не сомневаюсь, что весь этот ловкий спектакль разыгрывается этой парочкой вместе».
На его счастье, лестница была пуста, они быстро спустились к высоким резным дверям и через десять минут уже ехали в квартиру князя Черкасского, где Александр пока жил. К счастью, он отпустил сегодня своего камердинера Жерома, по крайней мере, скандалить они с Еленой будут без свидетелей.
Путь проходил в гробовом молчании, наконец, коляска остановилась у маленького особняка, обнесенного кружевной чугунной решеткой с высокими изящными воротами, где в черные кружева была вплетена латинская буква «L».
«Интересно, кто был этот человек, имя которого начиналось с этой буквы, мужчина или женщина? — безнадежно думала Елена, сидя рядом со своим несостоявшимся женихом, — и что он со мной теперь сделает в этом прелестном доме?»
Она чувствовала, как мгновенно изменилось настроение Александра, когда он понял, что она понимает русский язык. Молодая женщина не могла однозначно ответить, узнал ли он ее или только вычислил в ней русскую. Но чутье подсказывало, что она разоблачена и граф в бешенстве оттого, что понял, кто она такая. Лошади цокали копытами по мощеным улицам, и Елене казалось, что удары отдаются у нее мозгу, но ее спутник, насупившись, молчал, и постепенно молодая женщина успокоилась и взяла себя в руки.
«Даже интересно, в чем он меня собирается обвинить. Ведь это он явился на нашу первую встречу с официальной любовницей, да к тому же не узнал меня, — подумала она, — да, я вышла замуж за Армана, но на это у меня были причины, правда, я не могу назвать ему главную — Мари. Посмотрим, как будет складываться разговор, я уже не та девочка, которую он знал два года назад, увидим, за кем будет последнее слово».
Елена приказала себе успокоиться и молча оперлась на поданную ей руку, сходя с подножки коляски.
— Проходите, пожалуйста, — пригласил Александр. Он снова перешел на «вы», и говорил только по- русски, как бы не замечая, что его спутница молчит, не отвечая на его слова.
Они прошли в уютный, обшитый резными деревянными панелями вестибюль дома, там Александр, подхватив свою спутницу под локоть, провел ее по широкому коридору и распахнул двери большой гостиной. Эта красивая комната, обставленная мебелью красного дерева, имела явно нежилой вид: следы пыли на большом зеркале, висящем над камином, на боках шкафов, на овальном столике с мраморной столешницей говорили о том, что в этот дом Василевский въехал недавно и не успел еще привести его в жилое состояние.
— Садитесь, — граф пододвинул спутнице кресло и сел напротив нее.
Елена молча уселась, расправила юбку и замерла, сцепив руки на коленях и опустив глаза. Весь ее вид говорил о том, что она приготовилась обороняться. Поняв, что она так и будет молчать, Василевский заговорил первым, в голосе его звучало неприкрытое отвращение:
— Мы здесь с вами одни, никто нам не помешает объясниться. Может быть, вы, наконец, скажете мне, как Елена Солтыкова, обещавшая ждать меня в Санкт-Петербурге, стала маркизой де Сент-Этьен в Париже? И что я должен был думать, разыскивая вас по оставленному адресу, где никто никогда не видел такой девушки и даже не слышал такого имени?
Елена молчала, оскорбленная тоном, которым задавались вопросы. Взбешенный ее молчанием граф вскочил и, чтобы успокоиться, схватил с каминной полки походный кожаный футляр с тремя короткими трубками в янтарных мундштуках и отделением для табакерки. Швырнув его на стол, он выхватил одну из трубок, открыл золотую табакерку и начал набивать табак. Он был так занят, что не заметил, как побледнела молодая женщина.
— Откуда у вас этот набор? — тихо спросила она, схватившись за горло.
— О чем вы говорите? — не понял Александр, но, посмотрев на собеседницу, ответил: — Это трубки моего друга, квартиру которого я временно занимаю. А почему вас это так волнует?
