— Ты безумец, Анджей! — Ласковый шепот девушки, в котором сквозило еле сдерживаемое ликование, ворвался в его сознание. — Я впервые по-настоящему ощутила себя женщиной, любимой и желанной. Не думала, что мужчина может так приласкать мою грудь, что там сердце замирает. Что это было, Анджей?! Теперь и умереть не жалко…
— Погоди умирать, Мила. С этим делом никогда не поздно, — тихо отозвался Андрей, с нежностью погладив ее ладонью по плечу. — Я думаю, что спасу тебя. Завтра ты покинешь крепость вместе со мною. Пойдем через горы к своим. Без коней, правда, но на своих двоих уйдем далеко.
— Подземный ход есть? — Девушка прижалась к нему еще сильнее, голосок задрожал от сдерживаемой надежды.
— Имеется, — отозвался Андрей и чуть повернул к ней лицо.
Он нашел ее полные и горячие губы, впился в них и почувствовал, как снова закипает в нем страсть, будто не было иссушающей тело ночи. Девушка с трудом оторвалась от него, приподнялась.
Предрассветные сумерки освещали келью лучше факела, и Андрей увидел перед глазами набухшие соски девичьих округлостей, покрытых темными пятнами засосов.
— Перестарался я, — он провел пальцем по пятну, а Милица радостно засмеялась, но тихо, еле слышно, благо бойница выходила наружу, а не в замковый двор.
— Нет, мой милый, — проворковала девушка, — я еще хочу тебя, безумно хочу. Отлюбить за всю мою нескладную жизнь. А ты… Не ожидала, что у тебя столько сил, ведь ты в возрасте…
— Не так я и стар, напротив, в самом соку, — Андрей горделиво постучал себя по торсу. — Мне ж только сорок три, какая уж это старость?!
— Действительно! — Милица лукаво улыбнулась и принялась сгибать пальцы на руке, считая вслух. — Один, два… Это до факела было, пока он не погас. Потом три, и вот перед рассветом четыре.
— Что четыре? — Андрей откровенно тупил, не понимая, что она подсчитывает. Милица снова засмеялась, и ее тихий смех зажурчал весенним ручейком.
— У меня больше раза никогда в жизни не было за ночь. А ты четырежды смог, мой повелитель. Еще один пальчик на ладошке остался…
Она тяжеловато, с явственным сожалением вздохнула, и только сейчас Андрей понял, в чем суть ее подсчетов, и возликовал той мужской гордостью, что и приводит зачастую к удивительной дури. Но думать о том он уже не смог, а сграбастал женщину, впился в ее грудь губами, втягивая в себя нежную кожу и ощущая ее дразнящий запах. И вскоре любовное безумие накрыло их…
— Иди, дочь моя!
Постным ханжеским голосом произнес Андрей, с таким же выражением на лице открывая тяжелую дверь перед Милицей, плотно закутанной в плащ.
Слова предназначались Арни, что вряд ли стоял перед дверью, но находился в коридоре и, тут к бабке не ходи, бдительно охранял «таинство исповеди».
Девушка еле слышно хмыкнула, словно подавилась смешком, и серой мышкою скользнула за дверь. Андрей хотел закрыть за ней, но не успел — испуганный вскрик разорвал предрассветные сумерки.
— Что такое?!
Рукоять меча сама легла в ладонь, и, выхватив клинок из ножен, он ворвался в коридор. И сразу увидел ее — Милица стояла у стены на дрожащих ногах, совсем по-детски засунув кулачок в рот от страха.
А потом он увидел Арни — оруженосец сидел на полу, прислонившись к стене. Он сжимал меч в руке, серебристая сталь словно очертила каменный пол.
— Твою мать!
Андрей бросился к верному телохранителю, протянув пальцы к шее — пульс нашел сразу и удивился. Этого быть не могло, но тем не менее случилось — верный телохранитель беспробудно спал младенцем и даже начал похрапывать.
Пара немедленно выданных пощечин к положительному результату не привели, тот продолжал мирно похрапывать, словно упившийся водкой запойный механизатор в подзабытой реальности.
