— Мне жаль, джентльмены, — сообщил сенатор Фанстон осаждающим его репортерам, — кандидат на воскрешение будет объявлен через неделю.
— А почему не сейчас?
— Именно через такой срок решено сделать объявление.
— Но почему?
Сенатор Фанстон промолчал, потому что у него не было надлежащего ответа. Они приняли такое решение просто потому, что нужно было определить дату объявления.
— Этот кандидат на воскрешение — изобретатель?
— К сожалению, я не могу ответить.
— Говорят, что выбрали Томаса А. Эдисона.
Сенатор Фанстон молчал.
— Это не женщина?
— Извините, джентльмены.
— Это не Джордж Вашингтон?
Молчание.
— Авраам Линкольн?
Опять молчание.
— Рудольф Валентине?
Глубокое молчание.
— А может быть, это сфинкс? — холодно спросил корреспондент одной из газет.
Сенатор Фанстон одарил всех широкой, дружеской улыбкой, выработанной в общении со своим окружением, сфотографировался в своем огромном цилиндре и без него, затем извинился и ушел домой.
Сенатор из Вайоминга Фанстон жил один, но не в гостинице, а снимал квартиру в юго-западной части города на Делавэр-авеню. К нему наведывалась одна негритянка, стряпала и вечером возвращалась домой, как правило, около девяти. Звали ее Орхидеей Джонс, и к работе она приступила не так давно.
Сенатор Фанстон вошел к себе, вытянул ключ из замка, положил его в карман и с удивлением взглянул на темный силуэт в кресле возле окна.
— Это ты, Орхидея? — спросил он. — Почему ты до сих пор не ушла домой?
— Это не Орхидея, — ответил силуэт. — А скорее всего лилия, если будешь достаточно послушным.
Этот голос звучал, как рычание завладевшего костью бульдога, к которому подступает другой бульдог. Поэтому сенатор Фанстон застыл на месте, схватившись руками за края своего огромного цилиндра.
— На сей раз вам повезло, мой ночной гость, — сказал он с тяжелым чувством. — У меня привычка всегда таскать с собой кучу денег. Они находятся у меня на поясе в замшевой сумочке.
— Сколько? — спросила тень.
— Тысяча двести долларов, — Курам на смех, — сказал незнакомец. Можешь оставить себе.
Сенатор Фанстон попытался облизнуть губы, но язык был очень сухим от волнения, так как ничего хорошего его наверняка не ожидало. Он заметил в руках своего мрачного посетителя оружие, вид которого был довольно неприятным. По всей вероятности, какой-то тип жидкостного пистолета.
— Жидкость в этой штуке, — сказал посетитель, слегка повернув свой пистолет, — прикончит тебя в один миг. Дуло залеплено кусочком воска, но когда я спущу курок…
Он не закончил.
— Что вам надо?
— Ответ на один вопрос, — ответил тот.
Сенатор Фанстон, будучи человеком наблюдательным, успел заметить, что непрошеный гость был в синем костюме, мало чем отличавшемся от тысяч других, которые сейчас носят в Вашингтоне. Лицо его полностью закрывала черная как смоль маска, а на руках были черные перчатки.
— Гм-м! — кашлянул сенатор Фанстон. — Что ж, валяйте!
— Назови имя человека, которого Док Сэвидж собирается вернуть к жизни.
— Ничего не выйдет!
— Я не шучу!
— Я тоже!
— Тогда мы зря теряем время на болтовню.
Человек в маске поднялся и спокойно вытянул перед собой жидкостный пистолет. Не было никакого сомнения, что он тотчас же выстрелит.
— Погодите! — проворчал сенатор Фанстон. — Глупо с моей стороны сопротивляться!
— Разумеется!
— У меня в кармане находится лоскуток бумаги, на котором написано имя.
Человек в маске подошел за лоскутком. Ни ростом, ни телосложением он не превосходил сенатора Фанстона.
На близком расстоянии от него исходил запах, напоминающий цветочный магазин.
— Черт побери! — выругался незнакомец, бросив взгляд на бумажку. — А теперь повернись, я свяжу тебе руки за спиной.
Сенатор Фанстон подчинился. И тут незнакомец нанес ему дубинкой удар по голове, переступил через бесчувственное тело и направился на кухню. С кляпом во рту и связанная, здесь находилась негритянка Орхидея. Не останавливаясь, человек в маске направился к выходу.
На ближайшей улице его поджидал адвокат Шастер.
Вместе они сели в лимузин. До этого незнакомец успел снять маску.
Это был генерал Ино.
— Хорошие новости? — спросил его Праудмен Шастер.
— Мы во всеоружии, — ответил Ино.
— Теперь вы не проиграете ни единого пари? — спросил адвокат-интриган.
— Ни единого.
— Какое же это имя?
Генерал Ино достал цидулку, которую отнял у сенатора Фанстона, и дал Праудмену Шастеру прочитать написанное на ней имя.
— Томас Джефферсон, великий демократ! — воскликнул Праудмен Шастер.
Сенатор Фанстон пришел в себя, несколько раз тяжело вздохнул, встал и шатаясь направился к своему чемодану. Вытащив оттуда большой шестизарядный револьвер, он отправился на поиски своего посетителя.
Рыская со своим оружием взад и вперед по Делавэр-авеню, он обратил на себя внимание полицейского и чуть было не угодил в тюрьму, после чего тяжелой поступью вернулся к себе домой и, зайдя на кухню чего-нибудь выпить, натолкнулся на бедную служанку Орхидею.
Освободившись от своих пут, Орхидея начала рассказывать, что с ней произошло, в результате чего сенатор Фанстон убедился, что эта темнолицая женщина умеет ругаться как сапожник.
Сенатор Фанстон подошел к телефону и по междугородке связался в Нью-Йорке с Доком Сэвиджем.
Когда послышался замечательный голос Бронзового человека, сенатор сообщил, что произошло.
— Но мне удалось перехитрить их, — сказал сенатор. Затем повернул голову и приказал: — Прекрати материться, Орхидея!
Орхидея сидела на кушетке возле телефона, извергая вполголоса ругательства. Негритянка сразу умолкла под леденящим взглядом сенатора.
Сенатор сообщил Доку Сэвиджу: — У меня в кармане находилась бумажка с именем человека, которого я как истинный и верный демократ считаю самым великим из всех смертных, когда-либо живших на земле. Это, разумеется, был Томас Джефферсон — основатель демократической партии.
— Стало быть, — сказал Док Сэвидж, — избранником является не он?
— Совершенно верно. Имя избранника станет известным только в назначенный день. Воскреснуть должен будет не Томас Джефферсон. Его забаллотировали.
