живут лучше, счастливы. Ты видел, сколько машин новых дорогих по улицам катит? Ты видел, какие чистые эти улицы? Новые дороги? А колхоз как мы подняли, продуктами город снабжаем! Это организация сделала, без нее тут бы болото было. (Тут Паша уже открыл было рот заметить, что бизнес на деньги сектантов был однодневным, но передумал ввязываться в дискуссию.) А сколько алкашей мы вылечили! Просто к делу их пристроили, и мужики пить перестали, их жены нам пятки целовать готовы! А старики, – тут Андрей понизил голос, – а старики просто уступили место под солнцем молодым и сильным. И если парочка идиотов-бизнесменов и попала под каток, так что? Лес рубят – щепки летят. Вот и все! Вспомни лучше, как наши деды жили при коммунизме! Все они тоже были в секте, разве не так? Вспомни, как от своих родителей-кулаков отказывались, как честных людей сотнями расстреливали, как во время войны грудью на амбразуры бросались. Как пахали на партийную элиту, живущую в раю на земле! Да здесь же, в Гродине, пока завод строили, сколько народу здоровье потеряло? А на производстве, где химией дышали и потом уродов рожали?.. И все это во имя светлого будущего, ради новой жизни, ради счастья всех людей на земле. Ты же слышишь, что эти слова ничем не отличаются от слов, которые мы говорим о чистоте и прочем. Только наши люди процветают, а не живут впроголодь! Паша театрально зааплодировал:
– Браво! Браво, малоуважаемый господин проповедник! Боюсь только, это была ваша последняя проповедь!
– Посмотрим… – пробормотал Опавший Лист.
Глава 27
УМЫВАЯ РУКИ
На следующее утро проповедник давал показания в кабинете Калачева. Седов скромненько сидел у стены за спиной Опавшего Листа (Андрея Валерьевича Анохина, двадцати шести лет, русского, холостого, судимого), слушая его версию деятельности секты и ее организатора. Все шло согласно плану: Паша передает свидетеля органам правопорядка, рассказывает о том, что сам разузнал, и умывает руки. Тело Эли – в том виде, в котором оно ныне пребывало, – Паша тоже привез в милицию. Его тут же отправили судебным медикам на исследование. И вопросом конца света тоже займутся профессионалы.
Когда Опавший Лист упоминал об Учителе, Паша только скептически улыбался. Из рассказа проповедника можно было сделать только один вывод: Светоч Чистоты был организатором, руководителем, идейным наставником и душой секты. Ну а Эля, так сказать, организатором производства, мошенницей и убийцей невинных душ. Списать все на покойницу – чего же проще?
Отставной коллега хозяина кабинета ожидал конца допроса, тогда он сообщит Вите, что считает Андрея Анохина реинкарнированным Игорем Сегаем и истинным организатором деятельности секты Чистоты.
Но больше всего Паша волновался по поводу конца света. Он еще ни словом не обмолвился Вите о грядущих в секте событиях – не хотел говорить при Анохине, не хотел говорить об этом по телефону.
Через десять минут Калачев допрос прервал и позвал Седова покурить в коридоре, оставив своего свидетеля с конвоиром. Паша угостил приятеля сигаретой, после чего сообщил:
– Витя, вы должны остановить Учителя, он конец света готовит. Собирается собрать всех своих адептов и угробить их одним махом. Потряси Анохина как следует, пусть все в деталях расскажет. Ты понимаешь, насколько это важно?
Калачев встревожился:
– Что это значит? Они будут убивать сектантов? Когда? Что же ты молчишь?
Седов закурил.
– Я говорю. Витя, арестовывайте Учителя, сажайте его в психушку! Он каннибал, он сумасшедший! Арестовывайте Кумарова, десятника. Я расскажу, где и как. Поеду с вами.
Витя уверенно ответил:
– Теперь, Паша, мы этой сектой займемся! У нас есть свидетель, ты нам показания дашь, Кумарова твоего раскатаем. Все будет сделано. Мы уже давно мечтали разобраться с этой шарашкиной конторой, да начальство наше не больно позволяло. (Тут Паша представил себе это начальство в момент посвящения в гродинские рыцари и как-то недобро ухмыльнулся.) Но буквально неделю назад почти все руководство отправилось в отставку по возрасту, а новым шефам понадобятся хорошие цифры раскрываемости. Обезвредить секту будет круче крутого. Мы очистим город, я тебе говорю!.. Дай еще сигарету, перекурим и продолжим с новыми силами.
