– Павел, вы не понимаете… – Роман изменился в лице и с большим усилием признался: – Я люблю ее. Кстати, а знаете, где сейчас Эля?
Пашка усмехнулся:
– У подруги. Алиби обеспечивает.
– Давайте я вас отвезу в одно место, – предложил Роман и, не дожидаясь Пашиного согласия, завел мотор своей «тойоты». – Садитесь в машину, вам понравится!
Такие помещения раньше (а может, и сейчас) назывались актовыми залами. Паше всегда хотелось соскабрезничать на этот счет, что по-настоящему актовыми залами следовало бы называть те места, где совершаются половые акты. Этот актовый зал располагался в старом Дворце пионеров, который лет тридцать назад неблагодарные пионеры покинули, переехав со всеми своими медными горнами, бархатными стягами и кружком мягкой игрушки в здание поновее и посовременнее.
Поскольку пионерия почила в бозе, новый Дворец пионеров вскоре переименовали в Дворец детского творчества, а вот брошенное здание так никому и не понадобилось. Еще полгода назад, когда, выбирая между самоубийством и принудительным запоем, Паша предпочел второе, здесь были заколочены окна и сорваны двери, а вот сегодня…
Зал выглядел шикарно: дубовые панели выше человеческого роста, окна украшали помпезные, цвета старого рубина балдахины, сцену обрамляли расшитые золотом кулисы и пурпурный задник. Под потолком, окаймленным витиеватой лепниной, сверкали гигантские люстры, похожие на перевернутые многоярусные хрустальные торты.
– О! – тихо сказал Седов сам себе, с удивлением озирая людей, заполнивших вестибюль и зал. В толпе он остался один – высадив Седова, Роман уехал, ибо избегал жены.
Павел Петрович не уставал поражаться многочисленности собрания: здесь не только яблоку негде упасть было, здесь и блохе отдавили бы лапку! В зале собрались люди самого разного возраста и социального положения. Впереди Паши, к примеру, стояла совсем молоденькая девчушка с простой русой коской, украшенной дешевой пластмассовой заколкой. На девчушке был свалявшийся розовый свитер, и даже пахло от нее недельной немытостью. Тут же, плечом к плечу со свалявшимся свитером, стоял мужчина лет шестидесяти, похожий на благородно поседевшего светского льва. Несомненно, это был представитель интеллигенции города. Головы в старушечьих платочках соседствовали с бритыми затылками над воротами спортивных костюмов, блестящие от новомодных шампуней дамские прически перемежались стрижеными головами мужчин, проводящих свои дни на стройках и в цехах.
Удивительно, но никто в зале не шушукался, не хихикал. Люди с предельным вниманием смотрели вперед, ловя каждую деталь происходящего на сцене.
Внезапно по залу разлились мелодичные аккорды, а на сцену вышел небольшой хор. Прямо как в старые добрые времена, певцы были выстроены лесенкой: женщины в синих платьях с пуританскими беленькими воротничками образовывали нижние ряды хора, а мужчины в черных костюмах и голубых рубашках – верхние.
«Так это секта! – запоздало сориентировался Седов. – Чего Роман так темнил?»
В девяностые Паша насмотрелся на домочадцев сектантов, которые толпами ходили к нему и коллегам по службе, плача, жалуясь, умоляя помочь. Люди писали нелепые свои заявления, а органы правопорядка были, увы, бессильны, ибо деятельность религиозных культов ничем Конституцию не оскорбляла и под статьи УК тоже не попадала. Более того, подобные «общественные организации» платили государству огромные суммы налоговых отчислений, а значит, приносили ему намного больше пользы, чем простые граждане. Те самые граждане, чьи судьбы и даже жизни ставились под удар.
К счастью, эпидемия сект в Гродине прошла. Те, у кого не было иммунитета против духовной заразы, попали в большие неприятности, но большинство отделалось легким испугом. Редкий гродинец готов был отдать последнее за веру во спасение, легкомыслие народа привело к спаду активности культов и их постепенному угасанию.
Озираясь по сторонам, Паша вдруг припомнил разговор в автобусе – о чистоте и прочей ерунде. Получалось, что вирус отступил, мутировал и возобновил атаку на души и карманы седовских земляков.
