разбит. Не из-за пушки, конечно. Парковщик и вправду расстроился из-за денег; деньги были пропуском для выхода из игры. Еще одна дверь захлопнулась у него перед носом.
– Ты не… Я никогда не думал, что это будет так больно…
– Где мне искать людей, которым нужны чемоданы?
– Дурная девка…
– Где твои хозяева?
– Бедная глупышка…
Ривену все это порядком надоело.
Проведя обманный маневр левой рукой, он ударил Арресьядо ребром ладони по запястью и заставил выпустить оружие.
Комиссар, за плечами которого имелся колоссальный опыт кабацких схваток, отреагировал мгновенно, почти инстинктивно. Но и Ривен не дал застать себя врасплох. Он схватил противника за уши и притянул к себе и тут же отбросил назад стремительным ударом колена в нос. Полицейский растянулся на полу.
Он был очень силен, но пьян, пьян, но очень силен.
