Никогда не любил кофе. Давай уедем отсюда, пойдем в какое-нибудь другое место?
— Ты думаешь, в другом месте тебе понравится больше? — лукаво улыбнулась Старьевщица.
Нет, честно признаться, Андрей совсем так не думал. В последнее время он везде чувствовал себя ужасно — и дома, и вне его. Все его раздражало, все не нравилось, он уже и не помнил, когда последний раз чему-то радовался и испытывал хоть какие-либо положительные эмоции. С каждым днем его жизнь становилась все отвратительнее. Мир вдруг потерял свет и краски, приятные звуки и ароматы. Все запахи, которые чувствовал Андрей, казались ему омерзительными, все, что он слышал, было противно или страшно. Стоило включить дома роскошную, стоившую сумасшедших денег, плазменную панель, как он сразу же попадал на кадр из фильма с каким-нибудь ужасом, убийством, насилием или на сообщение о какой-то трагедии. Все мировые новости свелись для него к репортажам о стихийных бедствиях, катастрофах, терактах, пожарах, ужасных преступлениях. Он постоянно слышал, как политики утверждают с экранов телевизоров, что конца экономическому кризису не предвидится и что у страны, да и у всего человечества нет будущего. Если он включал какую-либо научную передачу, в ней обязательно рассказывалось о страшных болезнях, вредоносных продуктах, грядущем перенаселении Земли, о нехватке природных ресурсов, пищи и питьевой воды... Даже на спортивных каналах Андрей видел не соревнования и победы, а сплошные проигрыши и травмы спортсменов. Художественные фильмы и сериалы он давно перестал смотреть, настолько они казались ему однотипно бездарными, переполненными кровью, смертью и страданиями. К тому же фальшивыми — во всем. Начиная сценарием и кончая игрой актеров. Дело дошло до того, что его любимый канал «Дискавери», который Андрей всегда смотрел с интересом и удовольствием, почему-то стал демонстрировать лишь ядовитых пауков и пчел, акул и змей, извержения вулканов и прочие малоприятные природные катаклизмы...
И так везде, во всем. Еда казалась ему безвкусной, пересоленной или горькой, испорченной. Повсюду мерещилось все дурное: пятна, грязь, гадость, дефекты, уродство... Он шел в душ, пытаясь смыть эту мерзость, но и душ не приносил облегчения. Было полное ощущений, что вода всегда грязная, желтая, ржавая, и он изводил придирками свой обслуживающий персонал, требуя немедленно очистить воду. Люди не знали, что делать, как убедить хозяина, что при таком количестве фильтров вода в трубах его дома не то что кристально чистая — почти дистиллированная... Но он этого не понимал, как не понимал и всего остального.
Теперь ему каждую ночь снились кошмары. Конечно, неприятные сны бывают у всех, и никто не относится к ним всерьез. Но когда снятся такие и никаких других... Андрею снились люди без лиц, омерзительные чудовища, от которых никак не спастись... В каждом кошмарном сне он заново переживал все плохое, что с ним когда-то случалось или могло случиться... Пытаясь спастись от снов, он каждый вечер, прежде чем лечь спать, изрядно накачивался алкоголем — но это редко помогало...
Все то дурное, что прежде таилось, пряталось, подавлялось его подсознанием, теперь безраздельно господствовало в воспаленном мозгу. К нему вдруг вернулись его детские страхи, которые, казалось, были благополучно забыты лет тридцать назад: страх темноты, высоты, людей в форме, тесного пространства, привидений, кладбищ... А на кладбищах ему в последнее время приходилось оказываться все чаще — его знакомые и бывшие друзья стали вдруг умирать один за другим, он еле успевал продавать воспоминания о них...
