— О, господи… Почему он связан?
— Связан потому, что вы и мистер Симпсон, которого я сейчас предупрежу, должны будете сдать его полиции. Эйнжи, давайте быстренько откройте номер мистера Барта с гой стороны. Быстро. Мы с вами должны будем внести его туда и оставить.
— Но бог мой, мистер Ткела, объясните, что случилось?
— Эйнжи, быстро откройте номер, потом я вам все объясню.
Эйнжи исчезла; через пять минут ключ в двери номера повернулся. Втащив Барта в номер и уложив его на диван, Жильбер сказал как можно строже:
— Эйнжи, теперь вы должны будете запереть мистера Барта в его номере. И ждать указаний мистера Симпсона. Вы поняли меня?
— О, мистер Ткела… — В глазах Эйнжи стоял испуг. — Я ничего не понимаю.
— Делайте, что вам говорят! Все!
Спустившись вниз и предупредив Симпсона, чтобы тот сообщил о Барте в полицию и ждал его возвращения, Жильбер бросился к «форд-фиесте». Через минуту он уже разворачивал машину. В самый последний момент, уже дав газ, он вдруг увидел, что на стоянке припаркован черный «БМВ». Однако выяснять, чья это машина и имеет ли она какое-то отношение к Барту, у него уже не было времени.
Поставив на барьер ложи бокал с охлажденным гранатовым соком, Нгала посмотрела на поле. После того как Мухаммед сообщил ей, что Жильбер здесь и, судя по всему, не собирается выезжать из «Шератона», настроение у нее улучшилось. Если Жильбер здесь, они обязательно увидятся. Может быть, даже сегодня. И в конце концов объяснятся. Все же остальное, что она сейчас видела и слышала, было просто прекрасно. Ярко-зеленое поле, музыка, солнце, лошади, жокеи в пестрых одеждах. Как только что ей объяснил Мухаммед, приз, который будет сейчас разыгран, считается в программе главным. И приз этот, добавил Мухаммед с улыбкой, обязательно выиграет Анри.
Она хорошо видела Анри. Сначала он проскакал на Гугенотке перед трибунами, затем, остановив лошадь, заставил ее шагать по дальней дорожке. Сейчас Анри готовился к старту. Что ж, подумала Нгала, может, и ей когда-нибудь повезет. Непонятно, почему так получалось, но она всю жизнь ошибалась в выборе. Но не вечно же будут продолжаться эти ошибки. Она должна найти свое счастье. Должна.
Впрочем, подумала она, взяв бокал с соком, счастьем можно считать уже то, что она сидит сейчас на этой трибуне. Она видит Анри. И знает, что скоро увидит Жильбера. А это почти счастье.
Два мощных телохранителя, державшие Гугенотку под уздцы с двух сторон, осторожно подвели ее к стартовому боксу. Затем, тщательно осмотрев бокс, вышли из него, присоединившись к стоявшим у дорожки еще двум телохранителям. Телохранители по настоянию Мухаммеда наблюдали за Анри с первого же выступления его здесь, контролируя все процессы на ипподроме от взвешивания до старта. Мухаммед не скупился всего личных телохранителей у Анри было двенадцать.
Сдерживая гарцующую под ним Гугенотку, Анри посмотрел в сторону ложи для почетных гостей: мать, как и раньше, сидела у самого барьера, глядя в его сторону. Трибуны были забиты до отказа, и Анри отлично знал: причиной такого наплыва стал он сам. Точнее, созданный рекламными агентствами по заданию Мухаммеда его образ — образ жокея, который никогда не проигрывает. Впрочем, у рекламных агентств для создания такого образа были все основания — из тридцати последних скачек он выиграл двадцать девять, лишь в одной уступив победителю полголовы.