Елена взяла в руки крышку табакерки и перевернула ее: на выпуклой золотой поверхности была бриллиантами выложена красивая, вся в завитушках буква «А».
— Фамилия вашего друга Черкасский? — спросила она, глядя на графа с каким-то странным выражением.
— Да, моего друга зовут Алексей Черкасский. Но какое вам до этого дело? — раздраженно парировал он.
— Значит, вы после его смерти забрали себе все вещи друга? — глаза молодой женщины начали разгораться гневом.
— Вы с ума сошли? Какие вещи? — возмутился Василевский, но, вспомнив, что перед ним женщина, взял себя в руки и объяснил: — Алексей оставил вещи в квартире, которую он занимает, а я временно поживу в его доме, пока он в Англии.
— Он уехал в Англию? — из глаз Елены брызнули слезы, и она разрыдалась.
— Да что происходит? Какое вам дело до Алексея Черкасского? — граф смотрел на рыдающую маркизу и не знал, что ему делать.
— Он — мой брат, — всхлипывая, сказала молодая женщина, — я думала, что он погиб…
Василевский опустился на стул, молча ожидая, когда же Елена успокоится. Наконец, всхлипывания прекратились, и она отняла руки от заплаканного лица. Робкая улыбка, появившаяся на ее губах, против воли показалась Александру такой прекрасной, что он подумал:
«Как радуга на грозовом небе. Ну что же это за женщина — как можно быть одновременно такой прекрасной и такой упрямой?!»
Граф молча смотрел на свою бывшую невесту, ожидая, что же будет дальше. Гнев его при виде слез Елены испарился, как будто его и не было, осталась только тяжелая боль в сердце, ведь теперь он начал понимать, что женщина, которая так много для него значила, похоже, не только не ждала его, но сделала все, чтобы он ее не нашел.
Елена вытерла слезы и, наконец, заговорила:
— Спасибо вам, это — такое счастье, ведь нам с сестрами сказали, что Алексей погиб под Москвой. Я не знаю, где произошла ошибка, но сейчас я бесконечно рада.
— Он был тяжело ранен под Бородино, его признали мертвым и записали как погибшего, но его слуга вынес Алексея с поля боя и отвез в имение, где старая травница выходила его.
Александр начал рассказывать то, что узнал от друга, с удивлением глядя на лицо молодой женщины, жадно ловящей каждое его слово.
— Аксинья, — тихо проговорила Елена, — так звали эту травницу. Она и нашего отца выходила за двадцать лет до этого.
— Правильно ли я понимаю, что я имею честь разговаривать со светлейшей княжной Черкасской? Может быть, вы назовете мне и свое имя? — осведомился Александр.
Ирония, сквозившая в словах графа, обижала Елену, но, честно подумав, она признала, что он имел право обижаться на нее.
— Меня зовут Елена Черкасская, но маркиза де Сент-Этьен — тоже мое имя, — она помолчала, и чуть слышно закончила: — Я вышла замуж за маркиза де Сент-Этьена через два месяца после нашей встречи.
— Вот как? Значит я уже почти два года, как свободен, а вы не соизволили мне об этом сообщить. Не очень порядочно с вашей стороны. Я считаю себя помолвленным, не могу создать семью, бегаю по всей стране в поисках моей исчезнувшей невесты, а она проживает в Париже, будучи давно замужем. И как можно назвать такое поведение?
Александр брезгливо посмотрел на молодую женщину, она заметила презрительный взгляд и не осталась в долгу.
— Когда Талейран нас знакомил, вы, насколько я помню, были с официальной любовницей, с которой вместе проживали в Париже. Что-то помолвка вам не помешала вести разгульный образ жизни, — ехидно заметила Елена и в гневе выпалила: — Вы же ничего обо мне не знаете! Не знаете, почему я приняла это решение. Как вы смеете меня осуждать! Впрочем, в ваших нотациях я не нуждаюсь. Немедленно отвезите меня домой!
Маркиза встала и пошла к выходу из дома. Василевский молча пошел за ней. Коляска по-прежнему