Девушку со светлыми волосами он увидел чуть позже. Эля вышла из-за кулисы, бочком сбежала в зал и остановилась у подножия сцены. К ней сразу подошли люди. Она улыбалась им, что-то говорила, кивала на их слова.
«А думает ли она сейчас о своем муже?» – спросил себя Пашка.
Через некоторое время Эля ушла, но вскоре вернулась с пачкой каких-то буклетов и стала раздавать их прихожанам. К концу собрания она заняла место в первых рядах, где Паша разглядеть ее не мог.
Наблюдая за перемещениями своей недавней подруги, Седов не забывал и поглядывать на сцену. То, что там происходило, можно было окрестить только «отчетным собранием». На сцену по очереди выходили какие-то люди и докладывали о результатах своей непонятной деятельности. Не хватало только президиума, но, так как все докладчики обращались куда-то в первый ряд, Паша решил, что «президиум» в полном составе сидит именно там.
Сначала у микрофона появился молодой парень, выглядевший интеллигентно, но по-студенчески демократично. На нем были потрепанные джинсы, стоптанные кроссовки и вытянутый пуловер. Парень рассказывал о мероприятиях, которые ему удалось провести в среде молодежи.
Интеллигентный оказался шустряком, он сумел отчитаться о семи собраниях «единомышленников», как он сам выразился, в общежитиях гродинских высших учебных заведений, спонсировании и участии в конкурсе «Студенческая весна», распространении специального печатного издания «Чистота», организации пяти семинарских занятий по курсу «Путь к себе» и в качестве итога попросил встать в зале тех, кто пришел с ним на это собрание впервые. Седов точно не сосчитал, но предположил, что поднялось около десятка молодых людей обоего пола.
После того как интеллигентный сектант под бурные аплодисменты сошел со сцены, на нее взошли три молодые девицы в Пашином вкусе: крепкие, невысокие и грудастые.
Девушки появились у микрофона, чтобы спеть новую песню. Пели они так чисто и пронзительно, что Пашка откровенно заскучал и раззевался. Он бы предпочел стриптиз.
После песни нашелся новый докладчик. Это был кряжистый краснолицый человек в двубортном костюме, который сидел на нем как на корове седло. По его речи, смущению, по тому, как мужик опасался поднять глаза от шпаргалки, становилось ясно, что человек этот привычки к публичным выступлениям не имеет. Седов прозвал его «председателем». Тема выступления «председателя» весьма соответствовала докладчику: весенний сев, подготовка техники к летней страде, увеличение поголовья крупного рогатого скота и прочее.
Паша забеспокоился, что он чего-то не понимает.
– Простите, – обратился рыжий алкоголик к женщине, оказавшейся рядом с ним в толпе.
Она обернулась и, увидев перед собой симпатичное мужское лицо с наивными серыми глазами и россыпью мальчишеских веснушек, улыбнулась.
– Простите, я новенький. При чем тут сельское хозяйство?
– Так а как же! – веселым шепотом ответила она. – Это ж «Группа труда» у нас такая. Они все поуезжали из города на землю и теперь – спасенные!
– Почему? – спросил Пашка.
– Так а как же! Спасутся же только те, кто на земле будет! Да еще когда помрешь, а мирское имущество оставишь Чистоте, пророку… Понятно?
Седов благодарно покивал, изображая полное и благостное прозрение. Женщина еще раз улыбнулась и отвернулась от незадачливого неофита, а он снова припомнил разговор в автобусе про эту Чистоту в паре с имуществом.
После «председателя», чей отчет провожали бурными аплодисментами, пришло время новой песне. На этот раз сектанты Пашу разочаровали окончательно – на сцене появились вовсе не крепенькие девки, а, наоборот, щуплые парни. Их было четверо, как ливерпульцев, и пели они тоже как ливерпульцы, козлиными голосами под бряцание гитар. Успех их выступления в актовом зале бывшего заброшенного Дворца пионеров был вполне сравним с успехом «Битлз» в зале Ковент-Гарден. Темой баллады, исполненной щуплыми, было очищение. Седов сумел расслышать припев:
Мы все умрем, о-о-о!!!