Судья дал команду заводить лошадей в боксы, и Анри, подав Гугенотку, ввел ее в бокс. Затем, когда одновременно с сигналом стартера дверца открылась, Анри, припав к шее Гугенотки, цокнул, и лошадь рванулась вперед. Над трибунами взорвался многоголосый крик; под этот все усиливающийся крик они с Гугеноткой с самого начала повели скачку. За ними скакало около тридцати лошадей, но Анри отлично знал, что ни одна из них не сможет составить сколько-нибудь серьезную конкуренцию Гугенотке. Без особых усилий пройдя первым две трети дистанции, Анри, подходя к последнему повороту, на всякий случай оглянулся. Вплотную за ним, готовые, вздумай он чуть-чуть сбавить пейс, тут же захватить его, скакали три лошади. Взмыленные морды качались у самого крупа Гугенотки, жокеи держались на стременах, сильно пригнувшись, так что он смог увидеть лишь их картузы. Американец, англичанин, француз… Двое, американец и англичанин, считались фаворитами вместе с ним, француз же, которого звали как будто бы Ги Булле, вообще выплыл откуда-то из темноты. Этот Ги Булле был провинциалом, кажется, из Лиона; до этой скачки Анри никогда о нем не слышал. Он даже его имя узнал лишь из сегодняшней программки. Ладно, подумал он, какая разница, кто за мной скачет. В любом случае Гугенотка выиграет у второй лошади как минимум корпус.
В поворот они с Гугеноткой вошли, как он и рассчитывал, первыми. Пейс кобыла держала необычайно легко, и Анри, ощущая в Гугенотке огромный запас сил, решил избавить ее от посыла. Он лишь мягко пригнулся, припав к напряженно вздрагивающей шее. Так, распластываясь над дорожкой, они почти было прошли поворот, как вдруг кто-то с огромной силой ударил Анри в плечо. Толчок был таким мощным и так точно рассчитан, что Анри еле удержался, чтобы не вылететь из седла. В первые мгновения он не смог даже оглянуться, сосредоточив все усилия на том, чтобы восстановить равновесие. Лишь выйдя из поворота, он бросил короткий взгляд назад. Рядом, не выдержав бешеного пейса, постепенно отпадал назад на своем жеребце Ги Булле. Все ясно, подумал Анри, его толкнул этот, неизвестно откуда вынырнувший француз. Причем толкнул очень расчетливо, в момент, когда Анри и Гугенотка закрыли его от объектива телекамеры, ведущей съемку с едущей по внутренней дорожке машины. Ничего себе прикол, подумал Анри. Ведь если бы при падении он не сломал себе шею, его наверняка затоптали бы скачущие следом лошади… И все же он удержался… Удержался, удержался, удержался, повторял он про себя… И в этот момент вдруг понял: он падает. Еще не понимая, в чем дело, он попытался ухватиться за гриву. Тщетно: опоры с правой стороны, там, где его только что надежно поддерживало путлище из сыромятной кожи, уже не было. Черт, успел подумать он, как же могло случиться, что путлище оборвалось… Ведь он сам проверял его перед самой скачкой… Это было последнее, что пронеслось в голове. Ударившись о землю. он вдруг понял: этот удар так силен, что он, Анри Дюбуа, раскалывается. Затем наступила темнота.
Резко затормозив перед уже знакомым ему входом в ложу, Жильбер выскочил из машины. По шуму над трибунами, по стоящим около входа в ложу полицейским, вообще по всему попытался определить: случилось ли уже что-нибудь или еще нет. Понять это было невозможно. Трибуны шумели довольно сильно, но ведь это вполне мог быть обычный шум, сопровождающий скачку. Что же до полицейских, по ним вообще ничего нельзя было понять. Они стояли в спокойных позах, о чем-то непринужденно переговариваясь. Лишь когда Жильбер кинулся к ним. один из полицейских, уже знакомый ему инспектор, настороженно покосился в его сторону.
— Инспектор, простите… — Жильбер перевел дыхание. Что, на ипподроме все в порядке?
— На ипподроме? — Инспектор пожал плечами. — Вроде все в порядке. — Жильбер продолжал смотреть на него, и инспектор добавил: — Все в порядке, если не считать, что только что какой-то жокей упал с лошади. Сэм, я не ошибся?
— Нет, сэр, — сказавший это констэбль поправил бляху на груди. — Все подтвердилось, упал жокей.
— Что за жокей, вы не знаете? Жильбер повернулся к констэблю.
— По-моему, Анри Дюбуа. Да, Анри Дюбуа, новоявленная знаменитость. Из Франции.
— И… что с ним? — Жильбер впился взглядом в лицо констэбля. — Он жив?
— Сэр, вот этого я не знаю. Констэбль вежливо улыбнулся. — Я знаю только, что он упал с лошадки на всем скаку. Откуда мы можем знать все остальное?
— Мистер Ткела, вы можете все узнать у мистера Мухаммеда, — сказал инспектор. — Кстати, он вас