Незадолго до того, как уйти из семьи, отец принес домой книгу со странным названием «Мастер и Маргарита» — кто-то дал ему почитать. Взрослые так много и с таким восторгом говорили о ней, что Андрея замучило любопытство. И, улучив момент, когда родителей не было дома, он взял с полки томик, открыл его на середине и прочитал небольшой отрывок — про встречу Ивана Бездомного с Котом Бегемотом. Образ огромного говорящего кота, по-человечьи передвигающегося на двух лапах, настолько напугал его, девятилетнего, что с тех пор еще долго снился ему в кошмарных снах. Став взрослым, Андрей смеялся над этим своим детским страхом. Но теперь ощущение когда-то испытанного ужаса вернулось к нему, он стал бояться кошек — ему казалось, у них у всех человеческие черты и они вот-вот встанут на задние лапы и заговорят с ним.
И все время, не давая ему покоя, отовсюду слышалась минорная симфоническая картина Рахманинова «Остров мертвых», с ее приглушенными стонами и гнетущим отчаянием. Она и всегда-то была ему неприятна до нервной дрожи, а сейчас раздирала душу... Словом, теперь его жизнь, жизнь человека, лишившегося почти всех светлых и добрых воспоминаний, превратилась в сплошной не прекращающийся ни на минуту кошмар.
Находиться одному ему стало невыносимо, но и общение с людьми оказывалось испытанием не менее сложным. Ему перестали попадаться нормальные люди. Каждый случайно встреченный норовил сказать ему гадость, сделать что-нибудь неприятное. Ни одна поездка не обходилась без того, чтобы вслед автомобилю не полетели проклятия, ругань и крики: «Чтоб ты сдох! Чтоб тебе перевернуться на первом же повороте!..» А фотограф, к которому Андрей пришел сниматься на новый загранпаспорт, изволил пошутить: «Улыбайтесь! Что ж вы не улыбаетесь? Надо стараться, чтобы каждое ваше фото было удачным, может быть, именно оно украсит памятник на вашей могиле...»
В детстве Андрей очень боялся лечить зубы и потому всегда невольно обращал внимание на состояние зубов у других людей. И раньше те, кто не блистал голливудской улыбкой, подсознательно были ему неприятны тем, что вызывали воспоминание о посещении стоматолога и бормашине. Теперь эта легкая неприязнь развилась в фобию. Он так и чувствовал мерзкий запах у них изо рта. А таких людей, к сожалению, было подавляющее большинство...
Но все же его тянуло быть с кем-то рядом. И он старался как можно чаще оказываться на людях, добиться чего было совсем нетрудно — когда у человека столько денег, что он не знает, куда их девать, «друзей» у него — тьма-тьмущая: прихлебатели разного толка, так и норовящие запустить лапу ему в карман... Андрей не только имен их не помнил, но и лиц их не различал. Выделял одного — низкорослого толстого лысого типа, торговавшего элитными часами. Этот тип был не дурак выпить, быстро пьянел и, раскиснув, лез к Андрею с объятиями, клялся ему в любви:
— Андрюха, поверь, ближе тебя у меня никого! Если надо, я за тебя умру, только скажи!..
Конечно же, этому лысому нужно было Андреево окружение: кому еще он будет сбывать свой тикающий товар?
С женщинами было и того хуже. Теперь Андрея окружала стая гламурных, накачанных силиконом акул, жаждавших заполучить его, выйти за него замуж, родить ребенка, а потом бросить, урвать побольше денег при разводе и орать с экрана телевизора и с глянцевых страниц, тыча пальцем в ребенка, как несправедливо обошелся с ней бывший муж и как много он ей теперь должен — из тех денег, что они «с таким трудом заработали вместе». Эти женщины были ему отвратительны. Алчностью, обликом, нарядами, запахом... Издали, в одежде и при косметике, они выглядели еще ничего, но стоило им раздеться, как становилась заметна их дряблая волосатая кожа, складки жира, прыщи, а их ноги, подмышки и пах начинали смердеть. Мысль о близости была ему невыносима — и женщины стали считать его импотентом, но при этом он с каким-то остервенением продолжал пачками снимать шлюх и таскать их с собой на курорты в собственном самолете... Зачем? Он и сам не понимал. Наверное, по привычке... Воздушные перелеты с тех пор, как он продал Старьевщице воспоминание о детской мечте стать летчиком, вызывали у него панический страх, были для него пыткой. И все-таки он лихорадочно мотался по всему миру, точно
