Мин считала, что они заслуживали права взглянуть на эту роскошь хотя бы снаружи.
Во дворике она поставила большой стол под полосатым зонтом и в тон ему стулья и шезлонг. Так как настоящие животные доставляли одни только хлопоты, она заменила их пластмассовыми и пластиковыми, так что во дворе водилось множество уток, белок и опять же, естественно, овечек.
Перед домом, напротив лунного шара, лежащего у его порога, расположился предмет ее гордости и радости, чугунный конюший, чернолицый, в красной ливрее, с застывшей глуповатой улыбкой.
Однажды Дэви Ридер, выполняя у них какую-то плотницкую работу, повесил на вытянутую руку статуи свой термос с обедом. Но Мин так и не поняла юмора ситуации.
И внутри, и снаружи дом Мин был чист как стеклышко. Ради сегодняшнего торжества, ежемесячного обеда Женского клуба, она даже отправилась в цветочный магазин и купила украшение для стола из лилий и зеленых веточек. Из своего собственного кармана. Конечно, она проследит за тем, чтобы их педантичная дама-бухгалтер нашла способ оплатить этот счет из средств клуба.
Побольше сэкономишь, побольше сможешь потратить.
— Джеймс. Джеймс. Иди сюда и взгляни. Ты ведь знаешь, как я ценю твое мнение.
Атертон вошел в гостиную из кухни, прихлебывая кофе и улыбаясь. Он внимательно посмотрел на жену в ее' новом розовом платье с цветастым жакетом — болеро. Она надела свои бриллианты, а Бетти взбила ей невероятно пышную прическу. Она сделала себе маникюр и педикюр, и ее розовые ногти выглядывали из туфель почти сорокового размера. Атертон поцеловал ее в кончик носа.
— Ты выглядишь великолепно, Мин. Как всегда. Она хихикнула и игриво ткнула его в грудь. — Не я, глупышка. Стол.
Повинуясь, он стал рассматривать стол. Он был раздвинут во всю длину, чтобы можно было усадить восемнадцать гостей. На дамаскиной скатерти расставлено нужное число обеденных тарелок от Коррела с узором из крохотных розочек. Она поставила и маленькие чаши с лимонной водой, точь-в-точь как на картинке из журнала. В центре красовались лилии, а по бокам свечи в целлофановой обертке.
— Ты превзошла самое себя.
— Ты ведь знаешь, я люблю, когда все выглядит красиво. — Острым взглядом узрев непорядок, она подошла и выдернула висевшую нитку из розовой портьеры. — Подумать только, когда в прошлом месяце была очередь Эдны, она подала пластмассовые тарелки. Я просто чуть не сгорела со стыда за нее.
— Уверен, что Эдна старалась изо всех сил.
— Конечно. Конечно. — Она могла бы и еще кое-что порассказать об Эдне. Но знала, что Джеймс был способен проявлять нетерпение. — Я хотела, чтобы сегодняшний обед был особенный. Некоторые дамы просто обезумели, Джеймс. Представляешь, поговаривают даже о занятиях по курсу самообороны, что, как я и сказала предложившей это Глэдис Финч, совершенно неженское дело. Меня ужасно беспокоит, что они еще такое придумают.
— Ну, Мин, каждый из нас делает то, что должен. — Он подмигнул ей. — Ты ведь доверяешь мне, Мин?
Она бодро подмигнула в ответ. — Джеймс, ты ведь знаешь, что да.
— Тогда предоставь все мне.
— Я так всегда и делаю. Но этот Кэмерон Рафферти.
— Кэмерон выполняет свою работу.
Она хмыкнула. — Ты хочешь сказать, когда он не волочится за Клер. Знаю, знаю, что ты сейчас скажешь. — Она махнула в его сторону своей пухлой ручкой, вновь вызвав его улыбку. — Что человек имеет право на личную жизнь. Но ведь есть очередность. — Она улыбнулась ему. — Разве ты сам не говоришь всегда об этом? У человека должны быть приоритеты.
— Ты знаешь меня прекрасно.
— Еще бы не знать после стольких лет. — Она стала поправлять ему галстук. — Я знаю, что тебе хочется удрать еще до прихода наших дам, но прошу тебя задержаться еще пару минут. Прибудут люди из газет и телевидения. Ты ведь не захочешь упустить такую возможность. Учитывая, что ты собираешься баллотироваться в губернаторы.
