вступят. А потому, брат Вацлав, нужно надеяться только на себя, на свои ресурсы… И думать… Хорошо думать, как все устроить…
Андрей отвернулся и надолго замолчал. Говорить дальше было не о чем — ничего хорошего в будущем орден не ждало. Так, трепыхание долгое, что и конвульсиями не назовешь, но и полноценной жизнью тоже. Борьба за существование, короче, и тяжкий камень на шее в виде закарпатских земель, что живьем поедаемы воинственными и многочисленными уграми.
Молча стояли рыцари на башне — Вацлав не мешал размышлениям командора о делах, Андрей же с напряженным вниманием следил за Милицей, что вышла прогуляться во двор, погреться в последние теплые деньки уходящей осени. Ведь ее ждет холодная зима в каменных замковых стенах…
— Забери пани с собой, брат-командор! — Вацлав словно прочитал его мысли, но голос был просящим. — Не гоже Милице в нашем замке зимовать, зачем ей здесь страдать, да и нам тоже…
— То есть как это понимать прикажешь?
Андрей удивился сказанному, и особенно тому, что рыцарь не договорил, умолчал. Лицо брата Вацлава внезапно ожесточилось — с таким видом обычно режут правду в глаза.
— Несчастье она одно приносит. Мыкается по замкам, как ей родичи в приюте отказать могут?! — Вацлав хмуро говорил, опустив голову и не глядя Андрею в глаза. — А горе-злосчастье следом идет — то замок угры возьмут, то еще беда какая-нибудь случится. В последнем, говаривали, после ее появления то ли мор случился, то ли еще какая напасть… Даже священник Богу душу отдал, а их и так мало у нас осталось… Не идет никто на верную погибель… Судачили о том, что он в нее влюбился и не смог побороть искушения… Прости Господи! — Вацлав торопливо перекрестился и, как показалось Андрею, еле удержался от того, чтобы не сплюнуть через плечо. — И замуж потому ее не берут — трижды выходила, и все супруги сгибли. Вот так-то, брат-командор! Забери ты ее от греха подальше. К пану Сартскому отправь, он ей дальним родичем приходится! Пусть приют даст…
При упоминании имени заклятого недруга голос Вацлава чуть задрожал от радости, а глаза сузились, будто несбыточное желание осуществилось — и теперь Сартскому придется расхлебывать все подлянки судьбы, что привезет ему несчастная пани.
— И прости, брат-командор! Уезжал бы ты отсюда поскорее. Мало ли что, вдруг угры на последний набег решатся. Замок, конечно, не возьмут, нас тут втрое больше стало, зато до снега сидеть в осаде будем. А зимой в горах тяжела будет обратная дорога в Белогорье. Ты там нужен, ваша светлость, а не здесь. Езжай, брат-командор, очень тебя прошу. Маятно у меня на душе, как бы что худое не вышло. Уезжай уже завтра, брат!
Вацлав с мольбой взглянул на нахмурившегося Андрея. И видя сомнение на его лице, усилил нажим:
— Сам тут справлюсь, невелики труды. Зато на сердце спокойнее враз станет. И пани Милицу забери с собою, нечего ей в нашем замке делать. Прошу тебя…
У Вацлава так жалобно задрожал голос, что Андрей осознал — рыцарь действительно будет чувствовать себя намного лучше, если он немедленно уберется из крепости.
Да и прав здешний комендант на все сто процентов — делать ему в этом «медвежьем углу» совершенно нечего. Так, произвел инспекторскую поездку, ознакомился с обстановкой на местах, пора и честь знать. И дела в Белогорье ждут, и опасно там — мало ли какая моча в голову пана Сартского ударит, хлопот потом не оберешься.
— Хорошо, — коротко ответил он, приняв решение. — Завтра я и мои люди уйдем из замка и с собой заберем паненку. Тебе оставим пять «синих» и полдюжины орденских арбалетчиков. Справишься?
— Да, брат-командор, — голос Вацлава задрожал от ликующих ноток. — Замок мы удержим, ведь вдвое больше воинов станет!
— А где сейчас брат Павел?