Остался последний шанс — Андрей вытащил из медного кольца, прикрепленного к стене, глиняный кувшин и с размаха выплеснул воду на оруженосца.
Бесполезно!
Тот только почмокал губами, как ребенок, продолжая похрапывать. Как тогда Велемир…
«Велемир?! Боже мой!» — Андрея затрясло от нехорошего предчувствия, и он понюхал кувшин — чуть осязаемый, почти неуловимый запашок вызвал ассоциации с тем пробуждением в амбаре, куда положили его связанным, после того сонного зелья, что он неосторожно выпил.
— Никак «ведьмин одуванчик»? — пробормотал Андрей, ставя кувшин обратно в кольцо.
— «Сонная отрава»?! — негромко вскрикнула Милица, и он посмотрел на нее. Девушка побледнела, уцепившись дрожащими пальцами за расползающиеся в стороны края плаща.
— Похоже на то. Очень даже похоже… — тихо сказал Андрей и прислушался. С замкового двора послышалось ржание лошади, вот только человеческих голосов он не уловил, даже негромких. А ведь должны быть — караульные изредка перекликались, чтобы прогнать одолевающую даже самых бдительных из них дремоту.
Держа меч в руке, Андрей шагнул на винтовую лестницу, вышел на стену и сразу же наткнулся на караульного, что беззаботно дрых, свернувшись калачиком. Попытка разбудить его не увенчалась успехом — парень спал молодецким сном.
Богатырским!
Андрей огляделся, посмотрел на ворота, на верхушку башни, на стены и похолодел, хотя по спине и лицу тек горячий пот. Замок оборонять было некому — внутренний наряд спокойно и беспробудно спал.
А заодно и все лошади, и лишь одна отчаянно била копытом, стараясь дотянуться до бадьи с водой, которую до нее не дотащил конюх, так и рухнул рядом, обхватив бадейку рукою и задрав к небу седую бороденку.
— Что случилось, ваша светлость?! — рядом раздался знакомый голос, и Андрей обернулся.
Грумуж, в одной рубахе, лицо заспанное, но в руке меч, настороженно зыркал по сторонам. И увиденное явно ему не понравилось — глаза зло сверкнули.
— Похоже, что всех опоили, брат-командор?!
— Да. А раз и лошади лежат, то отраву в колодец бросили. Ты, перед тем как уснуть, воду пил?
— Пил, но с фляги, что у нас на стене висит. Хотел свежей из колодца налить, да сон сморил. Арни обещал разбудить на смену, да тут такое творится… Вот я и проспал, пока твой голос не услышал, брат- командор, — Грумуж виновато пожал плечами, как бы сетуя на то, что так вышло.
— Повезло тебе, паря. Если бы из кувшина хлебнул, что твой приятель сделал, тоже бы уснул. Ты сейчас пробегись по замку, посмотри, кто есть на ногах, а я в подвал спущусь.
Грумуж тут же стал спускаться по лестнице во двор, а Андрей повернулся к паненке, что дрожала, как осенний лист на ветру. Улыбнулся, стараясь спрятать охватившую его растерянность.
— Иди к себе, Мила, и никуда не выходи. Видишь, что у нас здесь творится. Иди, не спорь! — уже властно закончил он, видя, как та дернулась, пытаясь что-то сказать ему.
«Не хватало бы твоего причитания о том, что страшно тебе. Мне сейчас самому не до веселья», — и хоть он промолчал, но она прочитала в его глазах невысказанное — натянуто улыбнулась и тут же ушла в башню.
Андрей пошел за ней, только не подниматься стал по лестнице, а наоборот, быстро стал спускаться по ступенькам в подвал, остановился и требовательно стукнул кулаком по обитой железными листами двери.
— Кто? — глухо прозвучал голос Иржи.
— Я, фон Верт, — отозвался Андрей.
На той стороне загремел засов, и дверь отползла наружу, приоткрыв щель. В глубине стоял оруженосец с обнаженным мечом в руке.
— Ты не выходил из подвала башни?
— Нет, — с удивлением отозвался оруженосец. — Ты же сам приказал никого не впускать и охранять