Протянув приятелю пачку, Седов спросил:
– А с бухгалтером что?
– Все ясно: бухгалтер жег свои записи, потом получил в банке семьсот тысяч долларов. Тут бы бухгалтеру и смыться, но он вернулся в свой кабинет. Была ли встреча назначена или не успел бумажки свои дожечь – неизвестно. Потом пришел некто, напал на бухгалтера, забил его до смерти и убежал с деньгами и орудием убийства. Отпечатки пальцев принадлежат сотрудникам бухгалтерии, дежурной и тебе, дураку! Но ты днем к нему приходил, так что тут не подкопаешься. Дежурная тебя вряд ли опознает, потому что толком не разглядела. Это все.
Теперь Павла Петровича волновал только один вопрос.
– Витя, я думаю, что Анохин – это Сегай.
– Я мельком Сегая видел. – Витя призадумался. – Но ты же и сам помнишь, как он выглядел на фото. Анохин на него не похож и моложе лет на пять—восемь. Хотя все бывает, – пожал широкими плечами Калачев. – Проведем экспертизу, поищем шрамы от пластической операции.
– Проверьте алиби проповедника на день убийства бухгалтера, – посоветовал Пашка, игнорируя выражение круглого лица Вити, без слов говорившее: «Без сопливых солнце светит!»
Возвращаясь домой, Седов купил бутылку водки. Дома отключил телефон.
Всю ночь Пашка не спал. Он был очень рад, что может снять с лица маску, вернуться в свое неуютное жилище, к своей пустой жизни. Сейчас ему требовалось время, чтобы зализать вновь открывшуюся рану. Как бы Паша ни хорохорился, наркотический сон, видение того света, встреча с ней, пусть и в виде бреда, оставили после себя болезненное послевкусие. И это было плохо, однозначно плохо. Все, что было выпито Пашкой до его погружения в секту, оказалось, выпито зря. Боль возвращалась.
А уже перед самым рассветом, растворяющим ночные тени и страхи, он вспомнил Элю – живой и нежной. Вспомнил ее смех, острые хищные зубки, то, как она рассказывала свои анекдоты, и постепенно осмыслил: он так и не узнал, почему ее убили. Не может быть, чтобы девушку со светлыми волосами скормили чудовищу просто потому, что оно хотело есть. Секта – отлично продуманный бизнес-проект, размышлял Павел Петрович, и кровавая расправа над активнейшей и эффективнейшей исполнительницей задуманных афер выглядит абсурдно.
Да, Элька не была ангелом. Она знала обо всех убийствах и не пыталась им препятствовать, а все равно Пашка не мог смириться с ее судьбой. Было лишь одно правило, ради защиты которого он мог бы пожертвовать своим алкоголическим покоем: людей убивать нельзя.
Седов закурил, наверное, уже сотую сигарету. Эля боялась Романа, а уничтожила ее секта, как она могла не предвидеть этого? И зачем она организовывала на него покушение?..
Луч света упал на стену кухни, и Пашка вдруг забеспокоился о ходе милицейской операции. Он включил мобильный телефон, ожидая звонка Вити Калачева.
Звонок поступил почти тотчас после включения. На дисплее высветился домашний номер Калачева, в то время как опергруппе следовало в данный момент окружать башню ужаса…
– Да! – сказал в трубку рыжий алкоголик. Третий глаз уже сформулировал все, что видит. Он видел подставу.
– Павлуха, отбой! – услышал Седов напряженный, почти звенящий голос Вити. – Павлуха, ты смывайся! Все плохо. Меня отправляют в командировку, в Чечню. Проповедника твоего мое начальство отпустило. Приказа на арест Учителя, Кумарова и остальных нет и не будет. Ты убил бухгалтера.
– Но ты же говорил – вы давно хотели…
– Павлуха, мотай из дому. Понял?! Ты понял?!
– Да.
Разговор был закончен. Седов отнял трубку от уха и услышал звонок в дверь. Паша медленно встал, прошел в коридор, открыл дверь.
И оказался лицом к лицу с Сашей Кумаровым. Десятник спокойно разглядывал Пашку, будто видел его