— Он в часовне убирается да в порядок ее приводит. — Вацлав махнул в сторону башни. — Мы там молимся всегда, но вот пастырской службы уже полгода не было. Хоть этот грех Господь воинам отпускает, но грешно и тягостно столь долгое время без исповеди и причастия воевать.
— Завтра и помолимся все, службу отстоим.
— Хорошо бы, брат-командор! — Вацлав искоса глянул на лицо Андрея и тихо спросил: — Когда ты к нам помощь отправишь?
— Как землю морозцем прихватит, брат Зигмунд фон Райтенберг обоз с продовольствием и фуражом сюда приведет, да я из Белогорья «синих» отправлю. Ничего, выстоим!
Андрей уверенно положил ладонь на чуть дрогнувшее плечо рыцаря, а сам посмотрел на горы, украшенные в желто-коричневые цвета уходящей осени. И на долину, где иногда встречался и серый цвет — то тут, то там изредка выступали небольшие скальники и осыпи.
Может быть, он и не углядел, но в тот момент Андрей смотрел на юг, куда уходила долина. Там, далеко от него, была равнина, но не христианской, а мусульманской Венгрии, или Угорщины, как ее здесь сейчас называли на древнеславянский лад.
— А это что такое? Никак твои дозорные скачут сюда? — Вацлав прищурился, вглядываясь.
Андрей присмотрелся и тоже увидел два маленьких красных пятнышка, что мелькали среди желто- коричневого фона. И подумал, что нужно что-то придумать с орденскими плащами — слишком бросался в глаза алый цвет.
— Никак угры пожаловали?! Пся крев! — Вацлав чуть ли не сплюнул, но сдержался. Лицо рыцаря ожесточилось, он громко закричал с башни копошащимся во дворе крестоносцам:
— Открывайте ворота, братья! Наши дозорные скачут! Готовьтесь к бою — угры сюда идут!
Во дворе тут же началась суета, но спокойная и деловитая. Воины хорошо знали, что им делать, да и давно привыкли жить под ежедневной угрозой внезапного набега. А Вацлав с тоскою посмотрел на командора и тихо сказал ему, чуть ли не шепотом:
— Как тут не поверить, брат?! Потому-то я и просил тебя уехать из замка и немедленно увезти Милицу… Она вечно всех под монастырь подводит… Господи, прости меня грешного…
ГЛАВА 5
— Оборзели, поганцы! Расположились, будто у себя дома, конину едят!
Андрей внимательно оглядывал растущий прямо на глазах лагерь угров. Три десятка повозок, столько же шатров, значительный табун лошадей, и про запас, и на еду, как выяснилось. И костры везде, на которых осаждающие готовили себе то ли поздний обед, то ли ранний ужин.
Сотня легковооруженных угров блокировала замок одной половиной, пока вторая полусотня с подошедшим обозом занималась обустройством лагеря.
Большой отряд, вполне достаточный для взятия маленькой крепостицы. Вот только неприятель на этот раз приступил к делу очень серьезно и обстоятельно — далеко в долине была видна извивающаяся длинная колонна всадников. Первая треть всадников неспешно шла в сверкающих на солнце доспехах, а дальше, вплоть до хвоста, все было черное, как те угры, что уже подступили к «Трем дубам».
Андрею даже показалось, будто сказочный змей полз к орденскому замку, толстый, обожравшийся, с головой, покрытой блестящей железной чешуей и смертельно опасный.
— Гулямы! Целая сотня, Боже мой! И еще с ними сотни три угров, никак не меньше, — севшим голосом кое-как прохрипел Вацлав, повернув к Андрею побледневшее лицо.
Андрей сдержался, дабы не уронить авторитет, а сердце внутри сжалось ледяным комком, он уже слышал про личную гвардию халифов много интересного, что не могло не вызвать заочного почтения к ним вперемешку с опаской.
Тяжеловооруженная арабская кавалерия ничем не уступала рыцарям, даже превосходила их. Нет, не в мастерстве или вооружении каждого отдельно взятого всадника, а умением действовать на поле боя в едином строю, дисциплинированностью и выучкой.
Именно после первых столкновений с гулямами христиане убедились в их силе — храбрые, но недисциплинированные рыцари, стремясь показать свою доблесть, часто ломали строй и не могли отразить