— Мин, ты ведь знаешь, ничего еще не решено. И, — он ущипнул ее за подбородок, — это строго между нами.
— Я знаю, и меня просто убивает, что я не могу похвастаться этим. Тем, что партия рассматривает тебя как возможного кандидата. Ты это вполне заслужил. — Она любовно погладила лацканы. — Столько лет посвятил этому городу.
— Ты мой самый любимый избиратель. Я еще побуду какое-то время кандидатом, — сказал он. — Но не очень-то рассчитывай на губернаторский дом, Мин. Выборы еще совсем не скоро, — напомнил он ей, увидев, как она помрачнела. — Пусть все идет, как идет. Вот дверь. Лучше я сейчас уйду, чтобы ты сама смогла торжественно встретить своих гостей.
Клер опоздала. Но это было лучше, чем вовсе не придти, что непременно и случилось бы, не позвони ей Глэдис Финч, спросившая, не нужно ли ее подвезти. Неудивительно, что она совсем забыла об этом обеде, после того, как обнаружила исчезновение скульптуры из гаража.
«Подростки», — сказала она себе. Ей хотелось верить, что это подростки устроили такую шутку. Но в глубине души таилось опасение, что это означало нечто гораздо более страшное.
Она могла только сообщить о краже, что и собиралась сделать, как только закончится этот чертов званый обед.
«Но почему именно эта скульптура, — удивлялась она. — Почему именно этот образ из ее ночного кошмара?»
Отмахиваясь от этих неприятных мыслей, она пыталась сосредоточиться на том, что же ей следовало делать дальше. К сожалению, Глэдис Финч позвонила лишь к полудню, и когда Клер вспомнила, куда ее предлагали подвезти, она кинулась из гаража в спальню, чтобы в спешке набросить на себя костюм.
Она не совсем была уверена в том, что короткая голубая юбка и армейского стиля жакет — самый подходящий туалет для званого обеда в Женском клубе, но ничего другого она просто не могла придумать. Даже необходимость застегнуть замочек серег потребовала огромных усилий.
Завидев фургон телестанции Хейгерстауна, она застонала. Подъехав к нему, опустила голову на руль.
Она терпеть не могла выступать перед публикой. Ненавидела интервью, нацеленные на нее камеры. Со взмокшими ладонями она собралась выходить из машины.
Одним из последних ее дел в Нью-Йорке было навязанное ей выступление в артклубе Тины Йонгер. Критикесса надавила, точно так же, как Мин. И Клер поддалась. Как это обычно и бывало с ней.
Никакой твердости. Никакой уверенности. Размазня, трусиха. Она повернула зеркальце в автомобиле и стала разглядывать себя. Вот здорово. Под глазом растеклась тушь. Не найдя ничего более подходящего, она просто поплевала на палец и стерла ее.
— Ты же взрослая женщина, — наставляла она себя. — Вполне взрослая. Мастер в своем деле. Тебе придется перебороть в себе это. И тебя не должно там стошнить.
Она знала, что это чувство сидело в ней очень глубоко. Этот страх, это паническое состояние. Все началось с тех самых пор, с первых недель после смерти ее отца. Все эти вопросы, которыми ее забросали, все эти любопытствующие глаза, направленные на нее. Все эти съемочные камеры во время похорон.
Но сейчас уже другое время. Черт возьми, это уже сегодняшний день. А ну-ка, вытаскивай свой испытывающий тошноту желудок и ватные ноги из машины. Весь этот внутренний монолог должен был отогнать прочь мысль о краже и о перспективе услышать недоуменный вопрос Кэма, почему, черт побери, она перво-наперво не заперла гараж.
Первое, что она увидела, выбравшись из машины, был лунный шар, затем мальчик-конюший. У нее вырвался нервный смешок, когда она ступила на дорожку, ведущую к дому.
Затем она увидела львов. Тут уж она встала как вкопанная и, совершенно пораженная, уставилась на них. По обе стороны лестницы стояло по паре белых гипсовых львов с ожерельями из искуственных бриллиантов.
— Извините, ребята, — пробормотала она, стучась в дверь.
Пока Клер была занята в Женском клубе, Джолин Баттс сидела не складном стуле рядом со своим мужем в школьном спортивном зале. Вступительное слово затянулось, и кое-кто уже начинал ерзать на
