на кровати и кусала губы, ей казалось несправедливым, что все веселятся, а она, главная героиня сегодняшнего праздника, кажется, никому не нужна… Наконец Арсений ввалился в комнату, не дождавшись согласия подружек невесты, и, вопреки всем обычаям, бесцеремонно схватил Милу за руку.
— Поехали, — сказал он.
Друзья его прошли вслед за ним и начали переговариваться, Миле казалось, что они в открытую насмехаются над ней.
Кто-то шепнул, да так громко, что она услышала:
— Не дорого берешь невестушку-то?..
Арсений замялся и покраснел.
Мила изо всех сил старалась не обращать внимания на скомканную церемонию и подначки друзей, списывая свое раздражение на нервы, но получалось не очень: настроение безнадежно испортилось. Наконец все расселись по машинами и поехали в загс.
Несмотря на недавнюю жару, день был прохладный, солнце светило, но уже не грело, сентябрьский колючий ветерок недвусмысленно намекал на вступление осени в свои права.
На Милу, вставшую в пять утра и уже изрядно измученную встречей родни, подготовкой к церемонии и переживаниями, к тому моменту, когда они приехали в загс, вдруг накатили усталость и опустошение. Она пыталась сосредоточиться, но лица и события мелькали перед ней как в тумане — женщина, зачитывавшая традиционный текст, Арсений, надевающий дешевенькое колечко ей на палец, слова поздравления и букеты цветов, которые дарили гости. Она только беспрестанно всем улыбалась и поворачивалась во все стороны, как китайский болванчик.
После загса гостей сразу повезли в ресторан, минуя традиционную прогулку по городу. Ушитое платье царапало и кололо в боку, и Мила сидела как на иголках.
Платье это достали в последний момент, взяли его у знакомой Зои Павловны, которая недавно выдавала свою дочь замуж. Миле оно оказалось велико, и его наскоро ушивали, искать другое не было времени.
— Подождали бы, куда спешить, — бурчала будущая свекровь, торопливо наметывая швы.
— Мать, ну ты даешь, если заявление подали, чего еще ждать? — возражал Арсений.
— Платье-то некрасивое. Как твоя невеста в нем будет смотреться? Оно на ней сидит куце.
— Платье — это не главное, — отвечал сын. — Правда, Милка?
Мила, все еще робевшая в присутствии матери Арсения и чувствовавшая себя неуютно, ничего не сказала.
— Ну, в конце концов, вам решать. — Зоя Павловна внимательно взглянула на будущую родственницу и тоже замолчала.
Все дальнейшее Мила почти не запомнила, виной ли тому шампанское или усталость, но впоследствии тот день всплывал в памяти лишь отрывочными кусками.
Она помнила, как в ресторане кому-то было плохо, как пили недорогое крепленое вино и водку, как на столе почему-то оказались не та закуска и горячее, которые заказывали, и брат Зои Павловны, Михаил Павлович — стареющий импозантный мужчина с командным голосом, ходил ругаться с администрацией.
Помнила, как Арсений танцевал с Танькой, и она почему-то жутко его ревновала.
И как стеснялась она отца и матери, их простых манер и натруженных рук со следами тяжелой работы, в царапинах от земли. Ей казалось, что всем это бросается в глаза. Потом она вспоминала эти свои переживания со жгучим стыдом.
Родители Милы сидели, смущенные роскошью, и, по-видимому, чувствовали себя не в своей тарелке посреди столичного размаха. Изредка они робко поглядывали на дочь. Отец все тянулся к бутылке, и Мила со страхом наблюдала за ним. Обычно он не пил, но по праздникам, когда все-таки принимал «на грудь», мог быть раздражительным и желчным.
Тетя Наташа старательно игнорировала сестру, будто подчеркивая пропасть между ними, и с интересом поглядывала на родственников жениха, особенно на дядю Арсения, надеясь обзавестись полезными связями и знакомствами.
Еще Мила помнила, как потом ее отец, бледный, нетрезвый, курил в вестибюле ресторана, привалившись к огромному зеркалу в пол, а она стояла в свадебном платье напротив. Вечер был еще более холодным, чем день, сквозняк свободно забирался под тюль, и она вся продрогла.
Отец не смотрел на нее и как-то нехотя спросил:
— И что же, ты так и не доучишься, дочка?
— У нас сейчас другие планы, Арсений хочет, чтобы мы вначале построили семью.
— Арсений хочет, — вдруг с непонятным раздражением буркнул отец и плюнул на пол.
— Пап, ты что? — в ужасе прошептала Мила и оглянулась.
— А что ты-то хочешь? Нашла своего Арсения и в рот ему смотришь. Так и будешь делать, что он тебе говорит, всю оставшуюся жизнь? Для этого мы тебя растили? Дело твое, конечно, но мне кажется, что ты совершаешь ошибку. А Арсений твой — напыщенный дурак, если не понимает, что делает тебе хуже. Кому ты без образования нужна будешь?
— Не говори так, — вспыхнула Мила, — ты его совсем не знаешь.
Он махнул рукой.
— Я окончу институт позже. Это никуда не денется, — продолжала Мила.
— Дело твое, — он вдруг как-то сразу сник и потерял задор, как будто из него выпустили воздух.
Неожиданно в дверях появился Арсений, Мила даже не поняла, как это он так тихо подошел. По всей видимости, он слышал их разговор. Она стремительно начала краснеть.
Арсений молча шагнул к ней и, взяв ее чуть выше локтя, подтолкнул в зал.
— Пошли, гости ждут. Надолго уходить невежливо, — сказал он сквозь зубы.
— Подслушивал? — хмуро поинтересовался отец. — Останься, дочка, мы еще не закончили, — при виде зятя он как будто сразу оживился, — а ты не понукай.
— Она теперь моя жена. Что хочу, то и делаю. И вы мне не указ.
— Купил ты ее, что ли? — едко спросил отец, но тут Мила схватила Арсения за руку и повела в зал.
Отец с трудом отлепился от стены и, грустно покачав головой, бросил им вслед:
— Ладно, не буду вас учить. Делайте, как знаете.
После этого Мила долго плакала в дамской комнате, и почему-то никто не пришел ее утешить.
Потом она привела себя в порядок и вышла к гостям.
В первую брачную ночь Арсений был пьян, и у молодых ничего не получилось. В середине ночи он, измученный, вскочил с кровати и убежал на кухню, где и заснул прямо на полу.
Сначала молодые жили у Зои Павловны, но вскоре переехали в собственную квартиру Арсения, которая досталась ему по наследству от бабушки. Мила с удовольствием окунулась в семейную жизнь, готовила еду, убирала квартиру, Арсений доучивался последний год в институте и параллельно, по совету дяди, устроился на заработки в солидную фирму.
Со свекровью Мила сдружилась, обе женщины легко смогли найти общий язык. У Зои Павловны очень быстро исчезло первоначальное недоверие к невестке, и она привязалась к девушке всей душой, полюбив ее за незлобивый мягкий характер и трудолюбие. Во всех спорных ситуациях она теперь принимала ее сторону, зная непростой характер сына.
Документы из института Мила забрала почти сразу же после свадьбы. Она пыталась было спорить с Арсением, говорила, что хочет учиться, но он категорически настаивал, и она уступила.
Мила сидела на кровати и лихорадочно потирала руки. Этот жест стал у нее признаком взвинченности и нервозности. А нервничать приходилось все больше и больше: в их семейной жизни далеко не все было гладко. Они с Арсением никак не могли наладить свою, как пишут в медицинских журналах, «интимную жизнь». У него нередко ничего не получалось, он злился и обвинял во всем Милу.
